Вот за это я и люблю Европу, – сказала одна моя подруга.
Кафе, приятное общение, шутки и флирт, атмосфера беззаботности. Эмиграцию в Европу часто представляют как Эльдорадо. Кажется, ты будешь вот этой женщиной в компании подруг, попивающей латте макиато субботним днем.
И ты, действительно, будешь ею иногда. Если осознанно начнешь строить дружбы и создавать связи, если примешь условия игры в смол-ток, и будешь достаточно смелой, чтобы инициировать общение, и найдешь работу, чтобы не волноваться о сумме на счете. И вообще, если будешь счастливой, чтобы с тобой было, о чем похохотать.
Нам обязательно нужно встретиться еще!
Но главное, по-моему, – это стать медной проволочкой, гнущейся во все стороны. Быть и расслабленной, и начеку: если что-то пошло странно, первым делом думать о возможных культурных различиях.
Моя знакомая американка говорит мне:
It was great, we should totally do it again! Let’s take coffee sometimes! (Было замечательно, нам нужно обязательно встретиться еще! Давай как-нибудь выпьем кофе!)
Я радуюсь и волнуюсь одновременно: ближайшие две недели мой календарь раскрашен в желто-фиолетовый, и в нем почти нет свободного времени.
Времени нет, но я создам – потому что мне важна эта новая знакомая, и я хочу питать эту дружбу.
«Я могу в субботу утром, – пишу я ей. – Встретимся на бранч?»
И жду: среду, четверг, пятницу. Сообщение прочитано, ответ так и не приходит.
Эта ситуация повторится в моей жизни трижды, прежде чем я догадаюсь заглянуть в папку «культурные различия» и спросить знакомых американцев, в чем может быть дело.
А дело окажется в том, что фразу моей знакомой стоит переводить вроде: «ты мне нравишься». А кофе – это фигура речи.
Но просто выучить это – недостаточно. Потому что потом ты окажешься, например, в Италии – и кофе станет настоящим. А потом – в Беларуси, и кофе будет означать, что на стол поставят первое, второе и закуски.
Поэтому я и думаю все время о медной проволочке и о кнопках, которые нужно научиться переключать легко и без обид.
Нюх на речь
В эмиграции у меня на время пропадает нюх, и я не могу понять: кто говорит со мной? Обычно мое писательское ухо моментально считывает это через речь. Через оттенки звуков, окрашенные фразы, количество клише – впечатление складывается в секунду и без моих усилий.
Но вот подходит ко мне итальянец на улице:
Комплименты маме!
И я сначала думаю: смешной способ познакомиться. Рассказываю своему другу итальянцу – и вижу, как морщится его лицо:
Катя, это трэш. Это самый невежливый и циничный подкат.
Вот француз говорит:
У вас очень милый акцент.
И я благодарю его за комплимент, думая, что он прекрасно воспитан. Но когда слышу эту реплику в десятый раз, понимаю, что это – стандартная фразочка, означающая скорее «откуда вы?», чем «ваше произношение ласкает мне слух».
У вас очень красивый акцент. Откуда вы?
Спасибо. Из Беларуси.
Из России?
Нет, из Беларуси.
Не знаю, где это.
Признаюсь, несколько лет я взрывалась, как кислая конфета-шипучка на языке. Меня поражало, что француз, не разбирающийся в географии и не знающий страны, граничащей с ЕС, совсем этого не стесняется и продолжает держаться, как король. Или, например, спрашивать:
А, это в США? У вас есть северное сияние?..
Обычно никто не верит мне, когда я пересказываю эти диалоги. Но я оказывалась в них так часто, что стала носить в сумочке карту мира и раскрывать ее. Воспитаны ли мои собеседники, образованны ли? Сложно сказать. Кажется ли им вежливой девушка, слишком эмоционально реагирующая на их незнание? Сложно сказать.
Но вот что сказать легко: эмиграция обнажает тебя. Если ты не в ресурсе и ранишься обо все – ты будешь выпукло видеть этих людей, не интересующихся иностранцами. Если же подзарядишь батарейку до салатового, то вспомнишь, например, одного водителя блаблакар, фермера, стартанувшего разговор в пути так:
Когда ты зарегистрировалась на поездку и я увидел, что ты из Беларуси, я понял, что ничего о ней не знаю – и открыл википедию. А правда ли, что…
Через полгода я полечу в Москву, и у меня сломается колесико от тяжелого чемодана. Я вызову такси: «Самое начало Тверской, у Белорусского вокзала» – и ко мне приедет тоже эмигрант. Когда он узнает, что я прилетела рейсом из Франции, он спросит:
А какая там валюта?
И как тогда писать книгу об эмиграции? Первое, чему эмиграция научила меня – что обобщения не работают. И что вопросы, которые ранят, нужно перенаправлять внутрь.
Почему меня это ранит?
Потому что мне кажется, что меня нет.
Почему меня это ранит?
Потому что я хочу им понравиться.
Почему меня это ранит?
Потому что я завидую.
И с этим уже можно что-то делать.
Сколько вам лет в этой стране?
