Соборы играли важную роль в эпоху устроения и перелома христианского мира, которая наступила по окончании гонений на христианство. Вселенские соборы — Никейский, Сардийский, Эфесский, Халкедонский и другие — старались упорядочить управление и дисциплину церкви и установить догму, хотя не раз обнаруживалось, как трудно было водворять мир и согласие в этих многолюдных собраниях. Папа или его представители занимали здесь первое место, постановления соборов подлежали его утверждению, но прения были свободны. Мало-помалу авторитет соборов падал; с 869 г. не стало Вселенских соборов; влияние областных соборов и провинциальных синодов было лишь относительное и местное; те соборы, которые папа созывал в Риме, подчинялись его авторитету. Таким образом, это было учреждение, в значительной степени утратившее свою жизненную силу, и энергичный папа мог всегда принудить его к исполнению своих предначертаний.
Некогда патриархи Александрийский, Иерусалимский и Антиохийский, а позже и епископ Константинопольский, занимали после папы главное место в церкви; но теперь трое из них, одинокие среди неверных, с трудом поддерживали свое непрочное существование и уже не могли думать о какой-нибудь видной роли в христианстве. Что касается константинопольских епископов, то они часто выступали ожесточенными противниками папства, но оци были лишены независимости: живя бок о бок с восточным императором, не решаясь противодействовать ему из страха быть низложенными, они не были способны проявлять значительное воздействие на христианский мир. Притом вражда, существовавшая в течение многих веков между Западной и Восточной церквами, разделила их судьбы; когда Гильдебранд сделался папой, разделение церквей уже совершилось (1054)[54].
На Западе митрополиты пользовались большим влиянием и распоряжались своими викарными епископами, но с IX в., теснимые с одной стороны папством и особенно Николаем I, с другой — епископами, они лишились большей части своих прав и привилегий. Наконец, епископы не только утратили ту власть и влияние над светским обществом, которыми они пользовались в IV и V вв., но сами постепенно втянулись в строй светской феодальной жизни. Большинство из них превратились в богатых сеньоров, озабоченных прежде всего своими материальными интересами; они усвоили склонность к насилию и грубые нравы баронов и почти совершенно утратили свой духовный характер. Их поведение часто возбуждало негодование в религиозных людях.
Итак, в недрах церкви не было никакой власти, которая обладала бы достаточной силой, чтобы противостоять папству в ту минуту, когда оно снова заявит свои права на абсолютную власть. Кроме того, для него стояла наготове сильная армия, набранная из самой чистой и деятельной части духовенства. Все те, которые в течение многих лет с таким жаром требовали реформы, должны были собраться вокруг него и признать его своим вождем. Работая для церкви, папство работало вместе с тем и для себя. Их интересы слились в уме Григория VII, и если его честолюбие было велико, то оно было и искренне религиозно. «Я хотел бы, — писал он в январе 1075 г. аббату Клюнийского монастыря, — чтобы ты знал все скорби, которые осаждают мою душу. Твоя братская любовь заставила бы тебя тогда молить Бога, чтобы Иисус протянул мне, несчастному, руку и избавил меня от моих мук. Сколько раз я просил Его отнять у меня жизнь или сделать меня полезным нашей матери, св. церкви; между тем Он не избавил меня от огорчений и также не дал мне возможности оказать церкви те услуги, которые я хотел бы оказать ей. Глубокая скорбь и всеобъемлющая печаль теснят меня, потому что Восточная церковь отстранилась от католической веры. Взгляну ли на запад, на юг или север — я едва нахожу нескольких епископов, избрание и жизнь которых были бы сообразны с законами церкви, которые управляли бы народом Божиим с любовью, а не под влиянием земного честолюбия. Среди князей я не знаю ни одного, который предпочитал бы честь Божью своей и справедливость — выгоде. Если бы я не надеялся на то, что моя жизнь изменится, что я буду в состоянии сделаться полезным церкви, я ни за какую цену не оставался бы в Риме, в котором живу уже двадцать лет — свидетель тому Бог, — помимо моей воли».
Избрание епископов. Из всех реформ, каких требовали религиозные люди, на первом плане стояла реформа епископства. Ниже мы увидим, как Григорий VII пытался отнять у королей и князей влияние на епископскую власть путем уничтожения светской инвеституры. Чтобы достигнуть своей цели, он в случае надобности готов был даже пожертвовать мирскими имуществами; лучше было, по его мнению, отказаться от них, чем совершать акт подчинения земным властям; он предпочитал церковь бедную, но независимую. Нужно было также преобразовать состав епископства путем более тщательного подбора его членов. Епископские выборы существовали только номинально; система светских инвеститур привела к продаже церковных должностей, к симонии. Григорий VII борется против светских инвеститур; но в системе выборов он не пытался произвести коренной реформы вроде той, какую он провел при избрании пап; только после него избрание епископов будет передано капитулу каноников, как избрание пап — коллегии кардиналов. Итак, старый принцип избрания епископов духовенством и народом остается в силе; но папа следит за правильностью выборов и утверждает их; иногда он даже указывает кандидатов или кассирует выборы. Он часто посылает своих нунциев для руководства выборами и советует верующим слушаться их «с полным доверием». Из такого представления о роли папы естественным образом вытекало право отрешать недостойных епископов; Григорий VII формулировал это право в своих «Dictatus» и неуклонно осуществлял его. Впрочем, папы пользовались им уже раньше при содействии римских соборов. Как только началось дело преобразования, Лев IX на соборе 1049 г. отрешил от должности всех епископов, уличенных в симонии; он хотел сместить также всех священников, назначенных ими; но это была слишком радикальная мера, и он вынужден был отказаться от нее.
