развитие мануфактуры тормозилось узостью как внутреннего, так и доступной части мирового рынка.
Как известно, в мануфактурный период торговая гегемония обеспечивала промышленное преобладание. Она достигалась во многом благодаря действию внеэкономических причин, но способствовала значительному мануфактурному развитию только там, где условия для этого создавались еще в средние века. Более быстрое развитие мануфактуры приводило к подрыву торговой монополии соперника.
Единственным серьезным торговым конкурентом Англии в XVIII в. оставалась Франция, в которой быстро развивался буржуазный уклад и которая по численности населения более чем вдвое превосходила свою соперницу. В первой половине века быстрыми темпами росла судостроительная промышленность Франции. Со времени окончания войны за испанское наследство и до 1789 г. вывоз французских сельскохозяйственных и промышленных товаров вырос в 2,5–3 раза, а колониальных продуктов — более чем в 10 раз. Наиболее прибыльные отрасли внешней торговли были прочно захвачены купцами и судовладельцами нескольких крупных портовых городов, особенно Бордо и Нанта. Французские купцы пытались не очень отставать от своих английских конкурентов в работорговле. К 1789 г. по крайней мере от трети до половины импортируемых в Нант колониальных товаров являлись платой за рабов, купленных у нантских купцов.
В канун 1789 г. торговля Бордо достигла 250 млн ливров, тогда как в 1717 г. — максимум 13 млн. Ежегодные темпы роста составляли 4,4 %. Для сравнения укажем темпы роста французской промышленности — 1,19—1,5 %.
В конечном счете борьба стран-конкурентов велась и решалась с помощью торговых войн. Войны не только велись во имя интересов торговли, но во многих случаях способствовали ее развитию и финансировались в немалой мере за счет доходов от торговли. «Что же позволило Англии, — писал еще в 1696 г. известный экономист Ч. Давенант, — нести расходы, связанные с дорогостоящей войной, как не великие богатства, которые тридцать лет притекали к нам в результате нашей внешней торговли»[106]. Эти слова в еще большей степени применимы к финансированию войн, происходивших в последующие десятилетия. Подчеркивая, что, по общему мнению, богатства Великобритании проистекают главным образом из торговли, английский министр Холдернес в 1757 г. добавлял: «Наша торговля зависит от соответствующего использования нашей морской мощи, и торговля и морская мощь зависят друг от друга»[107]. Благодаря превосходству своей промышленности и флота Англии к 60-м годам удалось добиться значительного перевеса в борьбе с Францией, но эта борьба была еще далеко не завершена и продолжалась в течение всей оставшейся части XVIII и начала XIX столетия.
Экономические перемены вызвали заметные сдвиги в социальной структуре европейского общества. Буржуазия была неоднородна во всех европейских странах, но степень этой неоднородности была различной. Привилегированные верхи состояли из купцов-пайщиков монопольных компаний, финансистов, откупщиков налогов, крупных негоциантов и судовладельцев. Удельный вес и политическое влияние верхушечного слоя буржуазии были весьма различными в разных странах. В раннебуржуазных государствах именно он фактически стоял у власти, даже если высшие посты в государственном аппарате занимали, как в Англии, представители сблизившейся с ним дворянской аристократии. Влияние буржуазных верхов ощущалось и во Франции, хотя власть целиком оставалась в руках дворянства. Позиции этого слоя были слабыми в экономически менее развитых государствах Центральной и Северной Европы. Но и в них дворянское государство не могло не считаться с интересами узкой привилегированной верхушки буржуазии.
Новым слоем в составе буржуазии стали мануфактуристы. Однако значительная их часть совмещала роль промышленника с ролью купца. Даже в Англии и во Франции в первой половине XVIII в. мануфактура вызвала к жизни лишь немногочисленную крупную промышленную буржуазию. Несколько более широким был слой предпринимателей средней руки. Эти новые предприниматели, вкладывавшие капитал в производственную сферу, редко происходили из старых буржуазных семей. Интересно, что еще в 1696 г. английский статистик Г. Кинг не вводит категорию промышленника-предпринимателя, а немногим более чем через столетие, в 1803 г. другой крупный экономист, П. Калхаун, определил их число уже в 25 тыс. человек.
К концу мануфактурного периода, т. е. примерно в 60—70-е годы XVIII в., в наиболее развитой стране, Англии, начал проявлять себя скрытый конфликт между правящей землевладельческой аристократией и ее союзниками — привилегированными буржуазными верхами и новой промышленной буржуазией. Уже в конце 60-х годов внимательный современник констатировал как общеизвестную истину: «Земельные собственники и промышленники вечно враждуют между собой и завидуют выгодам друг друга»[108].
