ак ее зовут – в этом венгерском не разберешь, где имена, а где другие слова), они двинулись дальше по Вачи-утца – вначале в обувной магазин, а затем к модистке и галантерейщику. К середине дня они уже совсем выбились из сил. Даже Диана шла молча, уцепившись за руку Мины.
– Осталось зайти еще в одно место, – сказала Мина. – Но там-то вам, я думаю, понравится. В Лондоне мы бы сейчас пили чай. В Будапеште английской чайной не найти, так что поведу вас в «Жербо».
– Что за джербо такое? – спросила Диана.
– А вот что, – сказала Мина, указывая на большое белое здание на другой стороне площади – четырехэтажное, с магазинами в цокольном этаже, в изысканном классическом стиле. На предпоследнем этаже сразу бросалась в глаза надпись: «GERBEAUD». – Идемте, я проголодалась.
– Это же кондитерская! – сказала Жюстина, когда они вошли. В зале, где они очутились, были красные бархатные шторы на окнах и расставленные повсюду маленькие мраморные столики. Леди и джентльмены сидели за столиками, пили кофе или шоколад, ели кусочки торта с тонких фарфоровых тарелок или мороженое с хрустальных блюдец. В другом конце зала была длинная стойка, и там стояли клерки в ожидании заказов. Сбоку располагалась стеклянная витрина, где были выставлены кусочки тортов и пирожные разных сортов, чтобы клиенты могли выбрать и заказать. Кругом была сплошная позолота и темное дерево.
– Давайте подыщем себе местечко, – сказала Мина. – Я умираю, так хочу кофе.
Они нашли столик, а затем Мина стала помогать им разобраться в меню – только Мэри и Жюстине, потому что Диана, конечно же, направилась прямиком к витрине и стала изучать ее содержимое с таким пристальным вниманием, с каким судья изучал бы доказательства по делу об убийстве.
– Если вы еще не пробовали венгерские торты и пирожные – нет, это не то, что венские, совсем не то, – предлагаю заказать несколько разных, чтобы можно было разделить и попробовать все подряд. Во-первых, венгерские торты не такие сладкие, а во-вторых, некоторые начинки… необычны для английского вкуса.
– Придется вам выбрать что-нибудь для нас, – сказала Жюстина. – Я не вижу в меню ни одного знакомого слова, кроме, кажется, Kugler. Это ведь по-немецки?
– Хорошо, – сказала Мина. – Один кусочек торта «Добос», один – «Эстергази», потом еще кусочек «Жербо» – это непременно надо попробовать, – и «Риго Янси» – по-моему, самый романтичный торт: он назван в честь цыганского скрипача, того, что придумал его для принцессы, в которую был влюблен… что еще?
– Боже мой, куда же еще, – сказала Мэри. – Я думаю, этого будет довольно на четверых.
– А я хочу какой-нибудь такой торт, чтобы со слоями, – сказала Диана. Она уселась на свое место и облокотилась на мраморную столешницу. Мэри хлопнула ее по рукам, будто муху сгоняла.
– Что? А, ну да. Я же должна сидеть как леди. – Диана сложила руки на коленях и села прямо, с видом напускного благонравия.
– Это торт «Добос», – сказала Мина. – Тогда его я закажу две порции, и кофе всем. Да, и еще какой-нибудь с кремом – «Наполеон», например. Это, по крайней мере, даст вам какое-то представление о венгерских gateaux.
Когда подошел официант, она сделала заказ на венгерском – по всей видимости, довольно беглом, хоть она и уверяла, что до беглости ей далеко. И вот они – горы шоколада, абрикосового джема, молотых грецких орехов и карамели – и сладкий крепкий кофе, от которого у Мэри возникло чувство, что она, пожалуй, смогла бы победить Société des Alchimistes в одиночку, если взяться за это в ближайшие полчаса.
Когда все закончилось – на тарелках остались одни крошки, и кофейные чашки опустели, – Мэри почувствовала, что теперь совершенно сыта, и ей стало так хорошо, как уже давно не бывало. Кто знает, было ли все дело только в шоколаде, или просто приятно было сидеть здесь, в будапештском кафе, с Жюстиной и Дианой – и с Миной, потому что теперь это была та самая Мина, какую она помнила с детства. Она рассказывала им об истории Будапешта, начиная с тех времен, когда это был еще римский город Аквинкум, и заканчивая коронацией императрицы Елизаветы. В ее изложении история всегда выглядела интересно – как рассказ о живых людях и об их жизни, а не сухой перечень дат.
Когда они вышли из Gerbeaud, Диана плелась позади – она съела больше всех и, кажется, больше всех устала. Мина сказала:
– Прежде чем возвращаться домой, хочу показать вам еще кое-что. Это недалеко.
Они прошли всего несколько кварталов – и вместо узких улочек перед ними оказался парк с высокими деревьями. Слева Мэри увидела еще один мост через Дунай и возвышающийся над ним Замковый холм. Как же далеко они зашли!
– Вот, – сказала Мина, показывая на какое-то здание за парком. – Это Венгерская академия наук. А также нынешняя штаб-квартира Société des Alchimistes, где они с понедельника и будут проводить свою конференцию. До этого нам нужно успеть все разведать – изучить все входы и выходы и выяснить, как можно войти и выйти незаметно.
– А в понедельник что? – спросила Жюстина.
