[118]. Он писал: «У просвещенного абсолютизма и революции было много общего, вследствие чего оба явления можно подвести под одно общее понятие преобразовательного движения XVIII века под знаменем общественных идей этого столетия»[119].
В 30-е годы нашего столетия историки Западной Европы сделали попытку комплексно и всесторонне изучить проблему «просвещенного абсолютизма», выйдя из географических рамок Европы и временных рамок XVIII столетия. Попытка оказалась неудачной, поскольку «просвещенный абсолютизм» в конце концов рассматривался здесь не как конкретное историческое явление европейской истории XVIII в., эпохи начинающегося перехода от феодальной к капиталистической формации, а как модель государственного вмешательства в экономическую и политическую жизнь с использованием просвещения, науки, философии. «Просвещенный абсолютизм» был «обнаружен» и в глубокой древности, и в новейшее время не только в Европе, но и на других континентах. В это понятие включили и деятельность Перикла в Древней Греции, и Макиавелли, и революцию Мейдзи в Японии, и даже фашистскую диктатуру Муссолини в Италии. После второй мировой войны этот антиисторический подход был отброшен и основное внимание историков сконцентрировалось на конкретноисторическом изучении реформ, проводившихся в 1740—1780-е годы в ряде европейских государств. В последние десятилетия к проблеме «просвещенного абсолютизма» заметен стойкий интерес и зарубежных и отечественных историков. Значительным достижением стал, в частности, выпуск в 1985 г. коллективного исследования «Просвещенный абсолютизм» под редакцией А. Собуля и Б. Кепечи[120].
Суть политики «просвещенного абсолютизма» состояла в том, чтобы, не меняя по существу государственных форм абсолютной монархии, в рамках этих форм, сверху проводить реформы в экономической, политической, культурной областях, направленные на модернизацию, устранение наиболее одиозных, устаревших, явственней всего тормозящих движение вперед проявлений феодального порядка.
Реформы «просвещенного абсолютизма» прежде всего диктовались объективно назревшими потребностями преобразования всего Европейского континента на началах новой социально-экономической формации — капитализма. Усиливающаяся необходимость перемен, необходимость объективная, во все большей степени осознавалась мыслящими людьми той эпохи. Нравственным стимулом таких реформ была получившая распространение идеология Просвещения, ярче всего представленная во Франции, призывавшая подвергнуть все суду разума и перестроить общество на разумных началах. Для французских просветителей Англия и Голландия, несмотря на явный упадок последней, упадок, впрочем, относительный (просто Нидерланды вернулись в разряд держав второго ранга в силу своих размеров и численности населения), были эталоном для подражания (Вольтер, Монтескьё).
Еще одним важным доводом, который во многом способствовал убеждению в необходимости реформ сверху для усиления собственного государства, был пример петровской России. Далекая, плохо известная Московия, как часто по традиции именовали в Западной Европе возникшее на востоке континента огромное государство, в результате преобразований конца XVII — первых десятилетий XVIII в. превратилась в первоклассную могучую великую державу — Российскую империю. Не случайно именно Вольтер, главный проповедник идей «просвещенного абсолютизма», видел в Петре Великом образец того идеального монарха, который своей властью может преобразить страну на началах разума.
Просветительские и реформистские идеи были восприняты различными группами привилегированного феодального класса, интерпретировавшими их в соответствии с собственными интересами. Проблемы, которые все острее и острее ставила перед ними усложняющаяся действительность Европы XVIII в., усиливали осознание необходимости перемен, реформ, хотя здесь еще не ставилась и не могла ставиться задача смены феодального строя чем-то новым.
На почве идеологии Просвещения возникли не только идеи «просвещенного абсолютизма», но и конституционалистские теории. Если «просвещенный абсолютизм» стремился преобразовать старое общество, укрепляя неограниченную власть монарха, при помощи этой власти, то представители просвещенного дворянства считали необходимым, черпая идеологическое обоснование прежде всего у Монтескьё, модернизировать старую представительную феодальную сословную систему, сделать именно ее орудием преобразований общества.
Просвещенная аристократия наиболее громко заставила говорить о себе в Речи Посполитой, а также в Швеции «эры свобод», но идеи перехода власти к просвещенной аристократической олигархии можно встретить и в государствах, где утвердился абсолютизм, в России, например, или в Габсбургских владениях, прежде всего в непокоренной Венгрии. Здесь просвещенная аристократия, вдохновляясь отчасти идеями Просвещения, пыталась противопоставить свою альтернативу «просвещенному абсолютизму», выступая в качестве оппозиции.
