[510]. Тем не менее реальная военная, административная и судебная власть магната на данной территории, его имущественное положение, общественный авторитет и высокий военный ранг обеспечивали ему широкие юридические полномочия над разными категориями дворян-сервиторов, подчиняя ему их; и в состязании за власть между дворянским комитатским самоуправлением и магнатами соотношение сил было явно не в пользу первого. В Венгрии, однако, не сложилось системы прочных сеньориально-вассальных связей, поскольку сервиторский статус рассматривался как временный, сроки которого регулировались договором. Даже в случае предоставления навечно земельного пожалования эти отношения прекращались со смертью одной из сторон, поскольку право пожалования земли (а в поздний период — его утверждения) принадлежало одному королю.
Сложнее обстояло дело с армалистами. Как уже говорилось, аноблирование посредством армальной грамоты, без земли, со второй половины XVI в. возобладало над пожалованиями дворянства с землей. Когда в XVIII в. стали регулярно проводиться дворянские переписи, обнаружилось, что они составляют среди дворян абсолютное большинство. Историки приводят данные, касающиеся отдельных комитатов. Так, по подсчетам И. Сабо, специально занимавшегося проблемами аноблирования крестьянства, в комитате Торна в 1731–1732 гг. из 82 дворянских семей по меньшей мере 64 опирались на армальные грамоты, самая старая из которых датирована 1567 годом[511]. В комитате Комаром по переписи 1549 г. значились 109 дворян, глав семей: из них 35 — «владетельные», 74 — однонадельные; а в 1733 г. из 133 дворян «пожалованные грамоты» (litterae donationis), то есть фиксировавшие аноблирование с землей, смогли предъявить только 13 человек, 77 — прямо или косвенно подтвердили свое дворянство на основе армальных грамот, остальные представили такие документы, на основе которых не удалось выяснить источники их аноблирования[512]. Здесь самая древняя грамота о личном дворянстве восходит к 1563 году.
Среди аноблированных армалистов преобладали крестьяне. Часть из них добивалась этого несением военной службы, в основном в войсках магнатов. При этом с того момента, когда они, оставив свой крестьянский труд и покинув землю, получили дворянство, избрав ремесло воина, могло пройти много времени, которое эти люди могли провести где угодно. Становясь сервиторами, они подчинялись тем правилам, о которых шла речь выше. Другая часть аноблированных крестьян продолжала заниматься крестьянским трудом. Среди таких было много беглых крестьян. Сохраняя обязанности по отношению к новому, аноблировавшему их господину, как земельному собственнику, они выигрывали тем, что становились свободными людьми. Феодалы, нуждавшиеся в рабочих руках для своих поместий (так как среди крестьян было много беглых[513] и таких, кто погибал во время войн и турецких набегов или попадал в плен), охотно шли на такие условия, чтобы удержать нового человека и заинтересовать его в труде. Однако не следует думать, что крупные феодалы аноблировали всех желавших того крестьян. Им служило много таких лиц, которые, пользуясь различными послаблениями и льготами, не получали дворянства[514].
Понятно, что в этом деле имелась и незаинтересованная сторона: феодалы, от которых крестьяне бежали. Поэтому с середины, а особенно с конца XVI в., когда аноблирование посредством армальных грамот приобрело массовые масштабы, этим занялось законодательство с целью урегулирования процесса. В этом вопросе столкнулись, с одной стороны, верховное право короля жаловать дворянство (дававшее ему немалый доход), с другой — стремление феодалов всячески ограничить его. От них на имя короля поступали жалобы на то, что он аноблирует беглых, находящихся в розыске крестьян, что среди аноблируемых на одного достойного приходится множество недостойных, не имеющих никаких заслуг перед королем глупых мужиков[515]. Надор Иллешхази в начале XVII в. заявлял на государственном собрании, что в королевской канцелярии за 50 форинтов (сумма, впрочем, немалая) оформляют дворянские грамоты даже извозчикам[516]. Суть требований феодалов сводилась к тому, чтобы король предоставлял армальные грамоты с ведома, по рекомендации и с согласия законных хозяев аноблируемых крестьян, а также комитатов, и чтобы сами грамоты оглашались не только в том комитате, где аноблируемый поселяется, но и по месту его прежнего жительства[517]. Этот вопрос был впервые поставлен на государственном собрании 1608 г., но решен в пользу феодалов только законами 1622, 1625 и 1630 гг.[518] Все это затрудняло, но не прекращало крестьянских аноблирований в XVII в. Протоколы дворянских собраний комитатов Пешт-Пилиш-Шолт содержат сведения об утверждении статуса таких армалистов и приеме их в комитатскую дворянскую конгрегацию.