Развитие мануфактуры привело к значительному умножению рядов мануфактурного пролетариата. Новые промышленные центры были районами концентрации большой массы мануфактурных рабочих. Так, в середине XVIII в. в хлопчатобумажной промышленности Ланкашира было занято не менее 30 тыс. человек, в горнодобывающих областях между Ньюкаслом и Сандерлендом — до 40 тыс. шахтеров, докеров, транспортных рабочих, в металлообработке в Бирмингеме — 45 тыс. рабочих. Все большее разделение труда снижало требования к квалификации рабочих. Лорд Шелборн в 1766 г. приводил пример пуговичного производства: «Пуговица передается из рук в руки пятьюдесятью людьми, каждый из которых, вероятно, ежегодно имеет дело с тысячью штук; в результате работа настолько упрощается, что в пяти случаях из шести ее могут не хуже взрослых выполнять шести- или восьмилетние дети». Владельцы некоторых мануфактур использовали полуидиотов для выполнения простых операций; это, однако, составляло производственный секрет. Вместе с тем в отдельных производствах наблюдалась и противоположная тенденция. Внедрение сложного инструмента, увеличивавшего производительность труда, требовало высокой квалификации от части рабочих, и наличие в данной отрасли таких подготовленных кадров являлось предпосылкой для последующего перехода к машинному производству.
Значительные изменения произошли в составе городского плебса. К его верхним слоям относились квалифицированные ремесленники, хозяева мастерских, нанимавшие одного или нескольких работников, а также частично сохранившие независимость рабочие рассеянной мануфактуры, владевшие собственными станками и нанимавшие себе помощников, низшие слои мелкой и торговой буржуазии — лавочники, коробейники, содержатели трактиров и т. п. К мелкобуржуазному слою примыкал полупролетарский, состоящий главным образом из цеховых мастеров и рабочих рассеянной мануфактуры, владевших собственными средствами производства, но не эксплуатировавших наемный труд. Наконец, пролетарский (точнее, предпролетарский) слой составляли рабочие централизованных, а также рассеянных мануфактур, не владевшие собственными средствами производства, все подсобные рабочие, ремесленные подмастерья, поденщики, ученики, слуги и др. Соотношение между различными слоями городского плебса и состав каждого из них в конечном счете определялись уровнем развития мануфактурного производства. Широкое распространение мануфактуры в сельских районах приводило к тому, что там также с известными модификациями воспроизводились эти категории жителей, с тем отличием, что некоторые из них оставались частью крестьянского населения.
Поскольку мануфактура снижала требования к квалификации большинства рабочих, она тем самым ослабляла их способность к сопротивлению предпринимателям. Однако оно было повсеместно достаточно сильным, чтобы ставить пределы безудержной эксплуатации. В итоге в Англии сохранялись законы об ученичестве, предусматривавшие семилетний срок обучения и ограничивавшие предпринимателя в свободном найме рабочей силы. Это было одним из факторов недолговечности многих мануфактур, которые исчезали вследствие миграции рабочего населения.
Глава 2ЕВРОПЕЙСКАЯ АГРИКУЛЬТУРА В XVII–XVIII ВЕКАХ(К западу от Эльбы)
В XVII–XVIII вв. Европа все еще в значительной степени была «аграрным» континентом. Развитие сельского хозяйства, повышение его продуктивности, как и прежде, были необходимым условием существования и нормального функционирования общества, тем более в период демографических и социальных изменений в его структуре, столь характерных для XVIII столетия.
Даже в наиболее развитых в промышленном отношении и урбанизированных странах большинство рабочего населения было занято в сельском хозяйстве. Например, в Англии в начале XVIII в. сельскохозяйственным трудом занималось 75 % населения (в 1846 г. — всего 26 %), во Франции — 80–85 % (в 1856 г. — 54 %), в Финляндии — 81 %, в Ломбардии — 74 %.
Разумеется, тип аграрного развития в различных регионах Европы был неодинаков. Причиной существования весьма значительных региональных особенностей в развитии аграрной жизни Западной Европы периода мануфактурного капитализма являлось прежде всего различие в путях эволюции форм земельной собственности, унаследованное от предшествующих столетий. В XVIII в. на территории этого континента воспроизводились оба теоретически намеченных впоследствии К. Марксом варианта разложения феодальных земельных отношений: эволюция денежной формы феодальной ренты по направлению к превращению земли в мелкую крестьянскую собственность; к форме капиталистического производства, к ренте, уплачиваемой капиталистическим арендатором. В классическом виде переход к поместью нового типа, т. е. трехчленному, характерному для капиталистического способа производства, делению сельского общества (наемный рабочий — капиталистический арендатор — лендлорд) совершался только в Англии. Основой этого процесса явилась экспроприация крестьянства, заключительным аккордом которой были парламентские огораживания конца XVIII — начала XIX в. Однако, будучи классическим в Англии, процесс насильственной экспроприации вовсе не являлся по форме преобладающим в остальных странах Европы.