Когда Ягдман вышел, на него налетела толпа репортеров. Он сказал: «Я к этому вообще никакого отношения не имею. Я ничего не знаю». Затем вышел Канелла. Они хотели броситься к нему, а его нет: он взял ноги в руки и убежал. Ягдман попал на демонстрацию случайно (так он сказал). У него в тот день были проблемы дома. Он напился, пошел на демонстрацию и бросил камень в буйвола.
Процессы были прекращены. О них потом ничего не было слышно. После того, как в СМИ полностью появились наши обращения и оба были освобождены, нам стало ясно, что мы всё еще держим инициативу в своих руках.
В субботу утром от нас поступило обращение № 3. Его мы занесли по различным адресам, среди них – евангелический пасторат в Целендорфе. В нём сообщалось: «Если кто-то из названных нами товарищей не принимает освобождения, он должен это объявить 01.03.1975 в присутствии своего адвоката в вечерних новостях. Мы не будем продлять свой ультиматум. Он заканчивается 3 марта в 9:00. До этого срока освобожденные товарищи и пастор Альбертц должны улететь. После возвращения последнего мы сразу же дадим знать об условиях освобождения Петера Лоренца. Его безопасность напрямую зависит от поведения госаппарата. Мы не забыли Фюрстенбрукка и Роммельмайера. Если полиция приготовит что-то подобное, то это наверняка повлечет смерть Петера Лоренца. До исполнения этих требований это последнее наше сообщение».
– Это было ваше последнее обращение?
Райндерс/Фрич: Нет. Вечером в 20:00 по радио и телевидению прошло обращение от священника Альбертца: «Я обращаюсь к вам как служитель церкви, который обязан защищать жизнь человека. Поэтому объявляю, что в этой трудной ситуации я готов сотрудничать. Но это я готов делать лишь тогда, когда опасности и риски не лежат бременем только на одной стороне. Предложение, которое стало мне известно и которое было передано мне через правящего бургомистра(10), содержит в отношении условий освобождения Петера Лоренца неудовлетворительные высказывания. Для того чтобы выполнить свое задание, я должен получить иной, чем до этого, ответ. Я предоставляю себя в ваше распоряжение, чтобы во время первой встречи с вами или вашими друзьями быть уверенным в безопасном освобождении Петера Лоренца. Вы же, наоборот, можете на меня положиться, что я не буду участвовать ни в каком мероприятии, которое имело бы конец Фюрстенбрука».
Сразу же за этим пришло сообщение полиции: «Вы получили обращение Альбертца. Немедленно сообщите об условиях освобождения Петера Лоренца. Используйте в качестве опознавательного знака название места, где в окружении дома Лоренца продавались продолговатые поделки резчиков по дереву». Понятно, что это были вещи, которые Лоренц мог знать.
В 00:00 Малер по каналу ARD объявил, что он отклоняет обмен: «Похищение врага народа как средство освобождения политических заключенных есть выражение политики, отдельной от борьбы рабочего класса, которая неизбежно закончится тупиком. Стратегия индивидуального террора – это не есть стратегия рабочего класса». Так это прошло по телевидению. В объявлении, кроме того, было: «По поводу показательного процесса против Беккер, Майнхофа и меня в сентябре прошлого года я публично дал понять, что это была публичная критика, одновременно и самокритика, что мое место на стороне революционного класса. Я твердо убежден, что благодаря борьбе рабочих масс откроются ворота политических тюрем и что выдвинутое против меня обвинение в терроризме будет отменено. Поэтому я отклоняю этот способ покинуть страну. Вперед к Коммунистической партии Германии!»
В 1980 году Малер был выпущен. Поскольку ворота тюрьмы открылись для него не благодаря революционным массам, а из-за его согнутой походки и благодаря Бауманскому туннелю. Он отомстил рабочему классу, став после освобождения менеджером по его эксплуатации.
После этого пришло сообщение от Габриеллы Крёхер-Тидеманн о том, что она против освобождения. На следующий день Рольф Поле потребовал связи с ней по телефону. Буйволы обеспечили связь с ней, после чего она всё же решила пойти со всеми. Позднее мы сделали более точный вывод о причине изменения ее мыслей. Сообщение об отклонении освобождения она сделала потому, что ей обещали сократить срок ее заключения наполовину или на 2/3. Она настаивала на письменном подтверждении этого обещания, но не получила его.
– Идея с телефоном исходила от вас?
Райндерс/Фрич: Нет, это была идея Рольфа.
– Как вы отреагировали на ее решение?
Райндерс/Фрич: Для нас это был шок! Сразу двое! Слышал бы ты
наши реплики тогда: «Они что, нагадили им всем в мозги?», «Что они еще замышляют?» и т. д. Ну а так, если они твердо решили остаться… Сидите от звонка до звонка. Про Крёхер-Тидеман мы подумали, что она просто запуталась.
– Лоренц что-нибудь узнал об этом?
Райндерс/Фрич: Нет. Самое большое, что он мог от нас услышать, – это постоянная пустая болтовня.
– А вы не думали о том, чтобы вместо этих потребовать освобождения других?