Преобразование нравов духовенства. С ранних времен на Западе установился обычай, по которому духовные лица не должны были вступать в брак, а те из них, которые были женаты до посвящения, должны были прекращать всякие плотские сношения со своими женами. Но так как при назначении на духовные места религиозные соображения часто не играли никакой роли, то в среду духовенства проник страшный разврат. Чтобы составить себе представление о последнем, достаточно прочитать акты духовных соборов и синодов X и XI в., «Praeloquia» Ратерия Веронского, сочинения Петра Дамиана и, особенно, «Liber Gomorrhianus», с которым он обратился ко Льву IX. Те, которые хотели воздержаться от самых постыдных пороков, по крайней мере вступали в брак. Епископы, не стесняясь, брали себе наложниц (епискописс), у них были дети, и духовенство следовало их примеру.
Если папы, для которых Гильдебранд был советником, с такой энергией силились установить безбрачие в среде духовенства, то не следует думать, что их побуждали к этому исключительно соображения аскетического свойства. Они боролись, прежде всего, против жажды земных благ, против вторжения в церковь феодального духа. Эти брачные союзы часто обуславливаются стремлением к наживе; под влиянием фамильных представлений духовное лицо начинает смотреть на свою должность как на имение, как на бенефиций, который оно и старается передать по наследству своим детям. Какое влияние мог иметь на епископа и священника папский авторитет, как его хотел утвердить Григорий VII, если ему беспрестанно противодействовали влияние женщины и заботы родительской любви? «Церковь не может быть освобождена от порабощения мирянами, — писал он, — пока духовенство не освобождено от уз брака».
Отсюда эти запрещения вступать в брак, которые мы так часто встречаем в постановлениях синодов того времени и в письмах Григория VII. Борьба длилась долго, и сопротивление по многим пунктам было ожесточенное. Как на образчик этой борьбы можно указать на события, происшедшие в Милане в начале деятельности Гильдебранда. Брак священников, говорил архиепископ, был привилегией Миланской церкви, полученной ею от св. Амвросия. Один из летописцев того времени, Ландульф Старший, в своей «Historia Mediolanensis», признавал его лучшей гарантией чистоты нравов. Против этого женатого и преданного симонии духовенства восстал священник Ансельм из Баджьо, красноречие которого имело большое влияние на народ. Позже он сделался папой под именем Александра II. Совместно с двумя другими духовными лицами, Ариальдом и Ландульфом, он выступил против самого архиепископа Гвидо, проповедуя повсюду — на улицах и площадях. Народ был на их стороне, поэтому их приверженцев называли татарами, то есть оборванцами. Милан становится ареной мятежей и стычек, татары преследуют женатых клириков, грабят их имущество. Их не останавливает ни отлучение, которое произносит над ними синод, созванный архиепископом, ни поддержка, оказываемая духовенству знатью. В 1059 г. Николай II посылает в Милан Петра Дамиана, чтобы он восстановил там мир. До нас дошел отчет об этом посольстве; из него видно, что вмешательство папы придало борьбе совершенно новый характер; противники реформы заявляли, «что церковь св. Амвросия не должна подчиняться законам Рима, что папа не имеет права суда над нею». Жизнь Петра Дамиана подвергалась опасности, но он не пошел на уступки. При Александре II волнения возобновились. В 1066 г. патары в церкви напали на архиепископа Гвидо и избили его до полусмерти; но и их вождь Ариальд, попав в руки врагов, подвергся невероятным мучениям. Вскоре в Милане оказалось два архиепископа-соперника, из которых один опирался на Германию, другой — на папу. Такие же волнения вызвал вопрос о целибате и за пределами Италии. В Пассау в 1074 г., епископ Альтман потребовал от священников своей епархии, которые почти все были женаты, чтобы они подчинились указам Григория VII относительно целибата. Они заявили, «что не могут и не хотят отказаться от обычая, который держится столько времени и был терпим всеми прежними епископами». Когда Альтман в день праздника повторил свое запрещение с кафедры, «все священники бросились на него с такой яростью, что разорвали бы его в клочья, если бы знатные и его слуги не защитили его». В том же году в Париже епископы, аббаты и священники, собравшись в синод, отказались подчиниться декреталиям Григория VII о безбрачии. «То, чего он хочет, — говорили они, — неосуществимо и противно разуму». Когда один аббат произнес речь, в которой советовал подчиниться требованиям папы, члены синода «с помощью королевских слуг выгнали Божьего человека, били его, плевали ему в лицо и всячески оскорбляли». В Камбре каноники объявляют, что намерены держаться обычаев, «мудро установленных предками», и привлекают народ на свою сторону. Эти смуты были бессильны сломить волю Григория VII, и безбрачие духовенства сделалось одним из основных принципов преобразованной церкви.