м лишь один пример нового соотношения: когда Карлу V понадобилось в 30-е гг. XVI в. наградить конкистадоров — спутников Франсиско Писарро, то он пожаловал идальгию тем, кто прежде не имел дворянского статуса, в то время как идальго получили титул кабальеро[289]. Однако следы прежнего соотношения не вполне изгладились, проявившись, в частности, и в высокой оценке Оливаресом идальго-соларьего, и, напротив, в низком социальном статусе кабальеро куантиосо. Можно согласиться с И. Томпсоном, что простые люди в XVI в. весьма расплывчато представляли себе, чем кабальеро отличается от идальго, и вовсе не были уверены, что дело тут в богатстве и более высоком социальном статусе[290].
В вопросе об иерархическом соотношении идальго и кабальеро необходимо, однако, сделать еще как минимум две оговорки. Во-первых, оба понятия могли использоваться и в широком смысле как эквивалент всего дворянского сословия. Титул кабальеро вызывал ассоциации с рыцарством, и для самого высокопоставленного дворянина, если он не имел более высокого титула, не было ничего зазорного в том, чтобы именоваться просто кабальеро. В свою очередь, идальгия считалась первой степенью дворянства, к которой восходят все другие ранги; в этом смысле король — тоже идальго. В документах фискального характера идальгия также часто являлась синонимом дворянства в целом, что объясняется ее первоначальным смыслом знатности по крови; в противопоставлении налогоплательщику — печеро дворянин обычно именуется идальго. Важность именно этой оппозиции в словаре социального описания Кастилии XVI в. трудно переоценить. Очень показательны здесь слова одного из знатнейших грандов Испании герцога Нахеры на кортесах 1538 г. Выступая в связи с попыткой королевской власти ввести новый налог — сису, который дворянство и духовенство должны были платить наряду с печеро, герцог заметил, что вводить сису не следует, так как «разница между идальго и печеро состоит в том, что первый служит лично, а второй — деньгами, и именно этим мы отличаем одних от других»[291].
Во-вторых, в употреблении этих титулов со времен Реконкисты имелись и значительные географические различия. Многочисленные северные дворяне всегда именовались идальго. В южных же провинциях идальго тоже встречались, но гораздо чаще дворяне именовали себя кабальеро.
Наряду со значительной частью идальго и кабальеро к низшим, пограничным с податным сословием, слоям дворянства относились и эскудеро. Потомки оруженосцев рыцарей классического Средневековья, они не часто (и со временем все реже) упоминаются в источниках XVI–XVII вв. — то в качестве солдат, то в составе клиентел знатных сеньоров.
Таким образом, важнейшей характеристикой низшего дворянства в Кастилии, наряду с многочисленностью, являлась его гетерогенность, значительные различия в положении отдельных групп. Поэтому в социальном отношении граница между дворянством и податным сословием была весьма размытой и представляла собой как бы широкую полосу, проходившую через различные социальные группы и затрагивавшую огромную массу дворян. Юридически же требовалась и проводилась по этой полосе значительно более четкая линия, и даже в самой спорной ситуации на ней нельзя было находиться долго, хотя в том или ином направлении ее можно было пересечь. Кто и как проводил эту линию?
Органом, который от имени короля являлся хранителем разграничительной линии между сословиями, с XIV в. являлась высшая судебная инстанция Кастилии — королевская канцелярия. В конце XIV в. в ее рамках была создана специальная палата, занимавшаяся тяжбами за идальгию (Sala de los hijosdalgo). Главными действующими лицами в ней являлись алькальды по дворянским делам. Сначала их было двое, с 1572 г. — трое, а с середины XVII в. — четверо. Кроме них, в состав палаты входили нотарии и писцы. С конца XV в. канцелярия окончательно осела в Вальядолиде[292].
Значительные размеры королевства, с 1492 г. включившего в свои пределы и Гранаду, а также усложнение судебных процедур привели к тому, что Вальядолидская канцелярия стала хуже справляться со своими обязанностями. Поэтому в 1494 г. была создана вторая канцелярия, получившая аналогичные функции в южной части Кастильского королевства. Основанная в Сьюдад-Реале, она в 1505 г. переместилась в Гранаду. Граница между зонами компетенций двух канцелярий в целом проходила по реке Тахо. Формально они были равноправны, но реально вальядолидская считалась важнее: ее юрисдикция распространялась на более обширные территории, которые были отвоеваны у мавров ранее южных, поэтому их статус выглядел предпочтительнее. Перевод чиновника из Гранады на ту же должность в Вальядолиде считался повышением.
