Иннокентий III и короли. На первый взгляд может показаться, что его владычество над государями гораздо прочнее. «Он вмешивается в управление королевств, — говорит Минье, — как в администрацию — церкви, и короли подчинены ему в политическом отношении почти так же, как епископы — в религиозном. С общим влиянием на все христианские страны он соединял верховную власть над многими из них. Этот суверенитет, будучи для тех, кто его признавал, особым видом зависимости от Св. престола, обращал папу в сеньора королей, а королей — в вассалов папы. Наибольшие размеры он принял при Иннокентии III. Сицилийское королевство, Швеция и Дания уже признали себя ленами Св. престола; теперь к ним присоединяются и другие государства. Король португальский Санчо возобновил вассальную присягу, данную папе его предшественником Альфонсом I в 1144 г., и платил дань своему сюзерену папе. То же самое сделал в 1204 г. арагонский король Педро: он положил свою корону на главный алтарь храма Св. Петра в Риме, после чего Иннокентий III надел ее на голову; таким образом он стал вассалом Св. престола, которому с тех пор обязан был платить ежегодную дань. В 1207 г. верховную власть папы признала над собой и Польша». Сближения с папством искали и многие восточные государи: цари Армении и Болгарии и великий жупан Сербии Стефан Неман пытались воссоединить свои страны с Римской церковью.
Но было бы ошибочно судить по этим внешним признакам. Государи, столь покорно преклонявшиеся перед Иннокентием III, или были слабы, или нуждались в нем. Совершенно иначе держал себя тот государь, который в то время олицетворял собой принцип королевской власти, — энергичный Филипп Август. Известно, как, прогнав от себя Ингеборгу Датскую, он сопротивлялся папе, который требовал ее возвращения; чтобы принудить его к повиновению, Иннокентий III должен был наложить интердикт на Францию. Уже после смерти Агнессы Меранской Филипп Август снова начал притеснять Ингеборгу, несмотря на увещания папы, и окончательно примирился с нею лишь в 1213 г. Здесь неправой стороной являлся Филипп Август: он поддался влиянию страсти. В других случаях, где дело шло исключительно о политических вопросах, он говорил смелым и решительным тоном, будучи так же глубоко убежден в своих правах, как папа — в своих. Когда Иннокентий III сделал попытку вмешаться в его распрю с Иоанном Безземельным, Филипп Август заявил ему, что папе «нет никакого дела до того, что происходит между королями». В то время, когда Иннокентий III поддерживал Оттона Брауншвейгского, Филипп писал ему: «Я удивляюсь тому, что Вы настойчиво покровительствуете князю, который в силу своих фамильных интересов неизбежно враждебен вашему государству. Да будет ведомо Вашему святейшеству, что я смотрю на воцарение этого князя, дело которого Вы так неосмотрительно поддерживаете, не только как на ущерб для моего королевства, но и как на бесчестие для всех христианских государей. Если Вы будете упорствовать, я постараюсь принять необходимые меры». Позднее Иннокентию III пришлось просить Филиппа Августа о союзе против Оттона и признать, что король оказался проницательнее его.
В Англии королевская власть унизилась перед ним, но эта победа, может быть, хуже поражения. Когда освободилась кентерберийская архиепископская кафедра, Иннокентий III, несмотря на противодействие Иоанна Безземельного, возвел на нее Стефана Даттона (1206), затем наложил интердикт на Англию, отлучил короля от церкви, объявил его низложенным и предложил английскую корону Филиппу Августу. Вынужденный уступить, Иоанн Безземельный отдал Римской церкви Англию и Ирландию и принял их обратно как лен, tanquam feudatarius (1213). Но Англия не хотела делить унижение со своим королем. Когда прибыл туда кардинал Тускулума, меры, которые он принял совместно с другим посланником папы, Пандульфом, вызвали негодование у английских епископов, и прежде всего — в архиепископе Стефане Лангтоне. Во время своей борьбы с баронами и народом вынужденный подписать Великую хартию (1215) Иоанн Безземельный взывал к папе о помощи. Иннокентий III заступился за него: «Во имя всемогущего Бога, именем свв. Петра и Павла и принадлежащей нам властью мы всецело осуждаем и проклинаем эту хартию и под страхом анафемы запрещаем королю исполнять ее, а баронам — требовать ее исполнения». Он отлучил прелатов и баронов, сопротивлявшихся королю, но последние продолжали упорствовать, междоусобие разоряло Англию, и англичане считали виновником своих бедствий папу. «Первосвященник, — пишет Матвей Парижский, — который должен был бы быть источником святости, зеркалом благочестия, стражем справедливости и защитником истины, покровительствует такому человеку! Почему он поддерживает его? Чтобы пучина римской жадности могла поглотить богатства Англии». Таким образом папство отталкивает от себя целую нацию, защищая недостойного короля, который покоряется ему только ради выгоды'.
Иннокентий III и Крестовый поход. Влияние Иннокентия III на феодальное общество было не более реально, чем его влияние на государей. Он хотел соединить всю христианскую Европу в одной великой экспедиции для освобождения Гроба Господня. Но в ту минуту, когда успех дела казался ему уже почти обеспеченным и крестоносная армия была сформирована, начальство над нею было поручено родственнику Филиппа Швабского Бонифацию Монферратскому, и, несмотря на упреки и угрозы папы, крестоносцы, вместо того чтобы освободить св. места, покорили Византийскую империю[72],[73]. Итак, Крестовый поход ускользнул из рук Иннокентия III. Насилия, которым подверглись греки, еще усилили их ненависть к западным народам; восстановление религиозного единства и политического согласия становится менее достижимым, чем когда-либо. Таким образом, Крестовый поход, которого так желал папа, не принес пользы ни церкви, ни христианской Европе.
Другой Крестовый поход он организовал в пределах самого христианского мира: чтобы искоренить альбигойскую ересь, он натравил феодалов Северной Франции на Южную[74]. Увлекаемые своими грубыми страстями и жадностью, сеньоры и авантюристы беспощадно резали, жгли и грабили так, что сам Иннокентий III отшатнулся от своего дела и совесть мучила его за это море пролитой им крови. Но было поздно. Он посеял в этих странах глубокую ненависть к папству, пламенным выражением которой является одна из сирвент трубадура Гильома Фигейраса: «Рим, я нисколько не удивляюсь тому, что все народы заблуждаются, ибо ты ввергнул наш век в смуту и войну; ты истребляешь и хоронишь заслугу и добродетель. Рим, сарацинам ты причиняешь мало вреда, но греков и латинян ты ведешь на заклание. Рим, ты так глубоко развращен, что пренебрегаешь Богом и его святыми. Так порочно твое царство, лживый, вероломный Рим, что в тебе сочетаются и гнездятся все пороки этого мира; так велика твоя несправедливость против графа Раймонда. Рим, таковы подвиги твоего папы».
Только в двух областях священные войны этого периода способствовали распространению христианства. На северо-востоке Европы немцы, оттесняя славян, ввели и упрочили его в Померании, Ливонии и Эстонии[75]; но эти успехи не были достигнуты непосредственно самим папством. На юго-западе Иннокентий III организовал Крестовый поход против Альмохадов, которые, перейдя из Африки в Испанию, угрожали здесь существованию христианских государств: христиане разбили их в великой битве при Лас-Навас-де-Толоса[76] (1212); но, по жестокой иронии судьбы, один из самых храбрых участников этой битвы, арагонский король Педро, пал в следующем году при Мюре под ударами крестоносцев, опустошавших Лангедок.
Таково было положение Иннокентия III среди светского общества: он заявлял притязания на господство над миром и на управление государствами, но его планы беспрестанно разбивались о страсти тех, над которыми он хотел господствовать; те, кому он оказывал покровительство, в конце концов восставали против него, не слушали его советов или совершали под его именем величайшие насилия.
Иннокентий III и церковь. Ниже мы увидим, каково было положение Иннокентия III внутри церкви[77]. Достаточно сказать, что он и в этой области не достиг той цели, которую наметил себе. Наиболее благочестивые люди этого времени часто энергично порицали безграничное вмешательство римской курии во все дела мира и глубокую испорченность, которая господствовала в ней. Яков Витрийский, ставший позже кардиналом, писал: «Каждый раз, когда я проводил некоторое время при римском дворе, я находил там множество вещей, оскорблявших мой дух; эти люди были так заняты мирскими делами, королями, государствами и тяжбами, что не позволяли даже заговорить о духовных делах». Те новые монашеские ордена, которыми позже была произведена церковная реформа, встретили при своем возникновении глубокое недоверие со стороны папства и не раз энергично выступали против него. Иннокентий III знал св. Доминика; но из среды доминиканцев вышел позже Савонарола. В правление Иннокентия III начал проповедовать и Франциск Ассизский, а в XIII в. францисканцы будут страстно проклинать Римскую церковь, какой ее сделало папство, и возвестят наступление новой церкви. Развивающийся в христианском обществе мистицизм идет вразрез с притязаниями пап. Еще до Иннокентия III одна пророчица с берегов Рейна, Гильдегарда Бингенская, говорила: «Когда ни князья, ни другие люди, как духовные, так и светские, не найдут больше в папстве никакого благочестия, тогда они уменьшат его могущество. И папа, лишенный своей прежней власти, будет владеть только Римом и небольшой областью вокруг него».
Латеранский собор. Последним крупным актом правления Иннокентия III было созвание Вселенского собора в Латеране (ноябрь 1215 г.). Он хотел придать этому собору величайшую торжественность и, чтобы собрать на него возможно большее число епископов, начал созывать их с апреля 1213 г. На соборе присутствовали 412 епископов и 800 аббатов или приоров; тут были патриарх Иерусалимский и представители от патриархов Александрийского и Антиохийского, послы Фридриха II, Оттона IV, византийского императора Генрих