В массе аноблировавшихся были и такие крестьяне, кто получал дворянство от своего господина (естественно, при утверждении королем), не уходя со своего надела. В этом проявился еще один показательный для общественных отношений позднефеодальной Венгрии момент. В начале XVII в. там встретились две тенденции развития. С одной стороны, продолжалось оформление крепостной зависимости крестьян, с другой — ощущалась ее невыгодность и неперспективность, и поэтому намечалось стремление преодолеть ее каким-нибудь образом. Общество в целом еще не созрело для отмены крепостной зависимости, но отдельные феодалы, предпочитая, чтобы у них работали свободные люди, а так же желая получить большие выкупные суммы, аноблировали своих крестьян. Пока трудно сказать, какой из этих стимулов превалировал в решении феодала. Поэтому «согласие» сеньора на аноблирование крестьянина, о чем речь шла выше, и которое могло касаться как ушедших, так и оставшихся крестьян, достигалось уплатой крестьянином значительной суммы (50–60 форинтов) за акт его освобождения от личных обязательств и повинностей, связанных с крепостным статусом. Этот акт назывался manumissio. Его предварял акт освобождения земли (inscriptio), который обходился крестьянину еще в 100–200 форинтов и нередко оформлялся залогом. Конечно, такая операция была под силу только состоятельным крестьянам. Уплатив за землю, крестьянин мог пользоваться ею, не неся крепостных повинностей[519]. После этого он получал статус либертина и только тогда мог добиваться аноблирования. Но даже если такому человеку выпадало счастье стать дворянином-армалистом, он не освобождался от зависимости по отношению к своему господину. Такой дворянин не становился собственником своего надела и продолжал платить за него. Кроме того, он подлежал юрисдикции поместного сеньориального суда. То есть зависимость от феодала сохранялась, но в более мягкой форме. Подобное правовое положение было характерно для любого армалиста, сидящего не на своей земле.
Итак, сказанное выше свидетельствует о том, что аноблирование в позднефеодальной Венгрии было единственным путем к социальному возвышению и включению в рамки гражданского общества, поскольку «свобода» понималась почти исключительно как привилегия дворянства, а все остальное мыслилось как «несвобода», то есть статус феодально зависимого крестьянина. Даже жители рыночных местечек (аграрных городков), независимо от их занятий и имущественного положения, считались таковыми. Именно поэтому так велик был страх потерять дворянство, так велико стремление не только крестьян, но и воинов, и жителей рыночных местечек, и горожан, и представителей интеллектуальных профессий (священников, писцов, секретарей, учителей, лекарей, законников) добиться привилегированного статуса. Многие из них получали личное дворянство. Кроме того, в связи с этим в XVII в. в Венгрии получило широкое распространение такое явление, как коллективное дворянство, которым пользовались секейские воины в Трансильвании и Венгрии, королевские города, жители отдельных рыночных местечек, и главное, хайдуцкие свободные города. Коллективное дворянство предоставляло возможность пользоваться дворянскими привилегиями только в пределах обозначенной территории и привилегированной корпорации. Однако это — особый, очень большой вопрос, рассмотреть который в пределах данной работы не представляется возможным.
Вместе с носителями коллективного дворянства число дворян в Венгрии в середине XVII в. некоторыми исследователями самым приблизительным образом оценивается в 200 тыс. человек, что по отношению к общей численности населения в 2–2,5 млн. человек составляло около 10 %[520]. Массовые масштабы, условия аноблирования,
социальный состав и занятия многих новых дворян, конечно, вели к определенной девальвации дворянского статуса. Это, в свою очередь, приводило к дальнейшему замыканию сословий светской и духовной аристократии. В то же время усиливалось стремление дворянства к независимости от них. Этому способствовали конфессиональные расхождения между баронством и дворянами: первые ориентировались на католицизм, вторые в своем большинстве исповедовали протестантизм. Во многом их разделяли и политические симпатии: прогабсбургские у значительной части светской и духовной аристократии и протрансильванские у большинства венгерского дворянства. В середине XVII в. противоречия между аристократией и дворянством приобрели небывало острый характер, вылившись в открытую борьбу.
Польская шляхта в XVI–XVIII в.(Михаил Владимирович Дмитриев)
В настоящей главе — в соответствии с общим замыслом всей книги — предпринята попытка рассмотреть удельный вес польского дворянства