На протяжении 1635–1639 гг. между правительством Мадрида, действовавшим через вице-короля (в 1637 г. им стал Санта Колома), и местными властями, высшим органом которых была Депутация — комиссия, избиравшаяся каталонскими кортесами, шли бесконечные препирательства. Кортесы пытались доказать неспособность Каталонии поставить требуемое количество солдат и средств для снабжения армии. В 1639 г. Каталонии стала главным театром военных действий и соответственно усилилось давление на эту провинцию со стороны Мадрида. Летом 1639 г. кампании шла весьма неудачно для Испании. Каталонские отряды, сражавшиеся с французами, терпели поражении. Росло дезертирство: из официально поставленной Каталонией армии в 12 тыс. человек в августе 1639 г. в стране осталась половина, а к декабрю — лишь 800 человек. Непосильным грузом легло на каталонское население содержание всех расквартированных в Каталонии вооруженных сил.
Отношении между местными жителями и военными отрядами были настолько враждебными, что то и дело вспыхивали острые столкновения. Между тем Оливарес усиливает нажим на каталонские власти. В феврале 1640 г. он требует все новых и новых солдат для ведения войны не только на территории Каталонии, но и в Италии, а также дополнительных средств на содержание армии. Члены Депутации передают через своего представителя, посланного в Мадрид, что требования правительства неосуществимы, ибо «крестьянство совершенно разорено, а города остались без средств»[24]. Однако правительство приказывает вице-королю осуществить его распоряжение, применив силу.
В Каталонии назревал взрыв. Первым его проявлением стали апрельские события в небольшом городке Санта-Колома-де-Фарнес, жители которого не подчинились требованиям властей и не впустили в город подошедший к его стенам военный отряд. Завязалась перестрелка. На помощь горожанам пришли вооруженные крестьяне из окрестностей. Военный отряд вынужден был отступить.
Первая неделя мая ознаменовалась началом массовой вооруженной борьбы каталонских крестьян. Колокольный звон, приглашавший к выступлению, раздавался во все большем числе деревень. Крестьяне поднимались на борьбу не только для того, чтобы отомстить за жестокие расправы с жителями Санта-Колома-де-Фарнес и окрестных деревень, разрушенных до основания. Ими двигало прежде всего стремление изменить свое отчаянное положение, любой ценой преодолеть нищету, голод, болезни, усугубленные в тот год засухой и неурожаем. Вооруженные отряды приблизились к столице Каталонии Барселоне и 22 мая ворвались в город с возгласами «Смерть предателям!», «Долой дурное правительство!» и «Да здравствует король!». Сохраняя веру в добрые намерении не только короля, но и «своего» епископа, крестьяне по требованию последнего вскоре покинули Барселону. Но восстание охватывало все новые и новые районы. В городке Вик, где местные советники отказались передать войску призыв крестьян присоединиться к ним, вскоре появились листовки, обвинявшие советников и всех богачей в предательстве. Дома многих из них сжигались. Подобные сцены повторялись не однажды и в других местах.
Растерянность, страх перед все шире распространявшимся пламенем восстании на первых порах привели в замешательство местные власти Каталонии. Центральное правительство также пребывало в нерешительности, не сумев трезво оценить ситуацию в восставшей провинции. Попытки каталонской Депутации убедить правительство вывести из Каталонии войска по-прежнему оставались безуспешными.
7 июня 1640 г. в центре событий вновь оказалась Барселона: дома, в которых жили представители центральных властей, были разграблены и сожжены. Затем подверглись разгрому жилища богачей. Повстанцами был убит Санта Колома, к тому времени уже отстраненный правительством от должности вице-короля. В течение пяти дней городские власти были не в состоянии обуздать движение. По всей Каталонии бушевало пламя восстания. Правящие круги Каталонии оказались в очень тяжелом положении. С одной стороны, они были недовольны политикой Мадрида и выступали инициаторами борьбы за сохранение автономии своей провинции. Поэтому когда повстанцы выдвигали требования очистить Каталонию от войск, сократить поборы, наказать бесчинствовавших солдат, они поддерживали их или по крайней мере не препятствовали их выступлениям. Нередко представителей местной власти заставляли действовать подобным образом опасения, что иначе повстанцы расправятся с ними как с «предателями». С другой стороны, размах массовой борьбы, ее социальная направленность не могли не пугать правящие круги Каталонии и не вызывать у них желания подавить движение.
