Франк Ширмахер в августе 2011-го в эмоциональном порыве все смешал в одну кучу:
– мировой финансовый кризис с 2007 по 2009 год,
– кризис евро с 2009 по…
– кризис гражданского сознания,
– раздел имущества,
– критику системы со стороны левых,
– «неолиберализм» (не важно, что он означает),
– «деклассирование умственного труда, ползучее разрушение немецкого университета»,
– «демографические изменения» и многое другое46.
Для всех тех, кто с середины шестидесятых годов следил за всеми дебатами по системе и частично выступал на них, как и для меня, в списке его обвинительных пунктов нет ничего нового и неизвестного. Я интерпретирую эту статью и как призыв к помощи, и как документ растерянности. Вызванную ею серию последующих статей различных авторов 47 я взял как косвенное доказательство того, что мировой финансовый кризис, кризис евро и кризис долгов вновь ставит вопрос о легитимации нашего общественного и экономического строя.
Это важно еще и потому, что в последние 20 лет неравенство распределения доходов и имущества в промышленно развитых странах в целом возросло, особенно в США и Великобритании. Многим это казалось еще допустимым до тех пор, пока система показывала рост экономики и занятости, но когда цепочка оборвалась и вместо этого возникли затраты на спасение банков, то именно в этих двух странах стали появляться сомнения, вызвавшие кризис легитимации капитализма, которые поражают даже консервативные круги 48 и заметны в опросах, проводившихся в Германии49. Это было исходной точкой движения Occupy Wall Street («Захвати Уолл-стрит»).
Вопрос о легитимации неизбежно является постоянной темой в обществе с тех пор, как был свергнут абсолютизм и отпала легитимация, божьей милостью, рождения правителя. С тех пор считается: легитимно только то, что большинство граждан или формирующий общественное мнение класс воспринимают как легитимное. Для актуализации легитимного состояния постоянно необходима общественная дискуссия. Но о возможном исходе таких дискуссий не стоит строить иллюзии: эра коммунизма или государственного социализма закончилась. В мире преобладает модель рыночной экономики с частной собственностью на средства производства, и нет никого в перспективе, кто бы придумал принципиально что-то лучшее.
При классификации настоящего кризиса сначала имеет смысл взглянуть на пропорции: большое впечатление, которое кризис производит на наблюдателя, заключается как раз в перспективном искажении его при ближайшем рассмотрении во времени и пространстве: если мы посмотрим на рост экономики в мире за прошедшие десять лет, то, что касается развития производства, доходов и занятости, в этом смысле, кризис оставил в 2008–2009 годах лишь небольшую вмятину.
Кроме того, экономические и финансовые кризисы, будь они большими или маленькими, являются неотъемлемой составной частью экономического развития – хотя бы потому, что человек и общество склонны к постоянному повторению одних и тех же ошибок. Поэтому мы снова и снова ведем одни и те же дискуссии.
С такой предпосылкой я попытаюсь далее внести какой-то порядок в рассмотрение долгового кризиса в связи с легитимацией50. Для этого вначале несколько общих замечаний:
– Действующее рыночное урегулирование решает проблему аллокации, но не проблему распределения, ведь в нее не встроен сенсор справедливости. Кстати, это причина того, почему я как молодой экономист стал в 39 лет членом СДПГ. Как показывает сравнение Швеции и Соединенных Штатов, в принципе возможно направить капиталистическую рыночную экономику к перераспределению и социальному обеспечению, и этим не будет нарушено функционирование рыночной системы.
– Большинство рынков нуждаются в регулировании. Поднятые при этом вопросы не банальны, и их редко можно решить однозначно. Это касается также и финансовых рынков.
– Любая работающая экономика не может отказаться от кредитов, точно так же как в другом месте неизбежно избыточное финансирование. Поэтому проект и реализация правил регулирования являются основными задачами политики. Ошибки в этой области не являются сбоем рыночного или системного механизма, они являются в результате сбоя политики.
– Основным стимулом на всех рынках и для любой экономической деятельности является человеческое корыстолюбие 51. Все системы, которые не уделяли этому внимания, потерпели экономическое поражение и в большинстве своем превратились в жуткую диктатуру.
Никто не снимает с нас ответственность, но никто и не отнимает у нас шанс предпринять попытку сделать общество и мир, в котором мы живем, как можно более справедливыми. Мы будем тем более успешными, чем лучше будем учитывать закономерности рыночной экономики.
