Европа нового времени (XVII—ХVIII века) — страница 13 из 165

Второй этап Фронды (1650–1653) носит название «Фронда принцев», поскольку тогда руководство антиправительственным движением перешло к аристократии. Определение политической линии принцев как линии феодальной реакции было бы неправильным. На деле у них не было никакой программы, выходящей за рамки удовлетворения собственного честолюбия или корыстного интереса. Никакого иного государственного строя, кроме абсолютизма, принцы себе не представляли. Определенная стародворянская программа разрабатывалась собравшимися в Париже в 1651 г. и потребовавшими созыва Генеральных штатов представителями провинциального дворянства, но именно эту программу принцы не захотели поддержать. Сила фрондерской аристократии состояла как в опоре на собственную разветвленную клиентелу, так и в особенности в том, что ей подчас удавалось использовать энергию плебейских движений для подчинения себе парламентов и городского патрициата. Отличаясь абсолютной беспринципностью, фрондирующие аристократы оказались гораздо больше, чем парламентские лидеры первой Фронды, способными заигрывать со стихией народных волнений.

Ни первая, ни вторая Фронда были бы невозможны, если бы не атмосфера широкого народного недовольства, царившего в то время во Франции. Фронда проходила под гул антиналоговых восстаний, начавшихся задолго до нее и не прекратившихся вместе с ней. Наиболее яркую страницу в историю Фронды вписало демократическое движение в Бордо, где в 1652–1653 гг. дело дошло до фактического установления в городе плебейской диктатуры.


* * *

Политическая ситуация, приведшая к Фронде, складывалась с 1643 г. В первые годы Тридцатилетней войны беспрецедентный рост военных расходов осуществлялся прежде всего путем повышения крестьянского налога — тальи; поступления от нее в казну выросли с 1635 по 1643 г. более чем в 8 раз. Однако к 1643 г. возможности дальше повышать талью (что правительство могло делать, не встречая возражений со стороны судебных палат) оказались исчерпаны: деревня была истощена, недоимки достигли огромных размеров. Перед правительством встала нелегкая задача корректировки финансовой политики, повышения сборов с горожан и привилегированных, прежде всего в самом Париже.

В 1643 г. умер король Людовик XIII и на престол вступил его 5-летний сын Людовик XIV. Настало время регентства королевы Анны Австрийской, с неизбежным ослаблением авторитета центральной власти. Права регента вообще считались ограниченными, а Анна к тому же даже возможностью править без регентского совета была обязана кассировавшему завещание Людовика XIII Парижскому парламенту. В столицу вернулись все изгнанные при Ришелье аристократы-оппозиционеры. Теперь они жаждали наград и отличий, удовлетворить их аппетиты не могла даже благожелательная к ним королева; не получая желаемого, они перешли в оппозицию к быстро занявшему свое место у трона первому министру кардиналу Мазарини.

В такой сложной обстановке в финансовой политике регентства стала обнаруживаться крайняя неуверенность. Новые налоги вводились и после протестов парламента отменялись; правительство пыталось повысить сборы с ввоза в столицу продовольствия, обложить то домовладельцев (которые в ответ повышали квартплату), то вообще всех зажиточных, то купцов, то ремесленников: повсюду оно сталкивалось с протестами и волнениями, все новые группы парижского населения начинали видеть в парламентариях защитников своих интересов, а в парламенте уже звучали речи о том, что всем бедам придет конец, если обложить ненавистных всем финансистов. Наконец, в 1648 г. правительство решилось ущемить материальные интересы самого «дворянства мантии», попытавшись отменить полетту — сбор, гарантировавший наследственность должностей. Тогда высшие судебные палаты Парижа: парламент, Счетная палата, Палата косвенных сборов и Большой совет — объединились и 16 июня 1648 г. начали проводить совместные заседания в Палате святого Людовика вопреки прямому запрещению двора, заявляя о своем стремлении провести общую государственную реформу. Это было уже начало Фронды. Направившуюся в этот день в королевский дворец депутацию парламента сопровождала большая толпа, требовавшая «пожалеть бедный угнетенный народ».

Политика министерства Мазарини по отношению к оппозиции была колеблющейся и непоследовательной, карательно-запретительные тенденции блокировались нежеланием начинать серьезную гражданскую войну, которая могла бы сорвать приближавшееся заключение Вестфальского мира. Начав с запретов, правительство вскоре пересмотрело свою позицию, санкционировав деятельность Палаты святого Людовика без ограничения сферы ее компетенции. С 30 июня по 10 июля эта последняя вотировала и представила на рассмотрение королевы предложения о реформе («27 статей»), которые тогда же начали проводиться в жизнь, поскольку правительство взяло курс на объявление государственного банкротства, дабы самому поживиться за счет финансистов. 9 июля получил отставку покровитель финансистов сюринтендант финансов Эмери. 11 июля было объявлено об отзыве из округа Парижского парламента почти всех интендантов, о сокращении тальи на ⅛ («27 статей» предлагали сокращение на ¼) и отмене недоимок по всем налогам. 13 июля было обещано создание Палаты правосудия для суда над финансистами. 18 июля решение об отзыве интендантов было распространено на всю страну, власть немногих оставшихся в пограничных провинциях интендантов была ограничена консультативными и военно-административными функциями. 20 июля парламент зарегистрировал декларацию о том, что впредь все эдикты о налогах должны утверждаться в высших судебных палатах; все не утвержденные ими поборы парламент объявил при этом отмененными.

