ПАСКОЕ ПРИМОВИЧ{50}
«ФЕЛУКУ ПОСЛАЛИ УСКОКАМ НАВСТРЕЧУ...»[126]
Фелуку послали ускокам навстречу,
плывет она в дали, в жестокую сечу.
И чтоб безрассудно не сгинуть в сраженье,
на Лопуде[127] судно возьмет подкрепленье.
Оттуда дорогу на Вратник[128] проложит,
где вражью берлогу отряд уничтожит.
Как ядра фелуки — злосчастным ускокам,
так мне мои муки ниспосланы роком.
А радость былую верну я и силу,
когда поцелую тебя, мою вилу.[129]
«ФИГЛИ СТРОИЛА ТЫ ДВУМ МОЛОДЦАМ В СУТАНАХ...»
Фигли строила ты двум молодцам в сутанах.
Сколько мне пришло на ум мыслей нежеланных!
Или вправду промеж вас шашни? О, создатель!
Все проведает тотчас грозный настоятель.
Он таков, душа моя — все пред ним робеем,
словно малая змея перед лютым змеем.
Как ты терпишь, ангел мой, черноризцев рядом?
Уж меня ты удостой благосклонным взглядом.
А тебе я послужу честно, без обману,
днем и ночью госпожу ублажать я стану.
«ФРА МАРТИН ЗАЗВОНИЛ В СВОИ КОЛОКОЛА...»
Фра Мартин зазвонил в свои колокола,
денницу возвестил, и — светлая взошла.
Измученный тоской, сомкнуть я глаз не мог,
лишь утренней порой уснул без задних ног.
О, как был счастлив я, когда в чудесном сне
владычица моя пришла в постель ко мне.
Когда обнять хотел я несравненный стан,
вдруг сон мой улетел, растаял, как туман.
А мне опять страдать, смиряя горький стон.
О, если бы опять увидеть этот сон.
ХОРАЦИЕ МАЖИБРАДИЧ{51}
«СВЕТ МОЙ, СЛАДОСТНАЯ ВИЛА...»
Свет мой, сладостная вила
на восходе солнца,
сидя у оконца,
злато прядей распустила
вдоль прекрасной выи, —
грели душу мне не раз
косы золотые.
Ветер ласковый с Амуром
игрища затеял,
ей в лицо повеял,
липнут к прядям белокурым
бедокуры эти,
тонкой пряжей завладев,
мне сплетают сети.
Изловить хотят, как птицу,
милой на потеху,
мне же не до смеху,
о, за что меня в темницу?!
Нет, не уповаю
я на милость госпожи,
в пламени страдаю.
О, какая злая доля,
говорю по чести,
с этим ветром вместе
принесла мне столько боли,
что в слезах тоскую
и влачу большой валун
на гору крутую.
«КАК БЕЗ СЕРДЦА С ЖИЗНЬЮ СЛАЖУ?..»[130]
Как без сердца с жизнью слажу?
Я его оставил где-то.
Сердце! Сердце! — нет ответа.
Где же мне найти пропажу?
Ах, куда оно девалось?
Ждать ли встречи, боже правый?
Горечь дум страшней отравы,
жить не долго мне осталось.
Таковы причуды страсти,
что склонясь к ее приказам,
гибнет сердце, гибнет разум,
и душе грозят напасти.
Если кто-то в полной мере
жив без сердца, о мой боже,
сделай так, чтоб мог я тоже
пережить печаль потери.
С ОСТРОВА МЛЕТ[131]
Отверженным я стал, наказан за грехи я,
живу средь голых скал в плену морской стихии.
Ревет прибой всю ночь и днем рыдает снова,
уходит радость прочь от проклятого крова.
А для благих бесед на тихих побережьях,
к несчастью, места нет, поскольку нет заезжих.
Царящий надо мной закон жестокий рока
нас разлучил с тобой, унес меня далеко.
И твоему рабу влачить, увы, до гроба
злосчастную судьбу, чья непомерна злоба.
Отчаясь, восстаю и вслух кляну светила,
чья воля жизнь мою твоей красы лишила.
НА СМЕРТЬ ПОЧТЕННОГО ОТЦА МОЕГО, ГОСПОДИНА МАРОЕ МАЖИБРАДИЧА[132]
Украшает кроной гордый дуб дубраву,
и пока — зеленый, он стяжает славу,
а когда повеет осенью ненастной,
крона поредеет — и забыт, несчастный.
