С почти виноватым видом Прендик повернулся к двери. Когда он выходил, человек-орангутан снова поднялся и изо всех сил швырнул недоеденное яблоко в его удаляющуюся спину. Кэтрин слышала, как оно глухо стукнуло. Потом услышала торопливые шаги по коридору и на лестнице. Он почти бежал. А затем снова раздался отдаленный хлопок входной двери.
– Можешь открыть глаза, – сказала Кэтрин Элис.
Элис открыла глаза и огляделась.
– Он нас не увидел. Слава богу, он нас не увидел. Наверное, просто не догадался заглянуть в темный угол.
– Ну нет. Он смотрел прямо на нас, дважды. Просто любопытно – что ты там твердила про себя?
– Ну… – сказала Элис. – Сначала я пыталась читать «Отче наш», но не могла вспомнить ничего, кроме «да святится имя Твое», и тогда стала просто повторять: «Нас здесь нет, нас здесь нет, ничего здесь нет». Больше ничего в голову не пришло. Простите меня, пожалуйста, мисс. Я не такая храбрая, как вы и другие. Что такое, мисс? Вы так странно на меня смотрите.
«Нас здесь нет, нас здесь нет…» Неужели такое может быть? Но сейчас не было времени над этим раздумывать.
– Ну ладно, теперь нужно подобраться к человеку-орангутану, пока кто-нибудь не захотел принести ему апельсин или еще что-нибудь!
Загадка Элис пока подождет.
Кэтрин снова попыталась подойти ближе к человеку-орангутану, но ее встретил все тот же пронзительный крик.
– Дайте я попробую, – сказала Элис. – Я ведь тоже обезьяна, как и он, – по крайней мере, так говорит Беатриче: если верить мистеру Дарвину, мы все обезьяны. Кроме вас, конечно, но мистер Дарвин же про вас не знал?
Кэтрин кивнула. Она не знала, выйдет ли из этого что-нибудь, но попробовать стоило.
Элис стала медленно приближаться к человеку-орангутану.
– Тихо, тихо, – приговаривала она. – Я тебе ничего не сделаю.
Она протянула руку.
Вдруг человек-орангутан взял ее ладонь своими неуклюжими пальцами. Поднял вторую руку.
– Пять пальцев, – проговорил он хриплым голосом, так, словно не разговаривал уже несколько дней. – У меня пять пальцев.
– У меня тоже, – сказала Элис, тоже поднимая вторую руку. – У меня тоже пять пальцев. Ты позволишь моей подруге открыть это? – Она указала на его лодыжку. – Я знаю, пахнет она не очень, но ей можно доверять.
– Пять пальцев, – повторила за ним Кэтрин, поднимая обе руки. Как быстро она вспомнила знаки, которыми они обменивались на острове! – Видишь, меня тоже сделали. – Она подняла рукав, чтобы показать ему шрамы – если только он разглядит их в полумраке. – Меня сделали так же, как тебя. Но теперь мы все люди, мы все заодно. Люди не едят друг друга. Тебе ведь это объясняли?
– Объясняли. Хозяин учил хлыстом, – сказал человек-орангутан, энергично кивая. Протянул ногу.
О ком он говорил – о Прендике? Кэтрин с трудом могла в это поверить. Скорее уж этим хозяином с хлыстом был Адам. Прендик ведь даже там, на острове, исполнял роль господина вяло и неохотно.
Открыть большой, грубый замок было делом одной минуты. Как только Кэтрин сняла цепь, человек-орангутан поднялся на нетвердых ногах, зашатался, упал и поднялся снова.
– Ты можешь идти? – спросила Кэтрин.
– Держись за мою руку, – сказала Элис. – Я тебе помогу.
Так они и вышли из дома на Поттерс-лейн: человек-орангутан держал Элис за руку, и на нем был пиджак, который она сняла с себя, чтобы прикрыть его слишком человеческую наготу.
Слава богу, что уже начинало смеркаться! Можно было надеяться, что это поможет им остаться незамеченными. Придется идти пешком до самого дома. Не садиться же с человеком-орангутаном в лондонский омнибус. Идя по улочкам Сохо, Кэтрин думала о том, что же им теперь с ним делать.
Кэтрин: – Серьезно, я боялась, что у миссис Пул припадок будет, когда мы приведем его в дом!
Миссис Пул: – Можно подумать, у меня когда-нибудь бывают припадки! А из Арчибальда вышел отличный лакей, куда лучше Джозефа. Как-то он даже залез на крышу, чтобы заменить колпак на дымовой трубе. И ни разу ничего не разбил – ни о Джозефе, ни даже об Энид такого не скажешь! Энид, кстати сказать, уже ждет первенца. Собираются назвать в мою честь, если родится девочка! Будет маленькая Гонория. Разве не прелесть? Нужно будет зайти к ним в гости, Мэри.
Мэри: – А что им подарить, как вы думаете? Зубное колечко – вполне традиционный подарок, пожалуй.
Миссис Пул: – Ох, я до сих помню, как у вас зубки резались. Вы никогда не плакали, даже тогда. Золото, а не ребенок! Тогда я думала, мне просто повезло. Теперь-то мы, конечно, знаем почему…
Мэри: – Кэт, ты же не будешь вставлять это в свою книгу? Это ведь совершенно неважно для сюжета, какой я была в младенчестве. И читать неловко.
Кэтрин: – Там видно будет.
Глава VIII. В цирке
Первое, что сделала миссис Пул, когда они наконец добрались до Парк-Террейс, 11, – загнала человека-орангутана в ванну.
