ЭЛИАШ ЛАНИ{196}
«ОХ, БЕДА МНЕ, ГРЕШНОЙ...»[546]
Ох, беда мне, грешной,
Горе мне, сердешной,
Чьи мне обивать пороги,
Где искать подмоги?
Турок меня рубит,
Папа меня губит,
Кто ж меня, бедняжку, приголубит?
Плачу я, молю, вся в ранах:
Боже, покарай поганых!
Я как роза среди терний,
Мне грозит любой неверный,
А кто мог бы заступиться, —
Обобрать меня стремится.
Козни, ссоры
Да раздоры —
Нет надежной мне опоры!
Плачу я, молю, вся в ранах:
Боже, покарай поганых!
Я стремлюсь к тебе душою,
Нету от врагов покою,
Мне, несчастной и забитой,
Будь ты сам защитой!
Вкруг меня враги оравой,
Но избави, боже правый,
От купели их кровавой.
Плачу я, молю, вся в ранах:
Боже, покарай поганых!
«МЕНЯ НАКАЗЫВАЕТ НЕБО...»
Меня наказывает небо,
Но до конца не сокрушает,
Господь хоть мечет стрелы гнева,
Но милосердья не лишает.
Суров он взглядом,
Но добрым словом
Детей своих он утешает.
Так отчего же ныне
Ты в грусти и унынье,
О трепетный мой дух?
За тяжкий грех снести я счастлив
Господень гнев, чтоб через это
Познать, сколь грозен и участлив
В своем суде создатель света.
Я наказанье
Навек запомню,
И будет тем душа согрета.
Так отчего же ныне
Ты в грусти и унынье,
О трепетный мой дух?
Пусть я покинут буду всеми,
Лишь на тебя я уповаю,
Перед тобой, настанет время,
И я предстану, как мечтаю.
Взгляни, о боже,
Сюда, на землю,
К тебе я преданно взываю.
Так отчего же ныне
Ты в грусти и унынье,
О трепетный мой дух?
Прочь все, кто с совестью лукавит,
Кто в заблуждениях упорен,
Господь мне скоро милость явит,
Он плевы отделит от зерен,
Он опечалит,
Он и утешит,
И тех возвысит, кто покорен!
Так отчего же ныне
Ты в грусти и унынье,
О трепетный мой дух?
ПЕТЕР БЕНИЦКИЙ{197}
6(63)
Почто пристегиваешь шпагу,
Какую выкажешь отвагу,
Коль сердцем не мужал в беде?
Почто немалое богатство
Употребляешь против братства
И смуту сеешь ты везде?
Большому пану не пристало,
Чтоб шпага попусту блистала,
Ее он должен обнажать
Лишь против недругов опасных,
А крепостных людей несчастных
Он должен ею защищать.
10 (84)
Тот, кто других судить берется,
А на себя не обернется,
Он как один звонарь, чудак,
Который, говорят, намедни
Исправно отзвонил к обедне,
А сам отправился в кабак.
Коль хочешь чистым быть, то ясно,
Что ловишь рыбу ты напрасно
Там, где водичка помутней.
А если угрожает ворог,
Всегда сухим держи свой порох
И доброе ружье имей.
12 (92)
Мне, говоря по чести, мнится,
Что заключение в темнице
Намного смерти тяжелей.
Что смерти может быть короче?
А тут страдай и дни и ночи
И об утраченном жалей.
Кто принял смерть, — мгновенье ока!—
И он уж от забот далеко,
Навек погас усталый ум.
А тут терзает наважденье —
Наступит ли освобожденье?
И избавленья нет от дум.
14 (101)
Справляя вольную работу,
Никто не пожалеет поту —
Всяк с радостью исполнит долг.
Слуга, издольщик или скотник,
Как и любой другой работник,
В труде за плату видит толк.
Кто сам себе постелит ложе,
Тому и спать на нем пригоже,
И сладок сон его, как мед.
Кому же довелось с рожденья
Испытывать лишь принужденье,
Тот весь свой век отраву пьет.
17 (118)
Нет, бедность вряд ли украшает
Тебя, и вряд ли возвышает
Твое достоинство она!
Будь, как Марк Туллий, ты отважен,
Зато мошной не больно важен —
Неважная тебе цена.
Презренье к бедняку простому
И кошельку его пустому
Естественно в стенах дворцов.
Но пуще всех в среде спесивых
Не жалуют вольнолюбивых
Поэтов и иных творцов.
23 (150)
Любовь слепа, и подтвержденья
Тому встречаю каждый день я.
Красавице вдруг мил урод,
Уродку полюбил красавец,
Юнец, стыда не опасаясь,
Старуху за себя берет.
Она дукатами поманит —
И тотчас же Дианой станет
И воссияет красотой.
Исток любовного недуга
В наш век в мошне, набитой туго,
А сердце нынче звук пустой.
ШТЕФАН ПИЛАРИК{198}
SORS PILARIKIANA СУДЬБА ПИЛАРИКА ШТЕФАНА, СЛУГИ БОЖЬЕГО(Фрагмент)
Кто избегнет грозной божьей кары?
