ки не порывать с церковью, их итальянские собратья совершенно отделились от нее и выработали отдельный культ. Первые — не выходили за пределы пьемонтских долин; вторые — распространились в Германии, Богемии и Польше и в XVI в. примкнули к протестантам. В долинах Дофине и Пьемонтских Альп их еще и теперь живет около 20 тысяч.
Пантеистические секты. В то время как Петр Вальдец распространял в Южной Франции и Северной Италии монтанистские идеи, профессор логики, а позже — богословия в Парижском университете, Амори де Бэн под влиянием Скота Эригена и арабских философов создал учение, основанное почти всецело на пантеистических началах. Он учил, что «каждый христианин есть член Христа», что три лица Св. Троицы воплотились: Отец — в Аврааме, Сын — в Иисусе Христе и Св. Дух — в каждом христианине, который, таким образом, является сразу и Христом, и Св. Духом. Отсюда он заключал о бесполезности таинств, так как освящение состоит просто в ощущении присутствия Бога и не может быть утрачено даже через любодеяние. Присужденный Иннокентием III к публичному отречению перед Парижским университетом, Амори де Бэн умер, как говорят, от огорчения (около 1207 г.). После его смерти обнаружилось, что он имел нескольких последователей, из которых главными были парижский ювелир Гильом и профессор Давид де Динан, продолжавший проповедовать безнравственное учение Амори де Бэна. Оно было снова осуждено Парижским (1209) и Четвертым Латеранским (1215) соборами, и многие из сектантов были присуждены к смертной казни.
В тесной связи с аморийцами стояла, по-видимому, секта братьев и сестер свободного духа, которых называли также бегардами, швестрионами и тюрлюпинами и которые около середины XIII в. появляются в различных городах Швабии, Швейцарии и Италии. Пантеисты, подобно ученикам Амори де Бэна, применяли к самим себе слова Христа: «Аз и Отец едино есма». Они утверждали, что раз человек пришел к этому убеждению, он не принадлежит более чувственному миру, не может быть осквернен никакими плотскими излишествами и более не нуждается в приобщении к таинствам. Эта теория не была нова: нова была смелость, с какой братья свободного духа осуществляли ее на деле. Их безнравственное поведение вызвало против них суровые меры.
Манихейская секта: катары или альбигойцы. Но из всех этих сект самой грозной была, без сомнения, секта катаров (Коварт, чистые), или альбигойцев, манихейское учение и революционная проповедь которых грозили существованию как церкви, так и государства. Вопрос о происхождении этой секты до сих пор остается спорным. Согласно старой гипотезе, она произошла по прямой линии от древних гностических и манихейских сект, которые будто бы всегда имели тайных адептов в Южной Франции и Италии. По другому мнению, она примыкает скорее к павликианам и богомилам, учения которых были занесены на запад переселившимися туда болгарами (Bulgari, Bulgri, Boulgres); этим и объясняется название, которое было дано этой секте и которое в конце концов было распространено на все другие ереси[96].
Впрочем, катаров следует представлять себе не как единичную секту, а как более или менее бессвязный конгломерат сходных сект, представляющих, наряду с существенными различиями, некоторые общие черты, из которых главной была манихейская вера в два начала — добра и зла. Для некоторых катаров эти два принципа были совечны и являлись двумя различными богами: один — добрым, другой — злым; это было почти павликианское учение. Для других, приближавшихся к богомилам, доброе начало было истинным Богом, который сотворил невидимый мир духов и от которого исходил Новый Завет; дурное начало, или Иеговы, был лишь падший дух, сотворивший видимый мир и давший людям Ветхий Завет. Его сын Люцифер соблазнил часть небесных ангелов и заточил их в тела; чтобы освободить этих пленных ангелов, составлявших особый, избранный класс между людьми, сошел с неба другой ангел, Христос, не принявший, однако, ни человеческой природы, ни истинного тела.
Из этих догматов вытекала чисто манихейская мораль, которая сводилась — насколько можно судить об этом при отсутствии сочинений, написанных самими еретиками, — к следующим трем пунктам: 1) разделение людей на два класса, из которых лишь один принимает участие в искуплении и может достигнуть спасения, а другой, ввиду своего происхождения от злого начала, не способен к освящению, что освобождало его от всякой нравственной ответственности; 2) отрицание всякой власти, как церковной, так и светской, что подрывало основы общественного строя; 3) наконец, осуждение всего, что стоит в какой бы то ни было связи с материей, произведением злого начала; так, осуждаются употребление в пищу животных продуктов, брак, собственность, почитание креста и икон, сооружение церквей и таинства. Из таинств катары признавали лишь одно — нечто вроде духовного крещения, так называемое consolamentum, которое без покаяния освобождало от грехов и которое они совершали, возлагая руки и Евангелие на избранного; в силу этого обряда последний переходил в категорию совершенных. Дело в том, что катары, подобно вальденсам, допускали разделение посвященных на верующих и совершенных; только этих последних принятое ими consolamentum обязывало жить в полном отречении суровой и безгрешной жизнью. Но так как такая стойкойсть встречалась редко, то вожди секты стали давать consolamentum лишь на смертном одре; кроме того, для большей верности они часто склоняли больных, готовившихся выздороветь, к медленной голодной смерти; это добровольное мученичество называлось endura. Таково было учение катаров; отвергая всякий авторитет, осуждая брак и собственность, они естественно должны были казаться современникам опасными людьми, грозившими существованию не только Западной церкви, но и самого общества. Альбигойство было не только религиозной, но и социальной ересью; этим отчасти и объясняется та беспощадность, с которой оно было подавлено.
