Европейская герилья. Партизанская война против НАТО в Европе — страница 52 из 87

1]) и «Красных бригад» (Brigate Rosse[2]), о которых публикаций было довольно много – не говоря уже о большинстве других группировок, по ряду причин не привлекших в такой степени внимание буржуазной прессы или же сознательно ей игнорируемых. Огромной проблемой также является почти полное отсутствие каких-либо объемных содержательных комментариев по поводу своей деятельности (о попытках критического анализа пока что нет и речи!) от самих участников движения, так как многие из них давно уже умерли в тюрьме или погибли в боях, а большинство, насколько можно судить, вынуждено до сих пор скрываться в подполье[3]; перешедших на сторону классового врага ренегатов также хватает – здесь особенно показательны случаи окончательно «сломанных» и скурвившихся Хорста Малера (РАФ) и Альберто Франческини («Красные бригады»), а также Режи Шлейера («Аксьон директ» – «Прямое действие»[4]). Таким образом, буржуазия довольно долгое время могла чувствовать себя совершенно спокойно: тщательно скрываемая и столь необходимая для современных левых информация о боевом опыте и идеологических основаниях борьбы целого поколения европейских революционеров XX века, казалось бы, должна умереть вместе с ее последними выжившими носителями.

И однако же, совсем недавно эта информационная блокада была частично прорвана благодаря творчеству лидера известной французской боевой ультралевой группы АД Жан-Марка Руйяна, отсидевшего в тюрьме без малого четверть века и лишь недавно условно освобожденного. Несмотря на все попытки замолчать его прекрасные книги, их малые тиражи, жестокую цензуру с вымарыванием строк и целых абзацев, чинимые препоны по их свободной продаже и распространению, негласный запрет на их перевод с французского языка, непрекращающееся шельмование автора буржуазными СМИ, судебной и исполнительной властью, приведшее к приостановке его недолгого условного освобождения в 2008 году и возвращению в тюрьму строгого режима вплоть до 2011 года, они продолжают выходить в свет. Их издание привлекает все больший интерес к, возможно, самой недооцененной группе городских партизан в Европе, и продолжает стимулировать сбор информации о ней на различных франкоязычных сайтах. Немало способствует этому интересу и нынешняя политическая деятельность Руйяна, чье членство в Новой Антикапиталистической партии[5] (Nouveau Parti Anticapitaliste) начинает довольно основательно изменять эту – еще недавно типично «троцкистскую» – организацию и ее идеологические ориентиры; впрочем, сам он настаивает, что его вступление в партию является лишь тактически необходимым для восстановления связей с рабочим и протестным движением[6].

Цель этой статьи заключается в том, чтобы разобрать основные аспекты замалчиваемого опыта «Аксьон директ», а также ее идейного наследия – так как мы считаем, что при создании новой революционной идеологии невозможно игнорировать целую революционную традицию, которую так настойчиво пытаются вымарать из памяти радикальных социалистов.


Руйян в наши дни


Но прежде чем приступить к рассказу о самой группе, невозможно умолчать о судьбе ее основателя и лидера.

Жан-Марк Руйян: революционер и писатель

Фрагменты воспоминаний о революционной деятельности Руйяна изложены абсолютно во всех его книгах за исключением двух художественных романов: не только в недавно вышедших трехчастных мемуарах (2009–2011), охватывающих период с 1970 по 1974 год, но и в самой первой его книге «Je hais les matins» («Я ненавижу утра», 2001), представляющей собой один из лучших образцов «тюремной» прозы, где на описание нечеловеческих условий заключения Жан-Марка и его сокамерников – тотальная изоляция, нескончаемые унижения и издевательства вроде публичных ректальных осмотров, регулярные запугивания и угрозы насилия, тщательные обыски камер с последующим уничтожением рукописей и дорогих сердцу предметов и т. п. – наслаиваются лучшие памятные моменты борьбы против системы, не говоря уже о «Бесконечном настоящем» («Infinitif présent», 2010), где он пишет уже непосредственно о периоде деятельности АД.

Кратко, но выразительно он рассказывает о своей биографии в своем интервью немецкому журналу «Юнге вельт» (Junge Welt), которое мы рекомендуем прочесть».

Прежде чем мы остановимся на самых ключевых моментах его жизни, сыгравших огромную роль в формировании его революционного сознания, имеет смысл рассказать о ее тюремной (и писательской) части – о периоде его последнего, лишь в 2012 году условно приостановленного (с возможностью жить вне тюремных стен и без браслета с системой электронного наблюдения) заключения, продлившегося 24 года, так как он ничуть не менее важен, чем его революционная деятельность.

Для всех заключенных лидеров AД тюрьма стала своеобразным испытанием на прочность: достаточно сказать, что в 2006 году Жоэлль Оброн умерла от рака легких и мозга; за время тотальной изоляции (эта кара настигла всех осужденных членов AД: несколько лет для каждого из них отдельно держали пустым целый этаж в тюрьме строгого режима) Жорж Сиприани заработал себе шизофрению; Натали Менигон стала тяжело больной; Режи Шлейер, как уже было сказано, «сломался» и раскаялся.

