[474]. Дворянский статус закрепляется и за потомками этого человека.
Иностранец может быть возведен в достоинство венгерского дворянина только после того, как он будет признан подданным венгерской короны (indigenatus)[475]. Такие дворяне в большом числе появились в Венгрии при Габсбургах.
У всех вышеперечисленных способов аноблирования — общий источник: королевское дарение. Помимо него, существовало еще древнее право «первого обретения», «первого захвата». Под него подпадали дворяне, обретшие статус избранных еще до установления королевской (княжеской) власти, во время расселения венгерских племен на территории Паннонии благодаря, как объясняет Вербеци, честному выполнению воинского долга, в отличие от тех, кто, пренебрегая им, обрек себя на рабскую судьбу крестьянина[476].
Эти дворяне также стремились подтвердить свой статус королевской пожалованной грамотой, которая оформлялась, таким образом, на уже существующие права и владения. В случае утери, пропажи, гибели документов, доказывающих дворянство, в королевской канцелярии следовало получить новую грамоту. Еще в конце XV в. законами дворянину предписывалось при таких обстоятельствах доказать свои деяния на протяжении последних 60 лет, привлекая свидетельства собратьев по классу[477].
«Трипартитум» не был утвержден королем и поэтому не приобрел силу закона. Короля и его сторонников-магнатов беспокоил напор со стороны дворянства в его требованиях правового и политического равенства с магнатами. Что же касается упорядоченных Вербеци процессуальных норм и права, в том числе в вопросах аноблирования, то они полностью соответствовали сложившейся практике того времени. Большинство из них закреплено в декретах государственных собраний и одобрено королем[478]. Но поскольку эти законы не были собраны воедино, то на местах возникало много сложностей в судопроизводстве. Вполне понятно, почему этот кодекс обычного феодального права был с энтузиазмом принят в обществе и в течение более чем трех столетий служил для феодалов авторитетнейшим справочником по различным вопросам частной и общественной жизни. В XVI в. он выдержал 12 изданий, в XVII в. — 13, в XVIII в. — 12 и в XIX в. — 7 (скорее уже как памятник юридической мысли)[479]. Почти сразу он был переведен с латинского языка на венгерский, как более доступный читателю.
Названные Вербеци способы аноблирования (с предоставлением земельного пожалования и без него) имеют принципиальное значение для качественной и количественной характеристики венгерского дворянства XVI–XVII вв., хотя юрист почти не упоминает об иных, кроме баронов, прелатов, дворян, категориях класса феодалов, часто объединяя всех под общим названием «дворяне» (mobiles) или «народ» (populus). Вербеци подчеркивал при этом, что различает «народ» — «благородных» и «простолюдинов», «плебс» — неблагородных и непривилегированных[480]. Такая позиция автора понятна: он не хочет акцентировать внимание на правовом статусе отдельных категорий дворянства, в том числе зависимых от магнатов, так как его цель — увлечь за собой дворянство идеей равенства между всеми группами господствующего класса. В задачу Вербеци тем более не входила характеристика различных категорий дворянства с точки зрения их имущественного положения.
Между тем в действительности правовое и имущественное положение венгерского дворянства отличалось большой пестротой и сложностью и вовсе не упрощалось на протяжении XVI–XVII вв., если учесть значительный количественный рост класса в целом.
Наиболее полное представление о его численности и недвижимом имуществе могут дать обработанные Ф. Макшаем и опубликованные в 1990 г. дворянские переписи середины XVI в. (1549 г. с дополнениями за 1543–1561 гг.), охватывающие 47 комитатов, что включает в себя большую часть территории тогдашнего Венгерского королевства, кроме Трансильвании, Хорватии и Славонии (хотя и с некоторыми лакунами). Ф. Макшай насчитал около 10.500 феодальных семей, или приблизительно 49.000 человек, имеющих земельную собственность в размерах хотя бы одного крестьянского надела (mansio, sessio) — величины, которая до конца XVI в. принималась в Венгрии за единицу налогообложения (porta)[481]. Исходя из этого, он подразделил всех на «владетельных» (nobiles possessionati) — имеющих свыше одного надела с сидящими на земле зависимыми крестьянами — и «однонадельных» (nobiles unius sessionis). Такая градация несколько отличается от той, что была принята в местном и центральном венгерском законодательстве середины XVI в., согласно которой однонадельные дворяне приравнивались к «невладетельным» (nobiles impossessionati) вместе с армалистами — лицами, имеющими личное дворянство без земли. Лишь с конца XVI в. армалисты и однонадельные были выделены в самостоятельные категории[482].
