– Если дверцу открыть, в шахте подъемника будет слышно каждое слово. Джозеф – тот, что у нас лакеем служил, – рассказывал про одного дворецкого, как он шантажировал своего хозяина тем, что подслушал через подъемник. Теперь надо только посмотреть, где у него выход, – где-то внизу, наверное.
Кэтрин с уважением смотрела в удаляющуюся спину Элис. А она-то еще раздумывала, стоит ли брать судомойку с собой. Вот и ответ! Она двинулась следом за Элис, изумленная и обескураженная. От Элис оказалось больше толка, чем от нее, Кэтрин.
По пути Элис приоткрыла дверцу подъемника и в большой комнате. Только стоя совсем рядом, можно было заметить, что там осталась узенькая щелочка.
Они спустились в подвал по узкой «черной» лестнице, такой же, как во многих лондонских домах. Первая же комната, в которую они попали, оказалась кухней с двумя полукруглыми окошками на уровне земли, из которых было видно то, что оптимист мог бы назвать садом. Эти окна тоже были заколочены, но доски совсем прогнили, и в тусклом свете Кэтрин с Элис могли разглядеть и друг друга, и пыльную плиту, и пустые полки. Тут, на перепачканных сажей стенах, они и нашли выходы обоих подъемников.
– Если вытащить ящики, будет лучше слышно, – сказала Элис и сама начала вытаскивать. Кэтрин помогла ей. Уж физически-то, по крайней мере, она сильнее Элис! Вместе они вытащили тяжелые деревянные ящики, которые должны были ходить вверх и вниз в шахте, доставляя еду и вино из кухни наверх, и составили на каменный пол.
– А вот и кладовка, – сказала Кэтрин, открывая единственную дверь в кухне. – Если кто-нибудь спустится вниз, спрячемся тут. Давай-ка пока уберем сюда ящики, чтобы никто не заметил. До их встречи осталось пятнадцать минут!
Они заняли посты возле обоих подъемников, в разных концах кухни, и стали ждать прихода Сьюарда и Прендика.
Мэри: – Я считаю, Элис просто молодчина, что догадалась о подъемниках!
Элис: – Да их бы кто угодно заметил, если бы пригляделся. И я, как только вошла, так первым делом и подумала – а как же им туда еду подают? То есть, можно сказать, сразу стала искать подъемники, вот потому и увидела.
Миссис Пул: – Не скромничай чересчур, юная мисс. У тебя глаз наметан – уж мне ли не знать, я же сама тебя школила!
Элис: – И это была замечательная школа, миссис Пул.
Ждать пришлось недолго. Стрелки на карманных часах Кэтрин пробежали отметку в пять часов, и она уже вновь стала сомневаться, не ошиблась ли – может, время перепутала? Или день? Но нет: в пять пятнадцать над головой явственно прозвучали шаги мужских ботинок. Кэтрин взглянула на Элис – судомойка стояла у своего подъемника и внимательно вслушивалась. Наверху послышались голоса, но слов было не разобрать. А что, если они с Элис ошиблись, если эти двое пойдут совсем в другую комнату? Тогда все их приготовления пропадут даром… Но вот голоса сделались отчетливее. Должно быть, они уже в кабинете, как она и предполагала. Кэтрин просунула голову в шахту, чтобы лучше слышать. Да, так и есть! Их голоса отдавались эхом внизу. Кэтрин отчаянно замахала Элис рукой, подзывая к себе.
– Что на вас такое нашло, как вы могли такое сделать? – Это был голос Сьюарда – во всяком случае, Кэтрин казалось, что она узнала голос, который слышала в лечебнице. Он тогда не так уж много успел сказать, зато громко!
– Ничего. Это был просто эксперимент, – приглушенно отозвался другой голос. Ага, это Прендик. Этот голос она узнала бы где угодно. Сколько раз она слышала его на острове Моро. Если бы можно было его забыть! Но она знала: даже если бы они встретились через сто лет, все это время не видев друг друга, она узнала бы его по первому же звуку.
– И никто вам не помогал, у вас не было сообщников? – это произнес третий голос, незнакомый. Сколько же их там? Она-то думала, что придут только Сьюард и Прендик.
– Нет, конечно, нет, – ответил Прендик. Голос у него был сердитый, однако Кэтрин расслышала в нем и нотку страха. Интересно, слышит ли ее Сьюард? Вероятно, да, хотя чуткие кошачьи уши Кэтрин могли уловить то, что слуху большинства людей недоступно. Вспомнив об этом, она слегка подвинулась, чтобы Элис могла держать голову поближе к шахте. У нее ведь не такой хороший слух.
Диана: – Мои уши слышат не хуже твоих. Ну, почти.
Кэтрин: – А кто сказал, что ты человек?.. Ой! Прекрати! Я просто хотела сказать тебе комплимент, а теперь беру его обратно. Ты самый настоящий человек. Животные такими несносными не бывают.
– То есть вы просто нашли где-то это существо и… трансформировали? – спросил третий голос. Существо? О чем это они?
– Я купил его у одного матроса: его корабль уходил через несколько дней, к Кейп-Бретон или к мысу Доброй Надежды, что-то в этом роде. Точно не помню, – ответил Прендик. – Не все ли равно? Да и кто стал бы мне помогать? В Лондоне ведь не осталось никого из членов Общества.