В месяц вресень, в третий день, татары
Коршуньем, кровавыми орлами,
Что кружат, чуть шевеля крылами,
В три часа, когда я распростился
С паствой и спокойно в путь пустился
К Бранчи со стенами крепостными,
Чтобы снова встретиться с родными,
С прихожанами, со всей прислугой,
С детками и милою супругой,
Коих я с напутствием любовным
Отослал, оставшись по церковным
Нуждам — чтобы для благословенья
Деток приводило населенье, —
Возле Сеницы, южней немного,
Где идет на Куново дорога,
На меня внезапно налетели
Хищной стаей, лаяли, свистели,
Что-то не по-нашему базлая,
Громким кликом страху нагоняя,
С луками тугими и плетями,
Со сверкающими палашами.
Палашом таким меня по шее
Бил татарин, силы не жалея.
Выпрягли коня, себе забрали,
А меня с двумя людьми связали —
С челядью вельможного Майтени,
Те от страха пали на колени,
Парень и посыльная — девица.
Нечему тут было и дивиться.
Я от страха обмер сам, не скрою,
Да еще все думал я с тоскою,
Что с женой, с детьми не попрощался
И что с ними навсегда расстался,
Что мне чаша горькая досталась
В рабстве, а не дома встретить старость.
Тронулись вперед, и в ту же пору
Столь печальный вид явился взору,
Что от горя стал мутиться разум:
Множество татар сошлось там разом,
Сеницких гоня, и все известных —
Женщин, и мужчин, и панн прелестных.
Надо мной рыдали прихожане,
Я — над ними. Что за наказанье
Бог на нас наслал в тот день ужасный!
И не мог несчастному несчастный,
Сознавая ужас положенья,
Молвить хоть словечко утешенья —
Зорко надзирали те над нами,
Били кулаками и кнутами.
Вот пошли поля, болота, кочки,
Узкие речушки, ручеечки,
И свалился конь со мной в трясину —
Больно нагрузили уж скотину!
Кабы не татарин, мне оттуда
Помогло бы вылезть только чудо.
И не чудо ль, что меня бучило
С грузом и конем не поглотило!
Вечером они остановились,
Развели костры и повалились.
Тут кривой татарин облаченье
Снял с меня в единое мгновенье,
Кинул мне какую-то сермягу,
Вырядил, как нищего бродягу.
Страх терзал, дождем всю ночь кропило,
Словом, не до сна той ночью было.
А кривой добрался до посыльной,
Грех творил над жертвою бессильной,
Плач, мольбы — ничто не помогало.
И такого делалось немало,
Видно, люди те зверей лютее —
Многих умертвили так злодеи.
Утром встали, сборы были скоры,
Впереди — дорога через горы.
Начали душить младенцев милых,
И швырять о землю что есть силы.
Если невредимое строенье
Видели в каком-нибудь селенье,
То огонь немедля разводили
И, спалив постройку, уходили.
В тот же день, по кочкам и болотам
Пробираясь, обливаясь потом,
Турок на пути мы повстречали.
«Поп, конец попу!» — они кричали
И, махая саблями, хотели
Зарубить меня и в самом деле.
К счастью, мой спаситель им сурово
Что-то крикнул, спасши жизнь мне снова.
Мы прошли их табор басурманский,
А потом валашский,[547] христианский,
И на кочках над бурливым Вагом
Нам пришлось заночевать, беднягам,
Голодом и жаждой тяжко мучась.
Есть ли что страшней, чем пленных участь?
Конским путом ноги нам скрутили,
Разлеглись на нас, как на настиле,
И всю ночь колодами лежали,
Даже шевельнуться не давали.
Тем же, что взывали к состраданью,
Отвечали кулаком и бранью.
В середине ночи этой длинной
Стали пленных потчевать кониной,
Без кусочка хлеба, несоленой,
На костре дымящем испеченной.
Ясно, что такое угощенье
Вызвало во мне лишь отвращенье,
Грязь и та подобной пищи чище,
Предпочел я утра ждать без пищи,
Лишь воды попив из мутной лужи.
Что ж, Спасителю пришлось и хуже,
Ради нас великой муке крестной
Подвергался наш отец небесный.
ДАНИЭЛЬ ГОРЧИЧКА-СИНАПИУС{199}
«МНЕ НУЖНА ТВОЯ ПОДДЕРЖКА...»
Мне нужна твоя поддержка,
Я устал, едва дышу,
Я прошу о дружбе дерзко,
Недостоин, но прошу.
Если ты мне в ней откажешь,
То в пути к воде закажешь.
Как я к твоему ручью
Припаду, воды попью?
Чем я освежу уста?
А она ведь так чиста,
Как небесный мед, сладка —
Мне б ее хоть два глотка!
СМЕРТЬ
Ей что бедный, что богатый,
Что красивый, что горбатый,
Все равны — берет любого,
Старого и молодого…
Так цветочек луговой
Для косы — одно с травой.
Мало радости на свете,
И раскидывают сети
Грусть, забота, суета,
Хлопоты и нищета.
И за труд свой неустанный
Только домик деревянный
Получаем мы однажды,
Да и то еще не каждый.
Кто проведает о том,
Скоро ль смерть его копьем
Поразит без сожаленья?
Кто провидит то мгновенье?