К числу «владетельных» Ф. Макшай отнес 3300 семей. Дифференциация внутри этой категории велика. Ее возглавляют владельцы от одной до нескольких тысяч наделов, к которым относятся король, три церковных и четыре светских магната. На их долю приходится 23 % всей собственности. Следующая группа представлена владельцами от 300 до 1000 наделов с крепостными. Им принадлежит 22,3 % описанной недвижимости. В их число входят известнейшие магнатские фамилии Балашша, Банфи, Форгач, Зрини, Баттяни, Лошонци, Орсаг, Подманицки, Надашди и др., как древнего, так и недавнего происхождения, члены которых занимали ведущие посты в государственном управлении и считались истинными баронами (veri barones). Этим титулом обладали по обычаю только носители высших должностей, в отличие от баронов «только по имени» (barones solo nomine)[483]. К середине XVI в. в королевстве насчитывалось 16 «истинных» баронов[484], а несколько десятков баронов «только по имени» составляли как бы их резерв. Третья группа более многочисленна: 63 обладателя от 100 до 300 наделов. Но в их руках концентрируется значительно меньше собственности: 13,5 %. Это те, кто делал политику в местном дворянском самоуправлении — дворянских комитатах, как на должностях (например, вице-ишпаны), так и в различных общественных комиссиях, назначаемых для контроля за деятельностью выборных чиновников комитата[485]. Они участвовали в высшем органе сословного представительства — государственном собрании. Наиболее состоятельные из них, владевшие свыше полуторасот наделов, со временем пополняли ряды высшей аристократии. Наконец, последняя группа (от 1 до 100 наделов), представлявшая абсолютное большинство привилегированных землевладельцев (больше 3000), располагала 40 % учтенных в переписи наделов. Но и она была чрезвычайно пестрой. Точные размеры владений почти четверти хозяев неизвестны. Но если вычесть их, то получается, что около 37 % имеют меньше 10 наделов[486]. Правда, к концу XVI в. при общем увеличении доли мелкопоместного и беднейшего дворянства обладатели около 10 наделов с крестьянами считались в комитатах «хорошо обеспеченными» (bene possessionati), а термин «nobiles possessionati» закрепился за мелким дворянством. Верхний слой в этой группе играл заметную роль в комитатах, участвуя в комитатских дворянских собраниях, занимая должности среднего звена; низам же предоставлялось скорее обременительное, чем почетное право служить в дворянском ополчении, и для них практически исключалась возможность влиять на дела комитата.
Имущественный состав господствующего класса отразился также на топографии земельной собственности. Владения магнатов, крупных феодалов большими комплексами расположены преимущественно вдоль границы и вокруг крепостей, особенно пограничных. Они не только могли удерживаться там, но и приумножали свои владения. Мелкая собственность тяготела к более безопасным внутренним областям, хотя она скапливалась и на недосягаемых для турок границах, особенно в восточных комитатах: Берег, Унг, Марамарош, Сепеш, Шарош, Угоча. Там преобладали дворяне, имевшие менее десяти наделов.
Остальные 7200 из 10.500 землевладельцев, зарегистрированных в переписи середины XVI в., — однонадельные дворяне, расценивавшиеся в законодательстве того времени как «nobiles impossessionati». Они располагали одним крестьянским наделом (или даже частью его), но не имели собственных крестьян, поэтому хозяйствовали на земле [487]. Однонадельные дворяне иначе назывались куриалистами (curialistae). Свое происхождение они вели от служилых людей королевских замков (jobagiones castri), аноблированных еще в XIII в. Со временем пожалованные им деревеньки-курии дробились между их многочисленными потомками, которым уже доставалась меньшая часть курии, участок пашни, луга. Некоторые деревни уже в XV в. были целиком заселены куриалистами[488]. В переписях 1549 г. они в таких случаях даже не перечисляются поименно, а называются вкупе — «nobiles». Как собственники свободной дворянской земли куриалисты до конца XVI в. были освобождены от государственных податей, чем отличались от армалистов[489]. Кроме того, они подлежали не сеньориальной, как армалисты, а дворянской комитатской юрисдикции. В практике налогообложения XVII в., имевшей расхождения от комитата к комитату, не все «