– Мне не все равно – я не хочу, чтобы по Лондону бегал зверочеловек! – сказал Сьюард. – К счастью, он очутился в зверинце лорда Эйвбери, и тот принял его за какой-то редкий вид обезьяны. Я случайно увидел статью, которую он опубликовал в «Перфлит газетт», иначе бы так никогда об этом и не узнал. Он очень гордился своей находкой. Ну что же, у него осталась фотография на память, а существо я изъял лично, под покровом ночи. Брюки порвал, между прочим! Рэймонд, вы же понимаете, что я тут ни при чем? Это дело рук Прендика, от начала до конца. Я доложил вам сразу, как только сам узнал об этом.
– Я вам верю, – произнес третий голос – должно быть, тот самый Рэймонд, кто бы он ни был. – Но это не объясняет, зачем вы вызвали меня сюда, да еще в такое неудобное время.
Кэтрин слышала твердые решительные шаги наверху. Кто-то ходил туда-сюда.
– Что касается того, что в Лондоне нет членов Общества. Мы с Ван Хельсингом это изменим. Он едет в Будапешт, на ежегодную конференцию. Я поеду с ним, и вы, Прендик, тоже поедете. Официально мы будем представлять документы о более эффективных способах переливания крови, но реальная цель – убедить Общество алхимиков вновь открыть английский филиал, чтобы продолжить то, что мы с Ван Хельсингом начали. В конце концов, прошло ведь уже четырнадцать лет с тех пор, как наш филиал был закрыт – так внезапно и несправедливо.
– Но почему вы думаете, что наша многоуважаемая мадам президент станет слушать вас – да даже и Ван Хельсинга? – Голос Рэймонда звучал сухо, надменно. – С тех пор, как Джекилл едва не раскрыл существование Общества для широкой публики, она непоколебимо настаивает на том, чтобы эксперименты по трансмутации производились только с ее личного разрешения. Когда она узнает, что Ван Хельсинг проводит такие эксперименты за ее спиной, она наверняка будет… скажем так, недовольна.
– Это не ей решать. Он попросит вынести вопрос на общее голосование всех членов, и она не сможет отменить его результаты. Либо членов Общества убедят наши аргументы, и они позволят нам продолжать, либо они проголосуют против, и на наши эксперименты будет наложен окончательный запрет. Ван Хельсинг готов и к такому развитию событий. Мне даже кажется, что оно было бы для него предпочтительнее. Он и Арминий Вамбери, наше главное доверенное лицо в Будапеште, уже склонили часть Общества на свою сторону, и эта часть готова голосовать за. Кроме того, они создали… ну, не то чтобы армию – скажем так, наземные войска, которых будет достаточно, чтобы отстоять свою точку зрения силой, если понадобится. Либо большинство в Обществе примет сторону Ван Хельсинга, либо дело кончится кровавой бойней – и сменой власти. Когда он станет президентом, в Обществе будут действовать новые правила, смею вас уверить.
– Что ж, – сказал Рэймонд, – не могу сказать, что я не согласен с вашим мнением о том, что смена режима может оказаться благотворной. Она и впрямь уже засиделась в президентском кресле. Но мне не нравится, когда дела делаются у меня за спиной, Сьюард. Совсем не нравится. То, о чем писал Хеннесси в своем письме…
– Хеннесси был трусом, – сказал Сьюард. Его ботинки выстукивали четкий ритм по полу, словно по барабану. – Ван Хельсинг должен был понимать, что не следует писать ему о наших планах. Знаете, что он сделал? Переслал письмо ей. Ну да, я успел его перехватить. Мы следили за ним с тех пор, как он уволился из лечебницы. Я уже тогда знал, что он вот-вот сломается. Он пережил слишком сильное потрясение пять лет назад, в Карфэксе. После этого он был… ненадежен. Но я не знал, что он писал и вам тоже, пока вы не вызвали меня к себе в прошлый понедельник. Что было, должен добавить, весьма неудобно. Не то чтобы я ставил под сомнение ваше право делать это – вы его имеете и как член попечительского совета, и как последний председатель английского филиала до того, как ему положило конец фиаско Хайда.
– В этом письме Хеннесси пишет, что ваши последние эксперименты несовместимы с моралью, – осуждающим тоном произнес Рэймонд.
– С вашей тоже несовместимы? Едва ли, иначе бы вы не пришли сюда сегодня. И чем они хуже ваших экспериментов сорок лет назад, когда вы создали Хелен?
– Ну, об этом мы говорить не будем, – сказал Рэймонд. – Это не имеет отношения к нынешней ситуации. Чего вам нужно сейчас?
– Ваша поддержка, – прямо ответил Сьюард. Барабанная дробь смолкла. – Ваше слово, что вы не станете уведомлять ее о том, чем мы занимаемся. В конце концов, вы пока еще наш председатель. Мы хотели бы, чтобы вы опять заняли этот пост, когда филиал откроется заново.
Наступило долгое молчание.
– И что же мне это даст?
– Как что! – воскликнул Сьюард. – Всё. Как по-вашему, на что способна раса бессмертных людей? Людей, которые не умирают, не стареют, не подвержены инфекционным заболеваниям. Людей, чьи раны затягиваются на глазах, людей, которые держат в своих руках все могущество алхимической науки. Это будет раса сверхлюдей! Они станут править миром!
– А если Люсинда умрет, как Люси? – тихо сказал Прендик.
– Не все ли равно, если эксперимент окажется удачным? – Сьюард говорил сердито – почти кричал. – Главное – принцип. Принцип и сыворотка. Она всего лишь опытный экземпляр. После сентября – не все ли нам будет равно, выживет она или умрет? Иногда приходится приносить чьи-то жизни в жертву во имя общего блага. Моро это понимал, а вот вы, кажется, нет.