Однажды в Беларуси у меня гостил француз, и я позвала его с собой в гости к друзьям. Мы чуть припозднились, и, когда вошли, моя подруга Ира как раз заваривала чай.
Оставьте свои куртки в коридоре и проходите, – сказала нам из кухни она, ставя на стол еще две кружки.
Мы сели, я представила своего друга тем, кто его не знал.
А вы не голодны? – спросила Ира.
Мы не ели уже давно, но мой французский друг ответил:
Нет, спасибо большое.
А я что-то проголодалась, – призналась я. – У тебя не найдется чего-нибудь в холодильнике?
Ира достала из холодильника и разогрела кусочек курицы, запеченной с черносливом, и подала мне. Курица была прекрасной, я ела, улыбаясь, пока не увидела боковым зрением лицо моего француза.
Было очевидно, что ему очень, очень, очень неловко за меня.
Я поняла, почему, только когда переехала во Францию.
Вы видели видео, где Владимир Познер рассказывает, как он приехал к своей маме француженке, когда она обедала?
Ты голоден? – спросила она.
Нет, – ответил он как воспитанный человек.
Неважно, как там на самом деле: голоден или нет. «Нет, мамочка, не голоден» – должен ответить любящий и воспитанный французский сын.
Почему? – долго не понимала я. А как же искренность и любовь в семье?
Но вот как складывается этот кубик Рубика.
Франция – страна, где не варят большую кастрюлю супа на неделю и не разогревают остатки вчерашнего ужина. Это страна, где обычно каждый раз готовят свежее и едят свежее, тем более в высшем обществе.
Когда мама готовит себе и своим гостям, скажем, утку в соусе, то она рассчитывает количество порций и ничего не делает впрок.
Что тогда делать хозяйке, если в разгар трапезы в дом входит гость? Вежливо – предложить ему еды (которой нет). А что делать, если ты – этот гость, сын, любящий маму? Конечно, ответить, что ты не голоден, и не ставить маму в неловкое положение. Не вынуждать ее идти потрошить новую утку. И не просить бутербродик с сыром, ставя ее в неловкое положение за то, что вы будете есть хлеб, а она сложное блюдо. Ответить так, как ответил Владимир Познер.
Когда взрослый человек с двумя образованиями и опытом работы переезжает в другую страну, он думает о себе многое: что он знает этикет, что он уверен в себе и что сделал не так уж мало для своего возраста.
Переезжает – и превращается в ребенка, которому приходится учить азбуку. Только на этот раз без учителя, учебника и проверки домашних заданий. Самостоятельная работа.
Вот вы были расслаблены в супермаркете и наслаждались шоппингом, только кокосовое молоко не могли найти.
Извините, вы не подскажете, где… – обращаетесь вы к человеку в красной жилетке, на бэйджике которого написано: «спросите меня, если нужна помощь».
Пока он молчит, вы успеваете рассмотреть его жилет, и логотип супермаркета, и шрифт, использованный на бэйдже. Но что-то ответа нет уже слишком долго.
Escuzez-moi1[5], – еще четче произносите вы, вытягивая губы так, как вас учили на уроке фонетики, – je cherche2[6]…
Во-первых, здравствуйте, – отвечает вам этот человек – и у него появляются усы, и необычный цвет глаз, и родинка у брови.
А вы понимаете, что вы только что нагрубили.
Чувствуете, как рядом с вами материализовалась школьная парта и деревянный стул? Здравствуйте, садитесь.
Или вот вынырнули вы из январских праздников и уже несколько дней в офисе. Все идет своим чередом, вы уже полгода здесь работаете и начинаете хорошо во всем ориентироваться. Дзынь! – письмо от коллеги.
Вы открываете его и обнаруживаете, что оно сухое как вино брют-кюве. И начинается так: «ВО-ПЕРВЫХ, С НОВЫМ ГОДОМ!»
Кто ж знал, что весь январь вы должны начинать так первый разговор с человеком? Вы-то считали, что рабочее и праздничное не стоит смешивать. Но кто это коснулся вдруг вашей спины? Вы смотрите в зеркало, повернув голову, и видите на ней ярлычок «грубые русские».
Поняв, как нужно себя вести с мамой Познера и научившись быть милой и вежливой, я сажусь в самолет. Он летит слишком быстро, особенно если уснешь в дороге. Приземляется в Минске, потом за окном – осины и ели, потом магазин «На болоте» и улица Депутатская.
И вот уже я за столом с многоцветной скатертью с родными, и мне подкладывают капусты из трехлитровой банки с родинками клюквы.
Спокойно и ясно внутри моих границ, я рассказываю о своей жизни лишь то, о чем меня спрашивают, следя за паритетом и переадресовывая вопросы выпавшим из разговора.
А в конце вечера, спокойная и чуть уставшая, собираю посуду, оставшись лишь с мамой.
Ты стала как иностранка, – бросает она с горечью.
Мое «Почему?» – автоматическое. На самом деле я в макросекунду вспомнила, чего от меня ожидали: сразу – нараспашку. И немного драмы.
Но я все же отвечаю из своей новой части, французской: