Почему нет фотографии? – волновалась я. – Сколько ему лет? А он настоящий? Может, он просто поболтать хочет? Или вдруг он серийный убийца?
Но моя жажда танцевать сильнее недоверия к пустым профилям – и мы договорились встретиться на центральной площади, чтобы познакомиться. Помню, как я шла туда мимо красивых арок с коваными фонарями – и снимала сториз. Спрашивала своих читателей: пошли ли бы вы на такую встречу? Кто-то желал мне удачи, кто-то пугался моей смелости.
Я стояла у королевского дворца, вглядываясь в каждого мужчину, ждавшего кого-то между четырьмя фонтанами.
Джузеппе? – подошла я к высокому глянцевому брюнету в голубой рубашке с вензельками.
Джованни, – улыбнулся он. – Но Джузеппе обязательно придет.
Наконец я увидела ноги, которые, слегка пружиня от брусчатки, приближались ко мне. Это походка человека, танцующего линди-хоп. Профиль, как у Леонардо да Винчи, сияющие глаза, короткие седые волосы кудрявятся под кепочкой.
Екатерина?
Да!
Мы отправились выпить кофе, объясняясь то жестами, то на скупом английском, то «секунду, я посмотрю это слово в гугл-переводчике».
А сколько тебе лет? – спросила я его.
Пятьдесят шесть.
А ты еще что-нибудь танцуешь?
Тарантеллу!
Все было по-итальянски: разговор не замирал, несмотря на отсутствие общего языка, Джузеппе болтал со мной как со старой приятельницей, а увидев знакомого, проходящего мимо нашего столика, тут же, не спрашивая меня, пригласил его посидеть с нами.
Кажется, не маньяк.
В Италии только-только ввели послабления в перерывах между карантинами – и мы этим же вечером записались в продвинутую группу танцев. Мы должны были двигаться между маленькими разноцветными пластиковыми конусами: каждая пара в своем квадрате. Пока танцуешь – дышишь обычно, но, когда переходишь в другой квадрат – надеваешь маску.
Пока все остальные разучивали новые движения, Джузеппе хулигански вставлял в танец цыганские вздрагивания плечами и вытворял закорючки ногами там, где в джазе сбивается ритм. Под его маской угадывалась улыбка. Я тоже улыбалась под маской.
Какой он легкий, прыгучий, веселый и приятный, как мне повезло с ним. Я вернулась домой не просто довольная – счастливая.
Мне достался лучший партнер в группе. Скорее бы следующее занятие.
Конечно, я открыла инстаграм и рассказала о Джузеппе в сториз.
А утром следующего дня получила от него сообщение:
Дайте мне восстановить дыхание. И сглотнуть горчинку, прокатившуюся по моему горлу.
Я помню это чувство. Чтобы рассказать о нем, придется начать еще одну историю, а после вернуться к этой.
Год назад, дописав свою прошлую книгу и не сделав перерыва, нервничая перед презентациями, уставая от переездов и сна на разных кроватях в разных городах, я села в самолет «Минск-Барселона» – и полетела на неделю к морю, чтобы отпраздновать и отдохнуть.
Когда я вышла из аэропорта, я увидела стройную загорелую лоснящуюся ногу девушки, заброшенную на ногу ее молодого человека. Она сидела на его коленях – и было видно, что каждый день лета эти испанцы провели на воздухе, у моря, под солнцем. Свежий надкушенный персик с картины эпохи Возрождения лежал в руке девушки. Вторая рука обнимала шею парня. Они целовались.
Вот я – в Испании. Вокруг пальмы, мопеды, черные глаза, ритмы фламенко. А у меня – мое тусклое лицо, усталая спина, лишние килограммы, появившиеся от долгого сидения на стуле. Внутри моего чемодана свернуто пальто, которое я купила в Петербурге в середине сентября, чтобы уберечься от холода. Да, за моими бледными плечами – книга, презентации в разных городах. Но нет у меня ни выгоревших прядей, ни тонкой цепочки на загорелой шее, ни гибкости ящерки в спине, ни вот этого беспечного горящего взгляда.
Я догадываюсь, что через неделю купания в море кожа моя подтянется, а в глазах появится блеск. Но это будет через неделю. А сейчас мне до горечи неуклюже, несуразно, неловко.
И вот точно так же неуклюже мне стало, когда я прочла полное непуганой щедрости сообщение от Джузеппе. Я на секунду почувствовала солнечный свет на своем лице, который и согрел меня, и безжалостно подчеркнул мою задеревенелость.
Почему я рассказала, как мне понравилось танцевать с Джузеппе, всем, кроме него самого? Отнесла свою благодарность не по адресу?
Не потому, что не успела или забыла. Не потому что не знала его номера. Просто в моем внутреннем меню не было такой опции.
Почему ты так скупа с близкими и так щедра с далекими, Катя?
Новое уведомление: вас отметили в публикации.
Я кликаю на оповещение – и обнаруживаю рецензию на «Держись и пиши!», мою прошлую книгу. Автор публикации – моя подруга Вика.
Вика? Мне не по себе. Помню, как я оставила подарки на Викином книжном шкафу год назад. Среди них была и моя книга. С тех пор Вика ни слова мне о ней не сказала – и стало очевидно: ей не понравилось. Скорее всего, она до конца не дочитала и потому деликатно молчит.
Тогда что же в рецензии?
На фотографиях к ней моя книга: вся в розовых и оранжевых закладках. Фото 66-ой страницы с отметками карандашом.
«И еще хочется эту книгу читать с карандашом. Закладок столько, что все не выписать, только перечитывать…»
И так далее.
Так ей понравилось?
А почему она мне не сказала раньше?
Почему не поблагодарила меня за подарок?
И даже публикуя приятный отзыв, не написала мне?
Некоторые могут выразить благодарность только в третьем лице. И, оказывается, я одна из них.
Или вот мой папа.
Поздравляю! – сказал мне папин сотрудник, с которым мы никогда не встречались раньше.
Здравствуйте! – взяла на секунду паузу я. – А с чем?
С поступлением в Москву! На бюджет! – он улыбался так искренне. – В литературный же, да?
Да, – удивилась я. – Спасибо большое! Но откуда вы знаете?
Как же! В день, когда ты поступила, твой папа цвел как майская роза: моя дочь! Сама! Поступила! В Москву… Он нам всем рассказал и проставился.
Папа, правда?
А я думала, что мое второе образование казалось тебе прихотью. Зачем учиться писать в литературном, если только что закончила журфак? Зачем переезжать в Москву, если есть хорошая работа в Минске? Пора детей рожать… – так, мне казалось, ты рассуждал.
Ты отпраздновал мой успех с другими. И я узнала об этом от них. Однако даже эти крошки радости, оставшиеся после банкета, оказались сладки. Мне кажется, у меня получилось почувствовать их вкус. Но я могу только догадываться, как это – насладиться пирогом целиком.
О чем это? О том, что говорить хорошее опасно, вредно? Скажешь – и человек расслабится, разнежится, возгордится? Приляжет на лавры и никогда не поднимется с них? А ответственность останется на тебе.
И вообще: что это за телячьи нежности? Хорошим можно навредить. Не расслабляйся, в жизни нужно быть сильной.
Но, кажется, здесь есть кое-что еще. Осмелиться и показать живое чувство прямо в моменте и прямо по адресу – уязвимо. Если это сделать, между вами возникнет такая степень близости, которую нелегко без привычки вынести. Которой жаждет любой человек просто потому, что она – человеческая потребность. И которая так дорого, бывает, стоит.
Признаться в своих чувствах – значит проявить себя: какой я отец, какая я подруга. Как мне с тобой. Как много ты для меня значишь, как сильно можешь повлиять. А значит, пульт управления моими чувствами бывает у тебя. А значит, у тебя есть власть. А это страшно.
Легче выразить свои чувства не напрямую, а тому, что мимо проходил. Опубликовать в сториз. Рассказать коллеге. Или прикрыться оценочным: «Ты крутая» вместо «Я так горжусь тобой, Катя».
Такое требует привычки, смелости и разморозки. И рука сжимает горло:
Что ты как ребенок?
Что ты как не мужчина?
Подставишься – тобой начнут манипулировать.
Даже когда решишь сказать себе что-то приятное, слов не находится. Наготове нападки:
Поступить в вуз недостаточно. Важнее в нем удержаться, хорошо учиться. Чего стоит твое поступление, вдруг тебя отчислят после первой сессии?
Ты только училась, а работы настоящей еще не пробовала.
Когда попадаешь в страну, где поддержка и открытое выражение добрых чувств – норма, поначалу чувствуешь себя звездой:
Это такая классная идея! У тебя так хорошо получается! – слышишь ты.
Какая ты красотка сегодня.
Какие волосы у тебя, просто потрясающие!
С тобой так интересно.
Ты опубликовала книгу? Бестселлер? Ты должна собой гордиться. Такой успех!
Ты вдруг получаешь то, чего никогда не было вдосталь. И когда доспехи начинают, гремя и подрагивая, падать, возникает рефлекс вернуть их на место:
Не радуйся, а то плакать будешь.
Ей что-то от меня нужно.
Держи лицо кирпичом и ни в коем случае не показывай, что тебя это трогает.
Можно застрять в этих заржавевших, но прочных защитах. Но тогда это – выбор, и только моя ответственность. Я выросла, и теперь моя жизнь, в том числе внутренняя – это результат моих решений. Конечно, я могу оттолкнуть шанс на изменения и продолжить смутно тосковать по близости, одновременно отвергая ее. И сколько бы ни сыпали на меня комплиментов, ни одни из них не допустить внутрь.
Рот будет отвечать, как привык:
Нет-нет, эта идея требует доработки.
Да что ты, я не выспалась сегодня, у меня синяки под глазами.
А вот раньше волосы мои были вдвое гуще.
Ну да, бестселлер, но это потому, что ниша маленькая…
А можно этот вызов не проскакивать, а рассмотреть на внутреннем совете директоров. Возможно, признать, что в 21 веке доспехи – лишние. Провести внутреннюю работу, чтобы в первый раз просто вымолвить:
Спасибо.
И ни слова больше, только улыбка.