ΧΙ.46. Нагревание железа. Железный брусок должны нагревать Судья и священник, и в это время, во избежание порчи и сглаза, никто не должен приближаться к огню. Подвергаемого испытанию вначале следует тщательно осмотреть, чтобы убедиться в том, что при нем нет никакого предмета, используемого в колдовских целях; затем в присутствии свидетелей он должен вымыть руки и взять [раскаленное] железо сухими руками. Сразу после того, как он положит брусок, Судья должен смазать воском ту руку, в которой испытуемый держал железо, и обернуть ее паклей или льняными оческами, а сверху перевязать тканью. Свершив это, Судья должен отвести испытуемого в его жилище, а через три дня осмотреть руку: если на ней остались следы ожога, не выдержавшего испытания следует сжечь заживо или подвергнуть другому наказанию по решению суда. Испытанию раскаленным железом должно подвергать лишь женщин, уличенных в сводничестве или в преступной связи с пятью мужчинами; женщина же, подозреваемая в нанесении ран, убийстве или намеренном поджоге, должна поклясться [в своей невиновности] или выставить воина для судебного поединка, согласно установлениям Кодекса.
ΧΙ.48. О женщине, застигнутой с неверным. Если женщина застигнута с мавром или иудеем, то оба они должны быть сожжены заживо.
XII. 8. О лишившем кого-либо глаза. Если кто-либо выколет другому человеку глаз, он должен уплатить сто мараведи; если он отрицает содеянное, то он может быть оправдан клятвой двенадцати соседей, либо он должен сразиться на поединке с человеком своего звания.
XII. 11. О лишившем кого-либо большого пальца. Если кто-либо отрубит другому человеку большой палец, он должен уплатить пятьдесят мараведи; если он отрицает содеянное, то он может быть оправдан клятвой двенадцати соседей, либо он должен сразиться на поединке с человеком своего звания.
XII. 12. О лишившем кого-либо руки. Если кто-либо сломает другому человеку руку, он должен уплатить пятьдесят мараведи. Если он отрубит руку, то уплатит сто мараведи. Если же он отрицает содеянное, то он может быть оправдан клятвой двенадцати соседей, либо он должен сразиться на поединке с человеком своего звания.
XII. 13. О лишившем кого-либо ноги. Если кто-либо сломает другому человеку ногу, он должен уплатить пятьдесят мараведи. Если он отрубит ногу, то уплатит сто мараведи. Если же он отрицает содеянное, то он может быть оправдан клятвой двенадцати соседей, либо он должен сразиться на поединке с человеком своего звания.
ХП. 16. О кастрировавшем какого-либо человека. Если кто-либо кастрирует другого человека, он уплатит двести мараведи и будет объявлен врагом [города]; если он отрицает содеянное, то он может быть оправдан клятвой двенадцати соседей, либо он должен сразиться на поединке. Однако, если речь идет о человеке, которого муж застал со своей женой или дочерью, то последний не должен ничего платить.
XII.28. О застигнутом содомите. Содомита, застигнутого на месте преступления, надлежит сжечь заживо. Если же кто-либо скажет в лицо другому: «Я спал с тобой как с женщиной», то в том случае, если будет доказано, что это правда, сжечь следует обоих; в противном случае сожжению подлежит только тот, кто сказал подобную гнусность.
«В означенную эпоху была предпринята смехотворная вылазка: дети и несмышленые люди поспешно и необдуманно выступили в крестовый поход, движимые скорее любопытством, нежели заботой о спасении души. В эту экспедицию отправились дети обоего пола, отроки и отроковицы, да не только малые дети, но и взрослые, замужние женщины и девицы — все они шли толпами с пустыми кошельками, наводнив не только всю Германию, но и страну Галлов и Бургундию. Ни друзья, ни родственники никоим способом не могли удержать их дома: они пускались на любые уловки, чтобы отправиться в путь. Дело дошло до того, что повсюду, в деревнях и прямо в поле люди оставляли свои орудия, бросая на месте даже те, что были у них в руках, и присоединялись к шествию. Поскольку, встречаясь с подобными событиями, мы нередко являем собой крайне легковерную толпу, многие люди, усмотрев в сем знак истинного благочестия, исполненного Духа Божия, а не следствие необдуманного порыва, спешили снабдить странников всем необходимым, раздавая им продовольствие и все, в чем они нуждались. Клирикам же и некоторым иным, обладавшим более здравым суждением и обличавшим сие хождение, которое они находили совершенно вздорным, миряне давали яростный отпор, упрекая их в неверии и утверждая, что они противились этому деянию более из зависти и скупости, нежели ради истины и справедливости. Между тем всякое дело, начатое без должного испытания разумом и без опоры на мудрое обсуждение, никогда не приводит ни к чему благому. И вот, когда эти безумные толпы вступили в земли Италии, они разбрелись в разные стороны и рассеялись по городам и весям, и многие из них попали в рабство к местным жителям. Некоторые, как говорят, добрались до моря, и там, доверившись лукавым корабельщикам, дали увезти себя в другие заморские страны. Те же, кто продолжил поход, дойдя до Рима, обнаружили, что дальше идти им было невозможно, поскольку они не имели поддержки от каких-либо властей, и им пришлось, наконец признать, что трата сил их была пустой и напрасной, хотя, впрочем, никто не мог снять с них обета совершить крестовый поход — от него были свободны лишь дети, не достигшие сознательного возраста, да старики, согбенные под тяжестью лет. Так, разочарованные и смущенные, пустились они в обратный путь. Привыкнув когда-то шагать из провинции в провинцию толпой, каждый в своей компании и не прекращая песнопений, они теперь возвращались в молчании, поодиночке, босоногие и голодные. Их подвергали всяческим унижениям, и не одна девушка была схвачена насильниками и лишена невинности.»
