Индейское население обязано было на началах трудовой повинности работать на рудниках, где добывалась огромная масса вывозившихся в Европу серебра и золота — основных предметов экспорта испанских колоний.
Быстрое сокращение индейского населения и трудности, возникавшие при его эксплуатации, уже в XVI в. привели к ввозу африканцев-невольников. Впервые это произошло в 1505 г., широкая торговля началась с 1518 г., а к середине XVII в. сотни тысяч рабов с западного побережья Африки были привезены на рынки Карибской и Южной Америки, причем примерно 20 % невольников погибало при переезде через океан. Подавляющая масса рабов использовалась на плантациях антильских островов и Португальской Бразилии, где в первую очередь выращивали сахарный тростник и производили сахар. До середины XVII в. официальную монополию на ввоз в Америку невольников-африканцев имела Португалия, владевшая колониями на западноафриканском берегу. Работорговля приносила колоссальные барыши.
Как в испанских колониях, так и в Бразилии расширялось ремесленное производство, возникали местные рынки, которые, однако, не охватывали значительных территорий. К середине XVII в. капиталистические отношения здесь не развивались или почти не развивались.
К середине XVII в. мир уже представлял в известном отношении экономическое единство, в создании которого роль Европы была ключевой[40].
Когда в XVI в. географические рамки торговых операций европейцев быстро распространились до пределов всего земного шара, это означало рост потребности в драгоценных металлах как средстве при международных расчетах. В самой Европе развивались прогрессивные формы безналичного расчета, кредитно-банковская система (на пути этого развития были свои трудности), но покрыть отрицательный баланс, существовавший в торговле Европы с Азией, можно было только перекачкой массы звонкой монеты.
Этот отрицательный баланс не был случаен. Европа как континент с более динамичными темпами развития обладала и большим динамизмом вкусов и потребностей, жители Азии были более консервативны в своих привычках и сравнительно мало нуждались в европейских товарах, В то же время в странах Азии (в отличие от Америки) почти не имелось крупных европейских колоний поселенческого типа, которые могли бы предъявить большой спрос на европейские продукты и изделия (там возникали колонии-фактории). Итак, выражением неравномерности темпов экономического развития континентов и в то же время их складывающейся экономической общности стал постоянный перелив драгоценных металлов с Запада на Восток.
Если мы взглянем под этим углом зрения на карту тогдашнего мира, то прежде всего выделим главный источник поступления в Европу серебра — испанские колонии в Америке. Разработка серебряных руд в самой Европе (Германия, Чехия, Словакия), имевшая весьма существенное значение в первой половине XVI в., к XVII в. пришла в упадок. Золото поступало из Африки благодаря неэквивалентной торговле европейцев с местными племенами, и отчасти из Испанской Америки; только с начала XVIII в. в дело вступит новооткрытое бразильское золото. Широкий прилив американского серебра с середины XVI в. привел к тому, что серебро постоянно дешевело по отношению к золоту; впрочем, для торговли со странами Азии, где в ходу была серебряная монета, важным оставалось главным образом именно серебро.
Основная масса американского серебра пересекала Атлантику на испанских судах и попадала в Севилью или ее аванпорт Кадис и оттуда полулегальными, но налаженными путями (официально вывоз драгоценных металлов из Испании запрещался) благодаря пассивному балансу испанской внешней торговли расходилась в другие европейские страны, снабжавшие Испанию и ее колонии необходимыми им товарами. Меньшая часть американского серебра переправлялась через Тихий океан в испанские Филиппины.
Существенная часть поступившего в Европу серебра уходила в сокровища, в ювелирные изделия, другая часть циркулировала в виде монеты, активизируя товарную экономику, но львиная доля переправлялась на Восток по трем основным каналам: через Балтику и Архангельск, через страны Леванта и морским путем вокруг мыса Доброй Надежды. По оценке официального голландского документа 1683 г., в Республику Соединенных Провинций ежегодно ввозилось из Испании на 15–18 млн гульденов драгоценных металлов, из них 13 млн реэкспортировались (в том числе 9 млн гульденов непосредственно на Восток).
Через Архангельск, Прибалтику, Польшу серебро поступало в Россию и вывозилось оттуда в юго-восточном направлении — в Иран и Среднюю Азию. Османская империя получала серебро и через Балканы, и через средиземноморские порты, но вывозила его в Иран. Иран частично вывозил драгоценные металлы в Индию и в Батавию на Яве, центр владений могущественной голландской Ост-Индской компании. Последняя, пользуясь своим монопольным положением на мировом рынке пряностей, активно участвовала в торговле со странами Индийского океана и Дальнего Востока и обслуживала своими судами торговлю между этими странами, получая деньги за фрахт. Ее торговый баланс был активным по отношению к Ирану (с 1630-х годов) и Японих, но пассивным по отношению к Индии и Китаю. Необходимые для торговли запасы валютного металла компания получала разными путями: из Ирана, Филиппин, а также из Японии, где были собственные разработки серебряных руд и где с 1630-х годов право на ограниченную торговлю имели только голландцы (но в 1668 г. японское правительство запретило вывоз из страны серебра).
