nobiles impossessionati» были куриалистами. Критерием, как правило, служило количество располагавших тяглом крестьян у данного землевладельца, причем учитывалось и количество тягловых животных[490].
В действительности численность дворян в середине XVI в. превышала названную Ф. Макшаем цифру. Исследователь по понятным соображениям не включил в их число армалистов как лиц, не имевших дворянской собственности. Чаще всего таким образом аноблировались крестьяне, стремившиеся с помощью военной и прочей службы подняться вверх по социальной лестнице. Многие из них продолжали жить на своем крестьянском наделе — полном или неполном, повинности с которого они выкупали. Но и тогда земля не получала дворянского статуса. Поэтому армалисты платили подати сеньору и десятину церкви. С началом Пятнадцатилетней войны, в 1595 г., они вместе с куриалистами были привлечены к уплате военного налога государству или комитату[491] и объединялись под общим названием «nobiles taxati». Приблизительно с того же времени с тех и других стали требовать (до 1723 г. не регулярно) уплаты налогов на нужды комитата[492]. Бедность куриалистов и армалистов служила предметом для насмешек со стороны более состоятельных феодалов. В исторической литературе за ними закрепились такие уничижительные прозвища, как «лапотный дворянин», «дворянин с семью сливовыми деревьями», «куцый дворянчик»[493].
К этому слою можно причислить дворян-беженцев из захваченных османами областей Венгерского королевства (profugi). В сущности, судьба большинства таких беженцев, потерявших свои родовые земли, трагична. Сохранились 13 писем мелкопоместного дворянина Йоба Каваши к своему господину Баттяни, одному из крупнейших земельных собственников королевства, имевшему земли на западных дунайских границах с турками. Каваши, владелец небольшого участка земли, посылает своему господину фрукты из своего сада и жалуется на постоянные набеги турок, на утрату близких, угрозу дому. В конце концов он вынужден бежать с семьей, оставив свое имущество врагу, под защиту Баттяни и просить у него пристанище для себя[494]. Итак, у него осталась одна надежда — на господина. Оправдается ли она? Многие, подобные Каваши, на новом месте не имели возможности купить новое владение. Часть их захватывала крестьянские наделы в пограничных же районах и селилась там, некоторых принимали родственники[495], третьи пополняли гарнизоны пограничных крепостей, куда законы середины и второй половины XVI в. предписывали обязательно принимать их за жалованье[496]. Четвертые определялись на службу к магнатам. Не всем удавалось доказать свое дворянство или вновь получить его. Уготованная им судьба в большинстве случаев означала социальную деградацию, ибо они теряли свою хозяйственную самостоятельность, а на военном поприще их подстерегала вполне реальная опасность раствориться среди служилого люда низкого, неблагородного статуса.
Общую численность господствующего класса Ф. Макшай оценивает в 80–90 тыс. человек[497], что при населении в 3–3,5 млн. человек составляло 2,5–3 %. Эти подсчеты взяты за основу и В. Зиманьи в 10-томном венгерском академическом издании «Истории Венгрии»[498].
В условиях дробления мелкой феодальной собственности, натиска турок, вынуждавших абсолютное большинство дворян завоеванных территорий покидать насиженные места и уходить на оставшуюся территорию Венгерского королевства и в Трансильванское княжество, массе дворян было трудно перед лицом магнатов сохранить независимость и самостоятельность, которой они так жаждали и которую декларировал в «Трипартитуме» Вербеци. Он сам был вынужден нехотя упомянуть о сервиторах (фамилиариях)[499], различая среди них «благородных» и «неблагородных» (familiares nobiles et ignobiles), чем, собственно, признавал существование зависимого от магнатов слоя дворян. Вербеци писал о том, что благородных фамилиариев следует вызывать, приглашать в суд, а не выставлять перед судом (nobiles evocari, et non statui debent), как это делается с неблагородными фамилиариями, приравниваемыми к крестьянам (rusticos vel rurales jobagionalis conditionis homines atque familiares ignobiles)[500]. По подсчетам Ф. Макшая, в поместьях феодалов проживало 33.000 сервиторов, или слуг некрестьянского статуса[501].
