— Фрейлейн Бергер привезла вам обратно рабочие корзины, — сказала госпожа фон Венденштейн. — Ни одна не понравилась ей. Мне нужны некоторые вещи, — прибавила она, развёртывая бумажку, на которой были записаны необходимые ей покупки.
— Что угодно? — спросила Зоннтаг, подводя госпожу фон Венденштейн к прилавку и подавая ей стул.
— Очень жаль, — говорил между тем Зоннтаг Елене, — что вам не понравилась ни одна из присланных мною вещей, но, быть может, я найду в кладовой, если вам угодно будет пройти туда на минуту.
Он взял привезённый Еленой пакет и прошёл в кладовую за магазином, в которой хранился на полках разный товар — дверь в магазин осталась отворена, так что оттуда можно было видеть всю кладовую.
Зоннтаг схватил с полки несколько корзин и подал их молодой девушке.
— В пакете две тысячи талеров золотом, — сказала Елена тихо. — Этого хватит?
— Вполне, — отвечал Зоннтаг. — Надеюсь, сегодня вечером он будет спасён.
— Я должна увидеться и проститься с ним, — сказала Елена тихим, но твёрдым и решительным голосом.
— Невозможно, — отвечал Зоннтаг, бросая взгляд в лавку, где его жена занимала госпожу фон Венденштейн.
— Почему невозможно? — прошептала Елена, внимательно осматривая корзину. — Я сделаю всё, чего требует осторожность. Но прошу вас, умоляю вас, доставьте возможность ещё раз увидеться с ним.
И со слезами на глазах она взглянула на умное лицо маленького купца.
Последний задумался на минуту.
— Хорошо, — сказал он потом, — может быть, даже будет лучше, если вы пойдёте с ним из города — это не возбудит любопытства. Может быть, здесь, в девять часов вечера?
— Приду ровно в девять, — сказала Елена.
— Ещё одно, — продолжал Зоннтаг, повернувшись спиной к двери и подавая молодой девушке стеариновую свечу, — пошлите сегодня вечером эту свечу фон Венденштейну. — Но только одну эту.
Елена спрятала свечу под мантильей.
— Теперь пойдёмте в лавку. Возьмите корзину.
Зоннтаг бросил привезённый Еленой пакет в ящик и запер его. Потом они оба вышли в магазин.
— Как я рад, — сказал Зоннтаг госпоже фон Венденштейн, — что фрейлейн нашла наконец то, чего желала.
Елена с улыбкой показала корзину, которую держала в руках.
— Я также купила всё, — сказала госпожа фон Венденштейн, вставая.
Зоннтаг с женой проводили дам до кареты и подали им покупки.
Вечером того же дня лейтенант фон Венденштейн скучал в своей комнате. На дворе темнело постепенно: погружаясь в печальные мысли, молодой человек смотрел на бледную вечернюю зарю, которая слабо догорала на облачном небе.
Это был час, в который семейство Венденштейнов собиралось вокруг чайного стола, и чем яснее выступала эта картина в мыслях молодого человека, тем печальнее казалось ему настоящее его одиночество.
Он глубоко вздохнул.
— Бедная Елена, — прошептал молодой человек. — Было бы несравненно лучше идти навстречу битве, пусть даже в ней грозила опасность смерти, большая, чем предстоит мне здесь! Я припоминаю картину, представлявшую молодого человека в тюрьме, и над картиной надпись: первая четверть часа от срока в двадцать пять лет. Её напоминает мне моё теперешнее положение, однако я здесь уже целые сутки, и, — прибавил он весело, — арест, конечно, не продлится двадцать пять лет.
Снаружи загремели ключами, замок заскрипел, задвижка отодвинулась, дверь отворилась.
Вошёл старый слуга оберамтманна в сопровождении сторожа и чиновника; он принёс корзину и поставил её на стол.
— Господа и фрейлейн Елена прислали сердечный привет, — сказал он, с участием взглянув на молодого человека.
— Здоровы ли они? — спросил лейтенант с живостью. — Матушка всё ещё беспокоится, а Елена?
— Господа очень огорчены несчастием господина лейтенанта, — сказал старый слуга, — но не теряют духа и надеются, что господин лейтенант скоро освободится.
— Что ты принёс? — спросил молодой человек, с любопытством открывая корзину.
— Прошу извинить, — сказал чиновник, — я должен осмотреть каждую вещь.
Слуга вынул из корзины несколько булок, которые лейтенант разломил по требованию чиновника; потом холодное мясо, уже нарезанное ломтями, бутылку бордо и стакан; затем подсвечник, свечу и спички. Чиновник внимательно осматривал каждый предмет и, казалось, ни один из них не счёл подозрительным.
— Могу ли я вас просить исследовать и это бордо? — сказал лейтенант, подавая чиновнику стакан вина.
Чиновник колебался с минуту, потом выпил вино, сказав:
— За ваше скорое освобождение!
— Я не могу чокнуться, потому что стакан один, — сказал лейтенант весело, наполняя его опять, — но мы, солдаты, привыкли к этому, и, когда меня выпустят, я предложу вам выпить со мною бокал вина на радостях.
Вечер становился всё темней и темней.
Иоганн вставил свечу в подсвечник и зажёг её.
— Как скудно! — посетовал лейтенант. — Только одна свеча?