– От него пахнет бог знает чем, – сказала она. – И одеть его нужно по-человечески. Кажется, где-то лежала старая пижама мистера Джекилла. Она ему будет велика, но хоть рубашку-то надеть можно.
Примерно через час они все уже сидели в гостиной: Кэтрин в ночной рубашке – по-турецки на диване; миссис Пул – в одном кресле, Беатриче – в другом; Элис же сидела на полу и причесывала человека-орангутана, уже облаченного в верхнюю часть пижамы мистера Джекилла. Теперь, отмытый, он мало походил на мужчину – скорее, на мальчика с шелковистыми ярко-рыжими волосами и большими выразительными глазами. Он напомнил Кэтрин Сашу, человека-собаку. Котята, Альфа и Омега, ходили кругами вокруг, словно пытаясь сообразить, кто это и что с ним делать.
– Миссис Пул, – сказала Кэтрин, – а свиньи больше не осталось? То есть, я хочу сказать – окорока?
Она взглянула на остатки ужина, который принесла им миссис Пул: блюдо с ветчиной, гороховая запеканка и бланманже. Запеканку ела одна Элис. Пумы, как напомнила всем Кэтрин, горохом не питаются, хотя бланманже ей скорее понравилось – там ведь, в сущности, почти одно молоко. Беатриче еще допивала свое обычное варево. Человек-орангутан отказывался от всего, что ему предлагали, пока Беатриче не заглянула в «Британскую энциклопедию», что стояла в кабинете мистера Джекилла, в статью об орангутанах.
– Орангутаны едят фрукты, – сообщила она. – Тут сказано: «джекфрут и дуриан, жесткую колючую кожуру которых они разрывают своими сильными пальцами, составляют основу рациона орангутанов, кроме того, они употребляют в пищу сочные мангустины и другие фрукты».
– Что это такое, господи прости, – дурианы эти и все остальное? – спросила миссис Пул. – Не знаю, найдутся ли у меня свежие фрукты, – они ведь и для пищеварения вредны, если их не отварить хорошенько. Но погодите-ка – у меня ведь где-то были груши, я из них компот варить хотела. Сейчас проверим, может, хоть груши ему придутся по вкусу. А компот с вами и так хоть не вари – все равно даром пропадет. Только и готовлю целыми днями, что мясо да траву. Если бы нам с Элис самим есть не надо было, я бы уже вовсе стряпать разучилась!
– Тут еще сказано: «Они строят на деревьях площадки из веток – это их спальные места, где они, по всей видимости, проводят по несколько ночей подряд». Вы знали, что они родом с Борнео и Суматры? «Орангутан» означает «лесной человек».
– Ну, надеюсь, здесь он такого делать не будет, а будет спать в кровати, как добропорядочный англичанин, – сказала миссис Пул.
Груши человеку-орангутану очень понравились. Понравилась и Беатриче – даже немного чересчур. Он все повторял: «Красивая, красивая», когда она проходила мимо, и тянул руку, чтобы пощупать подол ее платья.
– Меня нельзя трогать, – сказала она, наклоняясь к нему, сидящему на ковре. – Я ядовитая, понимаешь?
Очевидно, он не понял, так как вновь, глядя на нее с восхищением, протянул руку, чтобы коснуться ее.
– Ну и ну, даже человек-мартышка, и тот в тебя влюбился, – сказала Кэтрин. – Что же дальше будет?
– Не мартышка, а орангутан, – сказала Беатриче. Она повернулась к человеку-орангутану и сказала: – Прости, – и прижала ладонь к его руке. Он тут же отдернул руку и схватился за нее, точно обжегся. – Теперь понимаешь? – спросила она.
– Да, – сказал человек-орангутан. – Да, ты делаешь больно. Сильно больно.
Он по-прежнему смотрел на нее с восхищением, но трогать больше не решался.
– Нужно дать ему имя, – сказала миссис Пул. – Не будем же мы так и звать его человеком-орангутаном. Слишком длинно.
– Может, Пушистик? – сказала Элис. – У него такие шелковистые волосы.
– А может, Счастливчик? – сказала Кэтрин. – Ему ведь посчастливилось спастись во время пожара на складе – кажется, только ему одному.
– А почему не спросить его самого? – сказала Беатриче. – Я уверена, он сможет нам сказать. – Она повернулась к человеку-орангутану. – Как тебя зовут?
Он прижал ладонь к груди и сказал:
– Я Арчибальд. – И отвесил неуклюжий поклон. Кэтрин едва не рассмеялась и хотела спросить, нельзя ли звать его Арчи, но он произнес свое имя с такой гордостью, что она побоялась его обидеть.
С самым серьезным видом Беатриче присела в книксене.
– Рада познакомиться, Арчибальд. Это имя тебе дали, когда ты жил у лорда Эйвбери?
Арчибальд кивнул с таким довольным лицом, какого Кэтрин у него еще ни разу не видела, хотя это еще мало о чем говорило, учитывая, в каком состоянии она его нашла. У лорда Эйвбери было, вероятнее всего, немногим лучше – наверняка его там держали в клетке, но ее не удивило, что он готов был туда вернуться и вспоминал прошлую жизнь с тоской. Она и сама иногда во сне становилась пумой, как когда-то.
Диана: – Сколько еще раз ты будешь напоминать, что ты пума?
Кэтрин: – А тебе-то что, мартышка?
Диана: – Я на мартышку не обижаюсь. Вот и Элис говорит, что она обезьяна, и Мэри тоже. Даже миссис Пул, и та обезьяна, если верить мистеру Дарвину! А вот читателям скоро надоест, что ты все время говоришь о себе да о себе.