Легко представить себе, как всколыхнули всю страну эти решения. Финансовая администрация во многих местностях была парализована, развернулись антиналоговые выступления. Крестьяне сплошь и рядом отказывались платить даже утвержденные парламентом налоги. 20–23 июля в самом Париже происходили демонстрации 6-тысячной толпы пришедших в город крестьян, которые требовали дальнейшего снижения тальи.

Напуганное правительство быстро стало тяготиться политикой уступок парламентариям. 31 июля через парламент была проведена в принудительном порядке «королевского заседания» декларация, утверждавшая «27 статей» лишь с существенными оговорками. Правительство особенно противилось одному из основных требований палат — уничтожению практики арестов без суда по простым королевским предписаниям («леттр де каше»). Недовольный парламент начал обсуждать вопрос о недостаточности уступок правительства. Мазарини быстро разочаровался и в кампании борьбы против финансистов. Известные дополнительные средства она дала, но и кредит был основательно расшатан, а парламент грозил подорвать его вконец, требуя суда над финансистами, — 22 августа он даже решил начать такое расследование собственными силами, не дожидаясь созыва Палаты правосудия.

В такой обстановке в Париж пришло известие о блестящей победе французской армии принца Конде над испанцами при Лансе 20 августа 1648 г. Явно переоценил свои силы, Мазарини принял импульсивное решение воспользоваться этой победой для перехода в наступление против оппозиции, арестовав ее лидеров в самый день благодарственного молебна 26 августа.

В этот день действительно были арестованы два парламентария, одним из которых был популярный в народе Пьер Бруссель. Народ пытался отбить арестованного, а когда это не удалось, Париж стал быстро и стихийно покрываться баррикадами. Маршал Ламейрэ, посланный с отрядом гвардейцев восстановить порядок, был окружен толпой и с трудом вернулся во дворец. На другой день, 27 августа баррикады были уже повсюду. Взялась за оружие и городская милиция — где из сочувствия к восстанию, где из опасений как бы народ не начал громить дома богачей, а иногда и просто под прямым давлением плебса. Народ напал на направлявшегося в парламент канцлера Сегье и чуть было не сжег его в доме, где он укрылся, спасло канцлера только прибытие отряда королевских войск. Парламент послал во дворец депутацию требовать освобождения арестованных. Королева обещала это только при условии прекращения общих заседаний парламента, и депутация отправилась обратно обсудить это предложение.

Но тут-то и проявилось, сколь далеким от пиетета было даже тогда отношение плебса к Парижскому парламенту. Возвращавшиеся ни с чем депутаты были освистаны народом, сам первый президент парламента Моле подвергся нападению отряда под началом какого-то подмастерья. Народ верил отдельным парламентариям — таким, как отличавшийся политической честностью и радикальными речами старик Бруссель, но вовсе не был склонен слепо доверять парламенту как корпорации. Парламентарии так и не смогли пробиться сквозь толпу и принуждены были вернуться во дворец, все более напоминавший осажденную крепость. Это произвело такое впечатление, что королева распорядилась освободить арестованных, и сразу после их возвращения в Париж 28 августа волнения прекратились.

Прошло еще два месяца в новых колебаниях правительства, то грозившего начать блокаду Парижа, то вступавшего в переговоры, — и наконец 22 октября 1648 г., в обстановке постоянных волнений парижского плебса, королева без изменений подписала составленный парламентом текст большой декларации, принимавшей все требования «27 статей», в том числе и пункт о прекращении произвольных арестов. Некоторые историки придавали особое значение этому требованию как провозглашению принципа свободы личности. Между тем парламентарии заботились прежде всего об обеспечении собственной безопасности и охране своей компетенции как судебного трибунала; само по себе требование о предъявлении обвинения не позже чем через 24 часа после ареста имело вполне традиционный характер — прецедентом для него было, как ни странно, одно из предписаний державшего своих опальных в клетках Людовика XI. Норму сокращения тальи определили в 20 % — на 10 млн ливров, косвенные налоги были сокращены на 5 млн ливров. Отменены были также все данные частным лицам торговые привилегии. При утверждении декларации в Счетной палате и Палате косвенных сборов в нее были внесены новые поправки: запрещалось сдавать на откуп талью и ограничивался 3 млн ливров фонд секретных расходов.