Что же помогло выжить и не сдаться Руйяну?

Глубокое убеждение в том, что он должен что-то противопоставить потокам лжи и брани, извергаемым трусливой буржуазией и предателями, боящимися возмездия. Уверенность в том, что кроме него никто не сможет прорвать информационную блокаду и рассказать правду. И, в огромной степени – долг перед умершими, погибшими и находящимися в подполье товарищами. Не только перед соратниками по антифранкистской борьбе и боевыми товарищами из AД, но и перед французскими маоистами и «автономами», итальянцами из герильи «Прима линеа»[7] (Prima Linea – «Передовая линия») и «Красных бригад», каталонцами и басками, выжившими немцами из РАФ (с ними он отдельно согласовывал свои воспоминания из ««Infinitif présent»), ливанцами из «Ливанских революционных вооружённых фракций»[8] (в числе которых его друг и соратник, томившийся во французской тюрьме до самого недавнего времени в течение 28 лет – Жорж Ибрагим Абдалла), армянскими и турецкими революционерами, с которыми приходилось дружить и сотрудничать, а также перед умершей в страшных муках Жоэлль Оброн, которой он за считанные дни до кончины обещал «обо всем написать и рассказать».

«Нужно оставить вневременное свидетельство…<….> Слово, которое не станет простым отражением сегодняшнего всеобщего пораженчества. И которое действительно будет иметь прямое отношение к тому, чем мы были и что мы сделали.<….>Наши действия считались составной частью сопротивления, расширявшего общий фронт борьбы с другими боевыми реальностями в Европе. С выдвинутым нами лозунгом «вернем войну сюда!» пролетарии «третьего мира» должны были убедиться в том, что в метрополиях существуют не только откормленные «левые» и бесчувственные, беспомощные перед лицом массовой бойни люди, поставки тонн оружия и поддержка разрушительных войн. Вся важность именно в создании этой связи. Вот это и есть самое существенное, и именно это нужно показать миру»[9].

Но, разумеется, в тюрьме Руйян не оставался лишь писателем, безучастным к судьбам товарищей по несчастью. Совсем напротив: как революционер, он бешено боролся с глубочайшей несправедливостью французской судебной системы, отправляющей в тюрьму сотни невинных бедных людей и создающей все условия для их гибели, всегда щадящей богачей, поддерживающей расистов и ультраправых (многие вертухаи зачастую не скрывали своей принадлежности к Национальному фронту и свободно выражали свою ненависть к мигрантам и «левым террористам» словами и делами). Он не молчал, когда за его дверью надсмотрщики насмерть забивали африканца для забавы, когда незнакомого человека оставили умирать на холодном полу в коридоре после побоев и пыток (несмотря на запрет приближаться, Жан-Марк попытался помочь ему подняться и отдал ему свой обед – за что его немедленно и очень жестоко покарали, переселив в камеру, где ранее жил сумасшедший, изгадивший помещение так, что там просто нельзя было дышать), когда смерти «неугодных» выдавали за самоубийства. Неудивительно, что за свою бескорыстную помощь нуждающимся и горячую жажду справедливости в тюрьме он завоевал всеобщее уважение и симпатию (даже со стороны «блатных») – и именно как революционер-коммунист.

Столь же закономерен тот факт, что его боялись и ненавидели представители тюремной администрации (особенно страшно им стало после того, как увидели свет его первые книги). Об их животном страхе (впрочем, довольно обоснованном, как мы увидим далее) свидетельствует уникальная процедура перевода из тюрьмы в тюрьму, изобретенная специально для «особо опасного» лидера AД и действовавшая даже после первых 10 лет его содержания в тотальной изоляции, которые, якобы, должны были его «перевоспитать». Его транспортировали всегда в кандалах в наглухо закрытом фургоне без окон, в клетке, которая находилась внутри другой запертой клетки. Кортеж составляли несколько мотоциклистов и полицейских машин. Когда же однажды, во время длительной перевозки из конца в конец Франции, для конвоиров и заключенного была предусмотрена остановка и обед в одной из тюрем, то ее директор наотрез отказался впускать столь опасного человека на свою территорию, и разубедить его не помогли даже увещевания начальства из Парижа!

Итак, вкратце коснемся основных этапов его революционной биографии.

Начать нужно, безусловно, с мая 1968 года. Для Жан-Марка Руйяна это время определило все его революционные обязательства, заложило основы для всей последующей борьбы, внушило ему бешеную ненависть к буржуазному обществу и осознание необходимости радикальных перемен. В отличие от большинства участников бунтарского молодежного движения тех лет, для которых «Красный май» впоследствии послужил ступенью к политической или гражданской карьере (вроде Кон-Бендита и десятков ему подобных), Руйян воспринял его именно как начало своего революционного пути, с которого более не сворачивал. И в этом смысле его можно назвать истинным наследником того времени: то, что для многих было лишь аттракционом, опасной