— Господин оберамтманн полагал, что нельзя послать больше одной; завтра господин лейтенант получит больше, если это не запрещено, — сказал слуга, вопросительно взглянув на чиновника
— Я не вижу никаких препятствий к тому, — заметил последний.
— Вот ещё и книга, — продолжал старый слуга, вынимая том из кармана.
— Позвольте! — вскинулся чиновник, выхватил книгу и сильно встряхнул её.
Упала записка.
Чиновник поднял её и прочёл: «Сердечный и искренний привет. Елена».
— От моей невесты, — сказал молодой человек, протягивая руку.
— Сожалею, что не могу отдать вам записки, — сказал чиновник. — В ней может содержаться надпись симпатическими чернилами, — прибавил он с тонкой улыбкой.
Молодой человек печальными глазами провожал записку, которая скрылась в чиновничьем кармане.
— Теперь прощайте. Вам ничего больше не нужно? — спросил чиновник.
— Благодарю вас, ничего. Прощай, Иоганн! Поклонись домашним!
Ключ заскрипел в замке, задвижка завизжала, и молодой человек остался один.
Грустно уселся он у стола — одиночество становится прискорбнее, когда на минуту осветится ярким лучом кипучего, полного жизни света.
Он открыл книгу. Это были «Записки Пиквикского клуба» Боза[35] — неистощимая сокровищница юмористических познаний света и людей.
Лейтенант стал читать, и вскоре невольная улыбка явилась на его губах, он читал дальше и дальше и среди весёлых, вечно юных и радостных картин жизни позабыл о своём положении.
Вдруг свеча стала гаснуть и, вспыхнув несколько раз, потухла совсем.
Молодой человек встал в изумлении, отыскал ощупью спички и хотел опять зажечь свечу, но вместо воска нашёл твёрдый предмет, который не загорался.
Фон Венденштейн вынул свечу из подсвечника и обнаружил маленький тоненький металлический цилиндр, открытый с нижнего конца и так искусно вставленный внутрь свечи, что последняя была снаружи совершенно гладка и казалась годной для горения.
Молодой человек перевернул свечу, поставил её в подсвечник и зажёг с нижнего конца.
В цилиндре находился туго свёрнутый клочок бумаги.
Совершенно неизвестная лейтенанту рука написала на этом клочке следующие слова: «Не раздевайтесь и не спите, освобождение близко».
— Что это значит? — вскричал он в удивлении. — Освобождение близко? Как возможно освободиться отсюда? Но как бы то ни было, хорошо и то, что мне улыбается надежда. Подождём.
И он опять взялся за книгу и стал читать.
Но ум его не следил за строчками — лихорадочное беспокойство возбуждало нервы; он слышал, как в глубокой тишине раздавался каждые четверть часа бой городских часов, и каждая четверть часа казалась ему вечностью.
Пробило десять часов, смолк шум шагов и голосов, который доселе глухо и неясно доносился до него; волнение молодого человека усиливалось.
Пробило четверть одиннадцатого. У дверного замка послышался лёгкий шорох.
Молодой человек встал и впился глазами в дверь, отделявшую его от света.
Можно было расслышать, как тихо, медленно и твёрдо поворачивали ключ в замке.
Дверь отворилась так же медленно и бесшумно.
Вошёл человек с узлом под мышкой.
Лейтенант с любопытством посмотрел на пришельца.
И увидел совершенно незнакомое лицо.
— Вот, господин фон Венденштейн, — шёпотом сказал пришедший, — это пальто полицейского вахмистра и его форменная фуражка, надевайте скорее. Вот чёрные усы и бакенбарды. Так, теперь застегните пальто и спрячьте в карман фуражку. Выйти отсюда нельзя иначе, как через главный вход. Сойдите по большой лестнице, внизу стоят двое часовых, передняя ярко освещена, дверь на улицу отперта. Задача в том, чтобы скоро, твёрдо и уверенно выйти, и тогда вы спасены. Слушайте внимательно, — продолжал незнакомец, подойдя к молодому человеку ближе и шепча ему на ухо, — выйдя на улицу, ступайте в первую беседку на площади Ватерлоо. Там снимите пальто и фуражку, наденьте штатскую фуражку, но оставьте усы и бакенбарды; потом идите медленным и спокойным шагом к мосту, ведущему к Фридрихсваллю, там узнаете остальное. Не расспрашивайте, — сказал он, заметив желание фон Венденштейна задать вопрос, — исполняйте буквально то, что я вам сказал, и счастливого пути!
Фон Венденштейн, неузнаваемый в накладной чёрной бороде, полицейском пальто и фуражке, тихими шагами добрался до конца коридора, потом твёрдо и скоро сошёл с большой лестницы.
Когда он вступил в просторную переднюю, где расхаживали двое часовых, сердце его стучало так громко, что его почти можно было слышать. Из находящейся вблизи караульни раздавался шум тихих голосов.
Молодой человек прошёл между обоими часовыми, отворил наружную дверь, перед которою стоял на улице караульный, вышел и скрылся в ночном мраке.
Всё было тихо в здании полиции, раздавались только спокойные, однообразные шаги часового.
Фон Венденштейн вошёл в одну из беседок близ площади Ватерлоо, сбросил пальто, надел штатскую фуражку и медленно направился к мосту, указанному незнакомцем.