Индия и Китай являлись двумя полюсами притяжения для мировых запасов валютных металлов, которые здесь и оседали.
Определенная, со временем возраставшая часть поступившего в Европу серебра уходила обратно через Атлантический океан, в те колонии европейских держав, которые не имели собственных серебряных рудников. Отлив сюда монеты обеспечивался общим платежным балансом (жалованье служащих администрации, солдат, моряков), поскольку торговый баланс колоний, нуждающихся в европейских товарах, оставался неизбежно пассивным, а также специальными мерами монетной политики: для колоний чеканилась особая монета, которую было невыгодно вывозить обратно в Европу.
Следуя меркантилистским рецептам, европейские страны стремились сосредоточить в своих руках, отнять у соседей как можно больше звонкой монеты. Успехи в развитии производства, обеспечивавшие положительный торговый баланс в торговле с Испанией, были важным, но отнюдь не единственным средством достижения победы, ибо не существовало пропорционального соответствия между положительным сальдо торгового баланса и получаемой данной страной массой валютных металлов. При прочих равных условиях драгоценные металлы имели тенденцию стягиваться туда, где они были дороже. А дороже всего они были там, где на них был особый спрос, — в странах, занявших место у тех «кранов», через которые европейская монета «отливала» на Восток, — прежде всего в Голландии, затем в Англии. Такие страны выигрывали и на вексельном курсе. Необходимость избавиться от посреднихов, завоевать для себя независимые позиции в мировой торговле на всех ее важнейших направлениях к середине XVII в. осознавалась все отчетливее.
Важность монетарного фактора привела в историографии к стремлению найти именно в нем объяснение тех кризисных явлений в европейской экономике, которые были поспешно объединены в понятии «всеобщий кризис XVII века». В основе всех затруднений глобального характера видели последствия, казалось, непреложно установленного факта резкого сокращения ввоза серебра из испанской Америки.
В 1934 г. вышла оказавшая очень большое влияние на западную историографию книга американского историка Э. Гамильтона «Американские сокровища и революция цен в Испании 1501–1650 гг.»[41]. Автор привел данные о ввозе в Испанию из ее американских колоний золота и серебра. Они свидетельствовали о крутом росте среднегодового ввоза драгоценных металлов с 1536–1540 гг. (3,9 млн песо) до кульминационных 1590-х годов (34,8 млн песо). Далее этот рост прекратился, период 1600–1639 гг. Гамильтон рассматривал уже как время заметного снижения ввоза (в среднем 25 млн песо в 1626–1630 гг.), а затем последовало резкое падение до 3,4 млн песо в 1656–1660 гг. После 1650-х гг. данные Гамильтона, работавшего в архивах Севильи (через которую проходила вся официально разрешенная торговля Испании с Новым Светом), обрывались, поскольку тогда была отменена обязательная регистрация ввоза золота и серебра частными лицами; он предполагал, что и во второй половине XVII в. ввоз драгоценных металлов в Испанию оставался небольшим.
Американский ученый вычислил и общий индекс движения испанских цен в переводе на серебро. Оказалось, что цены постоянно росли до 1601 г. (индекс 1501 г. — 33, индекс 1601 г. — 144, если принять за 100 средний показатель 1570-х годов), а затем начался длительный период их стагнации вплоть до 1650 г. (до которого доведена таблица Гамильтона) с колебаниями индекса в пределах 101–146. Таким образом, перелом кривой движения цен совпал во времени с переломом кривой ввоза драгоценных металлов, и возникла возможность объяснить феномен падения цен всецело на базе количественно-монетарной теории. Подобно тому как революция цен XVI в. объяснялась прежде всего ввозом американского серебра, так и падение или стагнация цен в переводе на серебро в XVII в. стали объясняться нехваткой драгоценных металлов в условиях еще недостаточно развитой кредитно-банковской системы.
Цифры Гамильтона произвели тем большее впечатление, что они относились к действительно ключевому географическому пункту. Значимость его результатов была подтверждена в 1950-х годах капитальным исследованием французского историка П. Шоню о севильской торговле[42]. Он вычислил по разрозненным архивным данным тоннаж прибытий и отплытий кораблей, крейсировавших между Севильей и Америкой. Он определил, что фаза длительного подъема испанской трансокеанской торговли продолжалась до 1590-х годов (общий тоннаж отплытий вырос с 47 тыс. т в 1556–1560 гг. до 114 тыс. т в 1586–1590 гг.), после чего началась длительная фаза колебаний вокруг достигнутого уровня (максимум 127 тыс. т в 1606–1610 гг.), продолжавшаяся до 1620-х годов, когда восторжествовала тенденция спада, особенно с 1630-х гг., и в 1646–1650 гг. общий тоннаж отплытий составлял всего 60 тыс. т. Таким образом было установлено совпадение изменений в объеме торговли с движением ввоза драгоценных металлов по данным Гамильтона. Благодаря этому популярность концепции общего кризиса XVII в., поставленной в тесную связь с количественно-монетарной теорией, к концу 1950-х годов достигла высшей точки. Истоки кризиса стали искать в самом начале XVII в., конец же относили к началу XVIII в.