Тем не менее в целом, в смысле отражения интересов привилегированных классов, система «просвещенного абсолютизма» была гораздо более распространенной. Просвещение создало с разными вариациями утопический образ мудрого монарха с неограниченной властью, способного осуществить преобразование общества на началах разума. Вольтер прежде всего в своих философских, исторических и литературных произведениях («Генриада», «Задиг», «Век Людовика XIV») высказывал сочувствие идее просвещенного монарха, подчеркивая заслуги монархической власти в борьбе с феодальной анархией. От государя-философа, монарха, воспитанного на идеях Просвещения, Вольтер ждал отмены наиболее одиозных пережитков феодализма, покровительства просвещению и борьбы с суевериями и религиозной нетерпимостью. Для Вольтера «добрый, просвещенный монарх» с его реформами был как бы мостом к ограниченной монархии, к конституционализму. Свой идеал он видел в Генрихе IV и Людовике XIV, а в его время — во Фридрихе II и Екатерине II. Таким просвещенным монархом Вольтер считал и Петра I. Он приветствовал государственный переворот 1772 г. в Швеции, считая, что Густав III, восстановивший полуабсолютистский государственный строй, нанес удар по феодально-олигархической системе. Большие надежды Вольтер возлагал на реформаторскую деятельность Тюрго. Своеобразное идеологическое оформление доктрины «просвещенного абсолютизма» было дано также физиократами, называвшими эту систему «легальным деспотизмом». Физиократы, прежде всего Мерсье де ла Ривьер, считали, что сильная королевская власть нужна для обеспечения естественных свобод и прав человека — права собственности и экономических свобод. Абсолютный монарх, познавший естественные законы, стоящий на их страже, — вот идеал физиократов.
Идеи французских просветителей нашли самое широкое отражение в трудах идеологов «просвещенного абсолютизма» в разных странах — от России до Португалии. Попав на иную социально-экономическую почву, эти идеи трансформировались в зависимости от интересов тех слоев, представители которых на них откликались. Если у французских просветителей «просвещенный монарх» в конечном счете должен был построить царство разума, т. е. буржуазное общество, то главной и основной целью самих «просвещенных монархов», при всей их просветительской фразеологии, оставалось укрепление существующего строя, сохранение господства феодального класса, усиление абсолютистского государства, его финансовой и экономической мощи.
Наиболее углубленно монархическую концепцию «просвещенного абсолютизма» дали коронованные «философы», прежде всего Фридрих II, а также Екатерина II в своих историко-публицистических произведениях, а затем в знаменитом наказе Уложенной комиссии!767 г., где, опираясь на теорию естественного права, она обосновывала принципы самодержавного правления. С одной стороны, философствовавшая императрица депларировала прогрессивные просветительские идеи, а с другой — выступала за сохранение самодержавия, всевластия дворянства, сословного строя и, что самое главное, крепостного права.
Хотя именно идеи французского Просвещения оказали первостепенное влияние на формирование идеологии «просвещенного абсолютизма», но их восприятие было подготовлено политической мыслью в различных странах, прежде всего теоретиками абсолютизма. Видное место здесь занимает Самуэль Пуфендорф, теоретик естественного права, который выдвинул мысль о государе как о первом слуге государства, воспринятую впоследствии Фридрихом II и Иосифом II в качестве основополагающего принципа «просвещенного абсолютизма». Идея религиозной терпимости отстаивалась Лейбницем, продолжатель которого Христиан Вольф выдвинул идею о всемогущем государстве на службе общественного блага. В монархии Габсбургов венская юридическая школа Риттера, Мартини и Юсти развивала традиции Пуфендорфа, что легло в основу йозефинизма. Признавая принцип общественного договора, венские юристы настаивали на том, что неограниченная власть должна служить общему благу. Они также развивали принцип подчиненности церкви светскому государству. В средиземноморских странах тенденции идеологии «просвещенного абсолютизма» проявились прежде всего в религиозной области. Итальянские мыслители Джанноне, Муратори и другие также отстаивали независимость государственной власти от церкви и римской курии. Аналогичные тенденции прослеживались и в Испании. Не случайно, религиозные вопросы заняли первостепенное место именно в католических странах.
Страны Северной Европы — Датско-норвежское королевство и Швеция — были близки к германским протестантским государствам, испытывая двойное — французское и германское — идеологическое влияние. В Швеции в обстановке кризиса 60-х годов, резкого обострения классовых и сословных противоречий, появления революционной ситуации в конце периода «эры свобод» распространение идеологии «просвещенного абсолютизма» способствовало успеху государственного переворота 1772 г. Густава III.