«В том же году герцог Австрийский, несколько баронов и других людей различного звания предприняли крестовый поход для оказания помощи графу де Монфору в его войне против Альбигойцев... еретиков из земли Св. Жиля. Папа Иннокентий призвал к этому походу и организовал его, обязав участвовать в нем ради отпущения грехов.»
«Когда кто-либо любит образ или человеческое существо, то это одна случайность любит другую, чего не должно быть; я, однако, смиряюсь с этим — пока не буду от этого избавлен.»
«Тому, кто захотел бы постоянно пребывать в покое, покой наскучил бы как любая другая вещь.»
«Пребудь в самом себе: возможность заниматься внешними вещами выдает себя за необходимость, но это лишь предлог.»
«Блажен, кто не расплескивает себя в деяниях и речах: чем более вершится деяний и льется речей, тем более простора для случайного.»
«В царствование короля Франции Филиппа [Августа], отца и предшественника нынешнего государя, жил в городе Париже богатейший ростовщик по имени Тибо[3]. У него были многочисленные владения и несметные богатства, накопленные ростовщичеством. Охваченный раскаянием по милости Божией, предстал он перед магистром Морисом, Парижским епископом, прося наставить его добрым советом. Тот, увлеченный строительством собора, посвященного Богоматери, посоветовал ему пожертвовать все свои деньги на продолжение начатого строительства. Этот совет показался ростовщику несколько странным, и он обратился к кантору магистру Пьеру[4] , передав ему слова епископа.
Магистр Пьер ответил ему: «На этот раз он дал тебе дурной совет. Ступай и пусть глашатай возгласит по всему городу, что ты готов возместить всем полученное за ссуду под залог.» Тот так и сделал.
Затем, вновь явившись к магистру, Тибо сказал ему: «Всем, кто пришел ко мне, я с чистым сердцем вернул все, что брал у них, но у меня много еще осталось.»
«Теперь, — ответил магистр, — ты можешь творить милостыню с полным спокойствием души.»
Аббат Даниэль из Шёнау рассказывал также, что, по совету кантора, он появлялся на городских площадях полуобнаженным, в одних штанах, сопровождаемый слугой, который бичевал его, выкрикивая: «Вот тот, кто стяжал почтение власть имущих благодаря своим деньгам и кто удерживал заложниками сыновей благородных сеньоров!»
«Один крестьянин лежал при смерти; дьявол был тут как тут, грозя вогнать умирающему в рот огненный кол. Зная за собой грех, крестьянин вертелся так и эдак, но по-прежнему видел перед собой дьявола с пылающим колом. Когда-то он перенес кол такой же формы и величины со своего поля на соседнее, принадлежавшее честному рыцарю, чтобы прирезать себе земли. Он послал своих близких к этому рыцарю с обещанием вернуть захваченное и мольбой о прощении. Однако рыцарь ответил им: «Я не прощу его, пусть хорошенько помучается!» Во второй раз подступил к нему дьявол, и во второй раз крестьянин в страхе посылает к рыцарю — и вновь не получает прощения. На третий раз посланцы пришли в слезах и взмолились: «Умоляем Сеньора во имя Господа простить несчастному грех его, ибо не может он умереть, и жить ему не позволено.» Ответил рыцарь; «Теперь я как следует отомщен и прощаю ему.» И тотчас же дьявольская напасть прекратилась.»
«Я расскажу вам довольно необычную историю, произошедшую в действительности в бытность мою в Толедо. Множество школяров из разных стран сходились туда изучать искусство магии и заклинания духов. Несколько молодых баварцев и швабов, услышав от своего учителя вещи удивительные и невероятные и желая воочию в них удостовериться, сказали ему: «Учитель, мы хотим, чтобы ты показал нам то, чему ты нас учишь...» В подходящую пору он привел их в поле. Очертив вокруг них своим мечом круг, он приказал им не выходить из него под страхом смерти. Он наказал им также ничего не давать из того, что у них попросят, и ничего не брать из того, что им будут предлагать. Затем, отойдя немного в сторону, он с помощью заклинаний вызвал демонов.