После того как 22 июля умер вице-король Кардона, Депутация оказалась единственной представительницей власти в Каталонии. Перед ней встала дилемма: либо обуздать стихийное движение, возглавив его, либо пойти на соглашение с испанским правительством и попытаться подавить борьбу масс, рискуя погибнуть под ее натиском. Депутаты выбрали первый путь. При этом они понимали, что смогут сохранить свои позиции лишь заручившись поддержкой извне. Такой силой стала Франция, тесные торговые и культурные связи каталонцев с которой существовали издавна. Хотя далеко не все мятежные силы и даже не вся аристократия сразу повернулись лицом к Франции, все же профранцузская ориентация одержала верх к концу лета 1640 г. среди руководителей движения. Возглавил его священник Кларис. 7 сентября было подписано соглашение с Францией. В ответ на распоряжение испанского правительства о подготовке к подавлению каталонского движения местные власти в начале сентября созвали кортесы, которые сформировали Хунту для обороны провинции.
Однако ни Оливарес, ни Кларис не спешили начать гражданскую войну. Мешало отсутствие средств и людей. Всю осень в Каталонии наблюдались волнения в городах и селах в связи с попыткой руководителей набрать военные отряды для защиты родины. Сопротивлявшиеся приказам о мобилизации крестьяне и горожане подвергались суровым наказаниям. С не меньшими трудностями сталкивался и Оливарес в своих попытках собрать силы для борьбы с каталонцами. Именно в те дни он теряет надежду на успешное решение каталонского вопроса. Он признается в одном из писем, что 1640 год стал «самым несчастным годом жизни испанской монархии»[25].
Оливарес намеревался использовать для борьбы с каталонцами португальских дворян. Однако и здесь его ждала неудача. 1 декабря 1640 г. произошел переворот в Португалии. Причины, вызвавшие его, во многом совпадали с причинами каталонского движения. Еще острее, чем в Каталонии, стоял в Португалии вопрос о независимости. Ведь Португалия хорошо помнила времена до установления испанского господства в 1580 г.
Включенность Португалии в испанскую монархию в наибольшей степени сказалась на ее международном положении. Ряд внешнеполитических и военных неудач Испании (начиная с гибели «Непобедимой армады») подорвали международный престиж Португалии, что выразилось в учащении нападений англичан и голландцев на португальские колонии и корабли. Часть заморских владений была потеряна, связь с оставшимися затруднена. И все же отношение к унии в Португалии не было ни однозначным, ни неизменным. Значительная часть крупной знати, хотя и была традиционно связана с заморской торговлей, сумела переориентироваться на иные источники получения доходов, и прежде всего от службы при дворе испанского короля. В этой ситуации она в целом сохранила свое экономическое положение. Сокращение колониальных доходов, видимо, сильно ударило по среднему и мелкому дворянству. Поэтому можно говорить о его объективной заинтересованности в отделении от Испании. В то же время существовала и субъективная причина: национальная монархия могла бы лучше обеспечить его выдвижение, чем служба королю в условиях соперничества с кастильским дворянством.
Для торгово-предпринимательской верхушки, в основном инонационального, еврейского, происхождения, уния Португалии с Испанией имела как положительные, так и отрицательные последствия. На первых порах она не только сохранила, но и расширила свои возможности: многие дельцы финансировали мадридский двор; через Мадрид они были связаны с европейскими компаниями, банкирскими домами и т. д.; более того, они получили доступ, несмотря на попытки ограничений, в испанские колонии, где развернули самую бурную деятельность. До 1640 г. финансисты из Португалии пользовались монополией на работорговлю. В то же время нарушение связей с колониями вызывало заметные сложности в городской экономике. Учитывая все вышесказанное, не приходится говорить о единой позиции торгово-предпринимательских слоев.
В равной мере это относится и к позиции португальского духовенства — высшие иерархи в целом благожелательно относились к унии, а низший клир находился в некоторой традиционной оппозиции, которая до поры до времени не проявлялась открыто.
К XVII в. в крайне неблагоприятных условиях оказалось португальское крестьянство, страдавшее от увеличения рентных платежей и роста налогового обложения. Становилось все больше заброшенных земель, сокращались посевы зерновых, ощущался недостаток хлеба. Он был особенно заметен в 1635–1636 гг. в Бейре, Алентежу и других районах, тем более что в 30-е годы центральные и южные районы страны систематически поражали жестокие засухи.
Рост налогов и платежей в условиях испанского владычества воспринимался населением как его проявление и следствие, тем более что положение Португалии в составе Испании решительно изменилось в период правления Филиппа IV в связи с проведением в жизнь политики Оливареса — плана объединения испанских земель на основе единого налогообложения и создания общеиспанской армии. Эти планы в Португалии, равно как и в Арагоне, Валенсии и Каталонии, поддержки не нашли. Тем не менее Оливарес предпринял, хотя и неудачную, попытку проведения денежной реформы, а также вводил один за другим крупные экстраординарные сборы на военные нужды. Введенные в 1631 г. налог на соль и в особенности так называемый реал д’агуа — налог на мелкие сделки — ударили по низшим слоям населения. Распространение реал д’агуа на духовенство вызвало его откровенное недовольство Мадридом. В то же вр