Порядок тяжб за идальгию в XVI–XVII вв. определялся серией законодательных актов, принятых кастильскими королями в разное время (начиная с последней четверти XIV в.) и объединенных в «Новом своде законов» Филиппа II и в «Новейшем своде законов» 1801 г. в специальные главы. Всего с 1379 г. до середины XVII в. «Новейший свод законов» включает 35 новых законов и подтверждений уже существовавших[293]. В основном они касаются мелких уточнений в процедуре доказательства дворянства (особенно много их было в середине XVI в.: 9 только за 1548–1554 гг.); выделяются своей важностью Кордовская прагматика 1492 г. и законы Филиппа II 1593–1595 гг.
Несмотря на обилие новых законов, в целом тяжбы за идальгию шли по одним и тем же канонам, не менявшимся со времен Католических королей; менялась, причем достаточно медленно, лишь форма доказательств. В основе подавляющего большинства тяжб были действия консехо города или селения, который вписывал того или иного дворянина в списки налогоплательщиков, что автоматически лишало этого дворянина права на идальгию. Тогда идальго представлял петицию (demanda) в одну из двух канцелярий, в которой высказывал свой протест и просил обязать консехо вычеркнуть истца из налоговых списков и выдать ему соответствующий документ. С этого и начиналась тяжба как таковая. Алькальды по дворянским делам извещали ответчика об иске, а тот в своем письме отказывался признать справедливость петиции. Официально засвидетельствовав непримиримость позиций сторон (хотя вряд ли в этом с самого начала могли быть малейшие сомнения), алькальды предписывали тяжущимся явиться в канцелярию и доказать свою правоту.
Каким образом доказывалась законность идальгии? Ответ на этот вопрос вытекает из самого ее определения: это знатность, которая переходит к людям по происхождению. Необходимо было, следовательно, доказать, что истец, его отец и дед с незапамятных времен, и уж во всяком случае в течение последних 20 лет, считались идальго и пользовались соответствующими привилегиями. Кроме того, истцу требовалось доказать законность своего происхождения.
Основой доказательств в течение всего рассматриваемого периода оставались свидетельские показания. Обычно каждая сторона привлекала не более 10–20 свидетелей, хотя как исключение встречаются и цифры на порядок больше, как, например, 127 свидетелей у Перо Санчеса де Кольянтеса (1527 г., провинция Эстремадура)[294]. Свидетели — как дворяне, так и печеро — преимущественно пожилые, нередко очень старые люди. Это и естественно: они должны были помнить деда или даже прадеда тяжущегося. По мере того как возрастали требования к древности происхождения, увеличивался и средний возраст свидетелей. По данным М.-К. Жербе и Ж. Файяр, в Эстремадуре в начале XVI в. он составлял 61 год, в конце века — 73 года[295].
Решающей стадией тяжбы был допрос свидетелей, в ходе которого предъявлялись и документальные свидетельства, если таковые имелись: копии завещаний, выписки из приходских книг, письменные свидетельства, что истец не был ранее включен в налоговые списки, древние дворянские грамоты и документы прежних тяжб. Свидетелям задавались всегда очень схожие вопросы, лишь немного варьировавшие в зависимости от обстоятельств дела: знали ли свидетели отца, деда и прадеда тяжущегося, платили ли предки истца налоги, имели ли они прерогативы дворянства, «а также гербы, почетные места и погребения в церквах» и «дома на высоком месте, прочные, с укрепленной башней, с оградами и рвами». В случае, если отстаивался статус hidalgo de solar conocido, один из алькальдов по дворянским делам должен был лично посетить место, где стоял такой дом, увидеть его и проверить правдивость показаний свидетелей (vista de ojos)[296].
Ознакомившись со всеми документами и показаниями свидетелей, алькальды выносили решение (sentencia definitiva), составленное всегда в форме ответа на первоначальную петицию. После этого проигравшая сторона могла апеллировать к палате оидоров — вышестоящей инстанции той же канцелярии. Но чаще всего, хотя и не всегда, ее решение подтверждало приговор алькальдов.
Обычно тяжба за идальгию длилась достаточно долго — в конце XVI в. в среднем более 13 лет, а иногда и в течение жизни нескольких поколений[297]. Если истец выигрывал процесс, ему выдавался документ, подтверждавший его идальгию и содержавший резюме всей тяжбы — carta ejecutoria de hidalguia.
Такой документ начинался с обращения от имени правящего монарха ко всем властям королевства; в нем извещалось об имевшей место тяжбе, причем ход ее и свидетельские показания излагались довольно подробно. В финальной части под угрозой штрафа властям предписывалось признать идальгию выигравшего тяжбу и впредь не препятствовать ему пользоваться привилегиями своего статуса.
Именно эти документы обладают наибольшей ценностью при определении того, чем дворянин юридически отличался от печеро. Эти отличия в основном сводятся к трем пунктам. Тяжущийся должен был доказать, что он, во-первых, является законным отпрыском дворянского рода; во-вторых, что он пользуется набором соответствующих привилегий; наконец, что он ведет дворянский образ жизни.