В течение XI и XII вв. альбигойская ересь получает широкое распространение. В 1010 г. манихеи, или катары, появляются в Ажане, в 1022-м — в Орлеане, около 1030-го — в Ломбардии. Отсюда ересь переходит в Германию; в 1126 г. мы встречаем ее в Трирском округе, в 1146-м — в Кельне. Но главным образом она распространяется в Лангедоке и наибольшее число последователей приобретает среди живого и впечатлительного населения Южной Франции. Здесь катары встречаются с вальденсами, которых иногда ошибочно смешивали с ними; напротив, вальденские проповедники нередко спорили со священнослужителями катаров: их учения далеко не во всем были сходны, и обе секты никогда не вступили в союз между собой. В конце XII в. главным оплотом катаров Южной Франции было Альби (откуда и произошло их наиболее употребительное название — альбигойцы), а их явными или тайными покровителями были большинство южных сеньоров, из которых одни увлеклись их учением, другие боялись возбудить неудовольствие своих подданных, третьи же находили в альбигойстве удобный повод грабить имущества монастырей и церквей. Между этими сеньорами следует отметить особенно тулузского графа Раймонда VI из могущественной семьи Сен-Жилль, которая владела в то время большинством крупных ленов Южной Франции, и Раймонда Рожера, виконта Безье.
Альбигойский Крестовый поход. Сильные этой поддержкой и организованные в тайные сообщества, альбигойцы начали пускать в ход насилие: несколько епископов были свергнуты с кафедры, несколько аббатов изгнаны из их монастырей, несколько священников задушены. Успехи ереси начинали беспокоить курию. Папа Александр III и Третий Латеранский собор (1179) приняли строгие меры против альбигойцев. Но первым актом решительной борьбы, приведшей к искоренению ереси, было издание того знаменитого декрета, который папа Луций III с согласия германского императора Фридриха I внес на Веронский собор 1184 г. Этот указ, направленный против всех ересей той эпохи, предписывал епископам посылать комиссаров в те местности, где они подозревали существование еретиков, для производства следствия (inquisitio) и для передачи виновных в руки светской власти. Так как этот декрет вначале не привел ни к какому результату, то Иннокентий III решился действовать против ереси с большей энергией, хотя все еще мирными средствами. Тотчас по восшествии на папский престол (1198) он поручил двум цистерцианским монахам, Гюи и Ренье, предпринять обращение еретиков в качестве апостольских легатов; немного спустя он присоединил к ним Петра де Кастельно, архидьякона Магеллонского, кардинала Рауля и аббата Сито, Арно Амори, одного из красноречивейших людей того времени. В 1206 г. папские легаты встретили осмийского епископа Диего, который вместе со св. Домиником проезжал через Лангедок. Доминик, глубоко огорченный успехами ереси, решил соединиться с легатами для борьбы против нее и в течение 10 лет более настойчиво, чем успешно, проповедовал еретикам, не принимая, впрочем, никакого участия в начашемся между тем Крестовом походе.
Так как дело обращения не продвигалось вперед, то Иннокентий III, убедившись в недействительности мирных средств, решил прибегнуть к силе; к этому побудило его еще и следующее обстоятельство. В 1207 г. Петр де Кастельно потребовал от тулузского графа, чтобы он вернул церквам то, что отнял у них; Раймонд VI отказался и был за это отлучен от церкви. В раздражении он — как некогда Генрих II по отношению к Фоме Бекету — неосторожно выразил желание быть отомщенным. Один из его рыцарей тотчас погнался за легатом, настиг его в Сен-Жилле (близ Арля) и убил его ударом кинжала (январь 1208 г.). Это убийство было сигналом к Крестовому походу. Иннокентий III в свою очередь отлучил Раймонда VI, разрешил его подданных от клятвы верности, наложил интердикт на его владения и предложил их первому, кто их займет. В то же время он умолял Филиппа Августа и других христианских государей идти против еретиков, которые, по его мнению, были «хуже сарацин». Итак, начался настоящий Крестовый поход. Он продолжался 20 лет, но недолго сохранял свой первоначальный характер. В нем можно различить три фазы: вначале преобладает религиозный интерес; война ведется исключительно против еретиков. Затем к религиозному интересу примешивается политический интерес, что подвергает риску полученные результаты. После Латеранского собора (1215) этот политический интерес становится преобладающим, и Крестовый поход превращается в династическую войну, которая в конце концов оказалась выгодной для Франции, но не принесла никакой пользы церкви. Рассмотрим вкратце эти три фазы войны.