Институт сервиторства как одна из форм сеньориально-вассальных связей получил в Венгрии эпохи турецких войн широкое распространение в частных владениях крупных феодалов, военные силы и укрепленные замки которых приобретали все большее значение. Государство было не в состоянии своими силами справиться с постоянным турецким натиском. Магнаты, принимавшие на себя значительную часть усилий и расходов по охране границ и отражению небольших турецких вторжений, защищали, кроме всего, и свои пограничные владения. Законы признавали фамилиаритет, но разрешали службу дворян в пользу лишь верных королю магнатов, которые к тому же незаконным образом не захватывали чужих владений, не нарушали дворянских свобод, не занимались грабежом и разбоем[502]. Среди сервиторов можно было найти представителей разных слоев дворянства: от среднепоместного до мелкопоместного и армалистов. Первые искали в этой службе возможности продвинуться в более высокие, а случится, и высшие сферы общества. Они представляли своих сеньоров в государственном собрании (правда, при этом имели право заседать только в нижней палате), занимали высокие посты в войске (например, начальников гарнизонов и комендантов крепостей), в качестве вице-ишпанов выполняли волю своих сеньоров-ишпанов в тех комитатах, где от последних исходило назначение на эту должность. Однако абсолютное число сервиторов составляли мелкопоместные дворяне, куриалисты и армалисты, для которых главной целью службы была борьба за выживание, хотя и не без надежд на возвышение.
Систему военной сервиторской службы в задунайских пограничных владениях крупных феодалов Баттяни, Палфи, Зрини, Эстерхази, Надашди изучал уже упоминавшийся венгерский исследователь Я. Варга, в основном на их семейных архивах. В зависимости от своего статуса сервиторы выполняли строевую, гарнизонную службу, участвовали в походах и вылазках, управляли хозяйством господина, сопровождали его в поездках, посольствах и т. п. Особое место занимали писцы и секретари, знавшие иностранные языки. Часть сервиторов постоянно жила в замке: полковники, капитаны, управляющие и прочие представители сервиторской верхушки могли иметь там свои дома. Другие жили вне крепости или замка на своей дворянской земле и являлись на службу по зову господина[503]. Они могли иметь своих слуг, как пеших, так и конных, которые были обязаны сопровождать своих хозяев в бою и заботиться об их быте[504]. Сервиторы получали жалованье: деньгами, продовольствием, одеждой, сукном — в том числе и на слуг[505]. Жалованье им выплачивалось регулярней, чем в королевской армии, где нередко воины ходили голодными и оборванными и поэтому охотно переходили в войска магнатов. За свою службу сервитор мог получить от господина землю: на правах вечнонаследственной собственности, временно и в залог. Со второй половины XVI в. возобладали две последние формы пожалования[506].
Между сеньором и сервитором складывались довольно сложные правовые отношения, зависевшие от многих факторов: социального происхождения сервитора (дворянин или аноблированное самим же господином лицо в прошлом неблагородного статуса, особенно его крестьянин), его материального положения (в частности, с землей, без земли), характера выполняемых им служб (военные, хозяйственно-административные, интеллектуальный или крестьянский труд) и прочего.
Сервитор, поступая на службу, заключал договор, в котором обязывался верно служить господину и его семье в течение установленного срока, а тот, в свою очередь, обещал защищать, выручать из плена своего вассала, помогать ему материально. Уход от господина раньше срока окончания договора расценивался как бесчестный поступок и наказывался по закону[507]. Нарушителя договора могли вернуть от нового господина к старому. Кроме подписания договора, сервитор давал клятву верности сеньору, стоя в воротах его замка, соблюдая установленный ритуал[508].
Сервитор дворянского происхождения находился в двойной зависимости от сеньора: военной и судебной. Помимо того, что он входил в частное войско магната и, таким образом, подчинялся его военной власти, на сервитора распространялась власть и территориальных военных органов. Но поскольку последние очень часто были представлены теми же магнатами, то воинская зависимость такого дворянина от своего сеньора была двойной. Как сеньор магнат располагал и определенной судебной властью над своими сервиторами. Однако совершенные ими преднамеренные убийства, грабежи и разбой на дорогах разбирались и решались комитатскими дворянскими судами[509], которые рассматривали также дела, касающиеся их движимого и недвижимого имущества