Райндерс/Фрич: Думали. Но проблема была в том, что если бы мы назвали два других имени, то от них бы пришел ответ, что по времени ничего не получится, а мы хотели непременно соблюсти временной план. А тут в субботу в 00:00 пришло сообщение: «Полиция вновь обращается к похитителям Петера Лоренца. Мы получили сообщение № 3. Другие нумерованные сообщения вами не предусмотрены. 1. Полиция исходит из того, что Петер Лоренц жив. 2. К полету в Берлин готовы только двое заключенных. Как вы уведомлены, еще имеется возможность достигнуть вашей цели через один из аэропортов страны. Из этого представляется возможным доставить туда всех поименно названных заключенных. Ждем вашего мнения по этому вопросу. 3. Вы слышали обращение пастора Альбертца и из этого знаете, что обязательным нашим условием является ясно изложить возможности безопасного освобождения Петера Лоренца. 4. Вы можете уверенно полагаться на то, что все прежние и последующие переговоры с вами служат исключительно одной цели – безопасности и здоровью Петера Лоренца. 5. Ваша методика ведения переговоров не дает нам шансов отвечать всем вашим требованиям. Выберите более оперативный путь переговоров. 6. Чтобы быть уверенными в том, что мы и дальше ведем переговоры с нужными людьми, назовите в качестве опознавательного знака место, где жена Лоренца купила себе наручные часы». Это было в ночь на субботу.
– Что за споры вы вели между собой?
Райндерс/Фрич: К тому времени споров не было. Не забывай, что все эти дни мы практически не отдыхали. Но настроение было хорошее, так как после первых сообщений буйволов стало ясно: дело пошло. Они пошли навстречу нашим требованиям о публикациях и об освобождении демонстрантов. То есть после этого всё и пошло. Было также ясно, что они будут пытаться выиграть время. Буйволы исходили из того предположения, что мы назовем адвоката, через которого будем вести переговоры. Поэтому они и говорили о более быстром методе их ведения. Таким способом они хотели выйти на нас.
– А что Лоренц знал по всему этому процессу?
Райндерс/Фрич: Он знал наши требования, но ничего не знал о состоянии переговоров. В остальном он лишь хотел знать, как высказался по всему этому процессу Биденкопф, бывший в то время сильной фигурой в ХДС. К тому времени он был генеральным секретарем и оппонентом Коля. Когда мы сообщили Лоренцу, что Биденкопф высказался за обмен, тот отреагировал оптимистично и облегченно. С этого момента он уверовал, что обмен действительно состоится.
Далее было наше сообщение о том, что решение Крёхер-Тидеманн и Малера мы получили. Это сообщение вместе с кассетой мы бросили в почтовый ящик на Кудамм и в 03:00 сообщили по телефону буйволам, где можно было найти следующее сообщение. «Сообщение № 4. Решения Крёхер и Малера нами приняты. Заключенные революционеры Зипман, Беккер, Хайслер и Поле должны быть срочно доставлены во Франкфуртна-Майне. С берлинскими товарищами должен лететь пастор Альбертц. Во Франкфурте товарищи должны иметь возможность переговорить друг с другом без надзора. Кроме того, им должны быть показаны все наши сообщения по этому делу. К тому же все четверо должны получить возможность объявить в информационном обозрении в воскресенье в 12:45, полетят они или нет. Господин Альбертц и те товарищи, которые объявят, что хотят вылететь, до 9:00 понедельника вылетают на “Боинге 707», с экипажем в четыре человека. Товарищам должны быть выданы требуемые деньги (120 000 марок). Петер Лоренц сам что-то сообщит о возможностях своего освобождения. Кассета прилагается. Нам, для того чтобы знать, что это сообщение дошло до госаппарата, необходимо сразу зачитать его по радио SFB. “Движение 2 июня». Наручные часы – Мадрид».
Мы требовали для каждого по 20 000 марок; поскольку полетели не все, мы, несмотря на это, настаивали на всей сумме – 120 000 марок. Буйволы же хотели выдать каждому по 20 000 марок, на что Поле возразил: требовали 120 000 марок. Позднее, через три с половиной года, он своим шантажом дополучил остальные 20 000 марок, объяснив, что требования надо выполнять корректно.
Было обращение Лоренца, записанное на пленку, где он заранее благодарил Альбертца. В частности, он сказал: «Господин пастор, вы сами хотите, чтобы всё произошло надежно, что не произойдет катастрофы, как в Мюнхене, и хотите знать, где и когда я буду освобожден. Мои сторожа не могут меня посвятить в детали моего освобождения, так как тем самым они подвергают себя опасности. Они объясняют это тем, что у них нет никакой веры соответствующему обещанию полиции. Мои сторожа дали мне честное слово, что, если вы, господин пастор, возвратитесь обратно в Германию, я буду отпущен беспрепятственно без какого-либо ущерба для жизни и здоровья. Я доверяю моим сторожам в том, что они сдержат свое слово. Я прошу передать моей жене сердечный привет». Буйволы подтвердили, как мы требовали, что адресат получил это сообщение.
– Что произошло дальше в воскресенье?
Райндерс/Фрич: Дальше проходили выборы в Берлине. Настроение было своеобразное. С одной стороны, власти хотели создать впечатление, что выборы проходят совершенно нормально и анархисты не шантажируют государство. С другой – похищение было темой для разговора по всему городу. В каждой пивнушке только об этом и гов