– Это будет зависеть от Люсинды, – ответила Мина. – В каком состоянии она будет к тому времени? Надеюсь, завтра она сможет встать и пройтись немного. Ей нужно набраться сил для… для того, что нас ждет. – Она беспокойно сдвинула брови. – Идемте, мы уже несколько часов гуляем. Давайте вернемся, посмотрим, как она, и начнем строить планы.
Как и обещала Мина, назад они двинулись по берегу Дуная. Почти вдоль всего пути шла каменная лестница до самой воды. Диана пробежалась вниз-вверх, а потом снова начала отставать, жалуясь, что устала и ботинки жмут.
Один раз Мина остановилась.
– Видите этот дом? – спросила она. – Белый, с геранями в окошках. Вот здесь и живет Арминий Вамбери – кажется, его квартира на втором этаже.
– Это друг Ван Хельсинга? – спросила Жюстина.
– Сейчас да. Вамбери страстно предан науке: изучению языков, культур, всего того, что делает нас людьми. Он один из немногих европейцев, кто путешествовал по всей Турции и Персии, вплоть до Хивы, Бухары и Самарканда, под видом приверженца ислама. Это он убедил Венгерскую академию наук разрешить Société des Alchimistes проводить свои заседания и конференции в здании Академии после того, как обществу пришлось покинуть Вену. Он готов взять в союзники любого, кто пообещает ему возможность узнать и понять что-то новое. Когда-то он был другом Влада… и, может быть, когда-нибудь будет снова. Но сейчас он на стороне Ван Хельсинга.
Напротив дома, на верхней ступеньке лестницы, ведущей к реке, сидела какая-то старуха и курила ядовитую трубку. Перед ней на земле лежал замызганный чепец, а рядом стояла корзина, где помещалось, должно быть, все ее имущество. Одежда на ней была рваная, и пахло от нее давно не мытым телом – этот запах пробивался даже сквозь запах табака. Когда они проходили мимо, Мина проговорила:
– Jó napot, Mária Petrescu. Hogy van ma?
– Jó, Jó[120], – ответила женщина, кивая головой и выпуская дым изо рта. Лицо у нее было коричневое и сморщенное – будто смятый и кое-как разглаженный клочок бумаги. Глаза, маленькие и темные, как яблочные семечки, смотрели пристально.
Мина наклонилась и сказала что-то старухе – так тихо, что Мэри ни слова не расслышала. Женщина ответила, и Мина бросила ей в шляпу крону.
– Идемте, – сказала она. – Нужно уходить отсюда. Ван Хельсинг и Сьюард прибыли сегодня утром и остановились у Вамбери. Я думала, они поселятся в гостевом доме общества на холме Буда, но, очевидно, они решили иначе. Не хотелось бы столкнуться с ними здесь – они сразу меня узнают.
Когда они торопливо шагали обратно по улице, Мэри сказала:
– Эта женщина – вы ее, кажется, знаете. Она какая-нибудь шпионка? Она работает на графа?
– Это Мария Петреску, и она работает на меня, – сказала Мина. – Она – из тех, кого здесь называют szgany – цыгане. О них существует много предрассудков – цыганам трудно найти работу, поэтому многие из них вынуждены просить милостыню, но я плачу Марии за то, чтобы она была моими глазами и ушами. Она уже давно следит за квартирой Вамбери. Он что-то замышляет, но я до сих пор не могу понять что. Здесь у меня нет таких возможностей, какие были в Вене. Я знаю только, что он стал выходить из дома чаще, чем обычно, и ходит не в университет, а куда-то еще. К тому же он всегда очень тщательно проверяет, нет ли за ним слежки. Но куда же он ходит? Этого я не знаю. Как бы мне пригодились сейчас мальчики из команды Шерлока Холмса с Бейкер-стрит, верно, Мэри? – Она улыбнулась, и Мэри улыбнулась в ответ и только потом вспомнила о своей обиде и разочаровании. А Мина уже шагала впереди – вела их обратно к Музеум-утца.
Через дорогу, под липами, свесившими ветки через высокую металлическую ограду вокруг парка, крестьянская девушка в вышитом переднике продавала букетики лаванды. Мэри хотелось купить, но жаль было тратить геллеры.
Когда они вошли, горничная, о которой Мина говорила утром (Кати, кажется?), что-то сказала ей по-венгерски.
Мина словно бы растерялась.
– Не понимаю. Что такое «апака»? Mit jelent az apáca, Kati?
И тут на лестнице над ними возникли те, кого Мэри никак не ожидала здесь увидеть, хотя, наверное, ничего удивительного для католической страны в этом не было: со второго этажа спускались две монахини в черных рясах. Что они здесь делают – собирают какие-нибудь пожертвования на благотворительность?
– Кэтрин! – воскликнула Жюстина. – Не может быть! И Беатриче!
Что такое?.. Мэри присмотрелась к монахиням и едва не упала, споткнувшись о Диану, которая, как всегда, путалась под ногами.
– Кэт! Беа! Что вы здесь делаете? Как вы попали в Будапешт?
– Я могла бы спросить у вас то же самое, – сказала Кэтрин. – Нам стало известно из такого авторитетного источника, как Ирен Нортон, что вы пропали. Мы приехали, чтобы разыскать вас и предупредить мисс Мюррей, что профессор Ван Хельсинг собирает какую-то армию и готовится напасть на Общество алхимиков, если не добьется своего. Доктор Сьюард говорит, это будет кровавая бойня.