Правовые отношения между кредитором и должником в смысле сети взаимных прав и обязательств имеют такую же долгую историю, как и человеческое общество. Об этом свидетельствуют Десять заповедей. Женщина-раввин Элиза Клапек считает: «Не иметь долгов, то есть быть свободным от долгов – это… христианское представление… В целом долги и чувство долга в еврейской религии не являются чем-то плохим. Чувство долга удерживает нас всех вместе. Господь владеет этим миром, он создал мир, за это мы ему что-то должны. Но мы должны также что-то и нашим близким. Чувство долга – это условие того, что мы сможем создать сообщество»52. Долги, в смысле услужливости, обязательства отдавать и обязанность содержать, существовали еще до введения денежной экономики. Кредитные отношения, в смысле финансовых кредитов, появились, конечно, только на базе денег. При этом во все времена были кредиторы, которые незаконно или в преступных целях использовали властные отношения точно так же, как всегда существовали должники, которые не могли или не хотели выполнять свои обязательства.
И во все времена существовало прекращение существующих отношений между кредитором и должником без их исполнения. Причиной этого могли быть проигранные войны, революции или просто изменившаяся ситуация, которая не позволяла продолжать прежние отношения. Выполнение любого долгового отношения все равно заканчивается там, где платежеспособность должника наталкивается на объективные границы. Поэтому регулируемое или нерегулируемое банкротство, то есть банкротство должника, – это часть долгового режима. Банки, выдающие кредиты, всегда включают в свои расчеты риск неплатежа, часть процентного вознаграждения служит по расчетам для покрытия этого риска.
Если кто-либо хочет объяснить и проанализировать действительность, а не только оплакивать и проклинать ее, то даже по такой эмоциональной теме, как «Долг и долги», необходима определенная доля дифференцирования. Начнем с государственных долгов:
– Имеется много солидных промышленно развитых государств, которые финансируют свои кредиты за счет сбережений граждан, они не имеют вообще или имеют небольшие внешние долги, показывая сальдо кредитования и доли государственных долгов ниже допустимых долей по Маастрихтскому договору. Такие страны просто хорошо управляются, и ими руководят с большой долей ответственности. К ним относятся Швейцария и Швеция. Эти маленькие и успешные страны показывают, что для промышленно развитых стран принципиально не существует проблемы долгов, а есть скорее всего проблема ответственной политики и плохого менеджмента. Обеспеченное существование и стабильный успех таких государств опровергают всяческое нытье с критикой системы. Даже очень высокая государственная задолженность в Японии не представляет проблемы для мировой экономики, так как она финансируется исключительно за счет сбережений японских граждан.
– Кроме того, есть промышленно развитые страны, которые принципиально имеют здоровую экономику, но – и это показывают дефициты доходно-расходного баланса и государственная задолженность – по тенденции живут не по средствам. Это выражение суммы принятых в этих странах политических решений. В эту категорию попадают США и Великобритания. Они финансируют большую часть своих государственных долгов за счет банковских кредитов, для снижения дефицита доходно-расходного баланса отсутствует концепция. Но это известно инвесторам, тем не менее облигации этих стран пользуются спросом. Из-за того, что существует национальный эмиссионный банк, который при необходимости может напечатать деньги, хотя и существует риск инфляции, но таким странам не угрожают неплатежи по облигациям.
– В северных странах зоны евро всегда положительные сальдо доходно-расходного баланса. Их государственная задолженность очень незначительна. Но они все вместе имеют меньше долгов, чем сумма капитала, сэкономленного их гражданами. Проблему представляет их включение в зону евро с возникновением угрозы растущего недоверия к евро как валюты, что может негативно повлиять на желание инвесторов покупать облигации этих стран. Но это не является их насущной проблемой.
– Несколько иначе это выглядит в южных странах зоны евро, включая Францию. Их государственная задолженность и дефициты намного выше, чем в северных странах зоны евро. У них у всех есть также дефициты доходно-расходного баланса, то есть они финансируют часть государственного дефицита за счет внешних займов. Сопровождающие их проблемы я уже изложил в главе 3 и остановлюсь на этом подробнее в главе 8. Однако общие системные проблемы политика долгов этих стран не ставит. Актуальность и трудность их проблем вытекают, как уже было описано, из того, что они вступили в валютный союз, не осознав в достаточной степени в своей политике правила валютного союза.
– Но снова и снова появляются страны, где государственная финансовая политика и политика регулирования долговых обязательств характеризуются безответственной бесхозяйственностью, расточительством и некомпетентностью. В зоне евро таким государством является Греция. Где существует некомпетентная бесхозяйственность, которая доходит до такого положения дел, как в Зимбабве. Но это также не системная проблема, а просто вопрос коррумпированных элит и некомпетентного управления.