Дерево родное, ты ласкало тенью,
всех во время зноя осеняло сенью,
высох ствол твой ныне, зелень быстро вянет,
мощи нет в помине — кто ж тебя помянет?
Слушай, мой хороший, что тебе открою —
твой листок, проросший вешнею порою:
никого не встретил я во всей округе,
кто б на этом свете погрустил о друге.
Где твой друг Бурина, столь тобой любимый?
Где собрат Ранина, столь тобою чтимый?
Где все остальные, что тебя любили?
Малые, большие — все тебя забыли.
В жизни ты на славу уповал едва ли,
но тебя по праву лавры увенчали.
С Джоре и Андрием вечность коротая,
ты теперь сродни им в горних кущах рая.
Пребывай же в небе с доблестными вместе,
твой высокий жребий дан тебе по чести.
СТИЕПО ДЖЮРДЖЕВИЧ{52}
БЛАГОСЛОВЕНИЕ ЖЕНЩИНЕ НА СУПРУЖЕСКУЮ ИЗМЕНУ[133]
— Уж не лучше ль на самом деле
мне дружка ласкать всю ночку,
чем нелюбленной, в одиночку,
спать в пустой своей постели?
— Эх, красотка молодая…
Муж твой где-то за морем бродит,
он, в разлуке не страдая,
время там с другой проводит.
Ты теперь его должница,
на неверность его не сетуй;
долг твой — щедро расплатиться
с мужем тою же монетой!
«ЕСЛИ ВЗДОХИ МОИ И ВЗГЛЯДЫ...»
Если вздохи мои и взгляды,
полные любви, печали,
и страданья, и отрады,
для тебя не означали,
что дышу, себя сжигая,
лишь тобой, о дорогая, —
то поверишь ли песне этой,
тоже полной слез, мученья,
только для того и спетой,
чтоб постигла ты значенье
вздохов, страстью опаленных,
взглядов, пламенем рожденных?
О, если б смог я сердца пламя
засвидетельствовать песней —
я, сжигаемый мечтами,
раб твой верный, бессловесный!
МЕХМЕД
ИЗ ПОЭЗИИ АЛЬХАМЬЯДО{53}
Говорю своей невесте:
как же мне не быть веселым?
Пока дух и тело — вместе,
ты дозволь мне быть веселым.
Твоего дождусь лишь взгляда —
в сердце радость и услада,
ты — моя, других не надо,
как же мне не быть веселым?
Этот мир окутан тьмою,
но тебя от тьмы я скрою,
стану жить одной тобою, —
ты дозволь мне быть веселым.
И сама не будь угрюмой,
не терзайся грустной думой, —
лишь о счастье нашем думай,
чтоб не быть мне невеселым.
Сон любви — то сон не вечный
в нашей жизни быстротечной;
не хочу тоски сердечной, —
ты дозволь мне быть веселым.
Ты улыбкой озарилась,
свет ее — как дар, как милость,
у Мехмеда песнь сложилась, —
как же тут не быть веселым!
МУХАММЕД ХЕВАИ УСКЮФИ
ИЗ ПОЭЗИИ АЛЬХАМЬЯДО
Господи, смиренно просим:
смилуйся над нами.
Образ твой в себе мы носим,
смилуйся над нами.
Не даров с корыстью молим, —
ласки, как дождя над полем,
облегченья нашим болям,
смилуйся над нами.
Светлым сном умерь в нас муку,
возлюби нас, дай нам руку,
встречей увенчай разлуку,
смилуйся над нами.
Сколько нас к тебе стремилось!
Сердце в каждом истомилось,
веруем в твою к нам милость,
смилуйся над нами.
Жалок я, твой раб Хеваи.
Но, от всех к тебе взывая,
к небу возношу слова я:
смилуйся над нами!
В путь мой заветный, в эту дорогу
как мне решиться ныне пуститься?
Этой дороги к господу Богу
сердце страшится. Только б решиться…
Что мы для Бога? Глина сырая.
В жизни ваяет всех нас для рая,
нас же за грех наш грозно карая,
божья десница… Как мне решиться?
Власть надо мною в небе едина,
сзади давно уж дней половина,
разум и дух мой — все еще глина.
Как же решиться к Богу явиться?
Бога молил я с жаркою дрожью:
дай мне, земному, мысль свою божью,
чтоб разграничить истину с ложью, —
есть ведь граница! Только б решиться…
В рай твой, создатель, верю я свято,
что же смятеньем сердце объято?
Вот — я, Хеваи, ждущий заката:
суд да свершится! Только б решиться…