Он уселся на диван рядом с ней. Кларенс знаком предложил Беатриче сесть в единственное удобное кресло, а сам устроился на шатком деревянном стуле, казалось, готовом вот-вот сломаться под ним. Атлас, который всегда опасался, как бы что-нибудь не раздавить своим весом, просто прислонился к стене.
– Это моя подруга, Беатриче Раппаччини, – сказала Кэтрин, указывая на Беатриче жестом торговки, показывающей свой товар.
– О да, прекрасная леди, – сказал Лоренцо. – Я и сам ее заметил. Как же не заметить? – Он повернулся к Беатриче. – Но… Раппаччини? Sei Italiano?[43]
– Si signore, – ответила она. – Sono nato e cresciuto a Padova[44].
– Ah, bello Padova! Così spesso mi manca il sole d’Italia[45]. Но прошу прощения, я веду себя как невежа. Вы говорите по-английски?
– Не безупречно, – ответила Беатриче на своем обычном превосходном английском. – Большей частью я изучала язык в этом великолепном городе.
– Мы должны как-нибудь поговорить с вами об Италии! – сказал Лоренцо. – Я сам флорентиец. Увы, я уже очень давно не видел родины… Так о каком деле ты говорила, Кэтрин?
Кэтрин подалась вперед. Согласится ли он? Сейчас это выяснится.
– Помнишь Ядовитую девицу, которая выступала в Королевском колледже хирургов несколько месяцев назад? Ты еще тогда сказал, что многое отдал бы, чтобы заполучить к себе в цирк такую диковинку.
– Si[46], – сказал Лоренцо. Ага, кажется, заинтересован – озадачен и заинтересован. Уже что-то.
– Беатриче и есть та самая Ядовитая девица. Я знаю, что ты собираешься на гастроли в Париж. Я хочу, чтобы ты взял нас с собой – хотя бы до Парижа, а если поедешь дальше – тогда зависит от того, куда именно. Нам нужно попасть в Будапешт – очень нужно, по причинам, которые я предпочла бы не обсуждать.
Она понимала, что он не станет расспрашивать. Циркачи не задают вопросов о личных делах. У каждого из них есть что-то, что он предпочел бы хранить в секрете.
Лоренцо изумленно взглянул на Беатриче.
– È vero?[47] Вы и в самом деле та самая Ядовитая девица?
– Увы, да, – ответила она. – К моему громадному сожалению.
– Покажите мне, – сказал Лоренцо. – Поцелуйте. – Он показал пальцем на свою щеку. – Это ведь было в вашей программе, верно?
Беатриче с неохотой поднялась и подошла к нему. Наклонилась и поцеловала его в щеку, туда, где он показывал, рядом с полоской бакенбард.
– Ай! – вскрикнул он и отскочил от нее на другой конец дивана. – Это же… будто оса укусила!
На щеке у него алело яркое пятно, словно губы Беатриче обожгли его.
– Как жаль, что у меня нет с собой мази от ожогов! – сказала она. – Смажьте хоть кольдкремом, иначе волдыри останутся.
– Non importa![48] – сказал Лоренцо и махнул рукой. – Вы будете звездой! Мы заработаем кучу денег. Я отправлю телеграмму в Париж, чтобы в афише указали новые номера. А потом – может быть, во Франкфурт? Берлин и Прага тоже проявили некоторый интерес, но я пока больше нигде не выкупал места для представлений. Теперь-то нас примут где угодно! Теперь нам выделят самые большие и красивые театры! И Катерина, конечно, тоже поедет с нами как Женщина-кошка?
– Да, но мы не можем ехать ни в Берлин, ни в Прагу, – сказала Кэтрин. – В Вену можем, это по пути. Если в твоих планах значатся Вена и Будапешт, тогда и мы поедем туда с вами. Но только не как Женщина-кошка и Ядовитая девица. Тебе придется подобрать нам новые имена для афиши.
Помнит ли кто-то в Société des Alchimistes их цирковые имена? Этого она не знала, но и рисковать не хотела. Если они заедут в Вену, хотя бы ненадолго, – тем лучше: может быть, Мэри с Жюстиной еще будут там, а если нет, можно будет узнать от Ирен Нортон, куда они отправились. – И мы хотели бы получать такое же жалованье, какое ты платил нам с Жюстиной, плюс пятьдесят процентов дохода от представлений Беатриче.
– И я могу гарантировать, что доход будет, signore, – добавила Беатриче. – Единственное условие – я не стану убивать ничего живого. Но я была Ядовитой девицей много месяцев. Я знаю, как обставить такой номер.
– Не сомневаюсь, signorina, – сказал Лоренцо. – Насчет Вены стоит подумать. Посмотрим. И я готов дать вам двадцать процентов. Не забывайте, мне придется потратить много денег на рекламу. А как вы хотите назваться? Разумеется, в Париже вам нужны французские имена.
Ого! Это было уже щедрее, чем Кэтрин рассчитывала.
– Сорок процентов. Представляешь, как к тебе валом повалят, когда увидят фотографию Беатриче, особенно джентльмены!
– Может быть, мне назваться La Femme Toxique?[49] – сказала Беатриче.
– Да, но фотография – это тоже дорого! Тридцать процентов. И la bella Беатриче будет зваться La Belle Toxique[50]. Ну, а ты, Катерина, – какое имя ты себе выберешь? Имей в виду, оно должно привлекать публику – нам ведь деньги нужны.
– La Femme Chatte? – предположила Беатриче. – Нет, это все та же Женщина-кошка, только по-французски. А может, La Femme Panthère?[51] Пума ведь похожа на пантеру, правда?
– Годится! – сказала Кэтрин. – Пума, пантера, не все ли равно. Хотите, буду женщиной-пантерой.
Тридцать процентов – это было больше, чем она надеялась. Если у Беатриче будут хорошие сборы в Вене, а так оно наверняка и будет, этих денег им с лихвой хватит, чтобы добраться до Будапешта, с Лоренцо или без него. Что известно о них Обществу алхимиков? Точно сказать она не могла. Но все же, путешествуя в качестве цирковых артисток, а не сами по себе, они скорее избегнут нежелательного внимания. И, что еще важнее, они будут среди друзей. А самое главное – не придется полагаться на Холмса.
Мэри: – Почему ты так категорически не хотела брать деньги у мистера Холмса?
Кэтрин: – Вот ты взяла, и что из этого вышло? Ты уже все распланировала, а потом отказалась от всех своих планов, потому что он так захотел – потому что он решил, что так будет лучше. И ты даже не спорила. Может, тебе и нравится, когда тобой вот так распоряжаются, а мне нет. С меня этого хватило на острове Моро.
Мэри: – Иногда ты настоящая пума!
Кэтрин: – Спасибо.
– Мы уезжаем в пятницу, – сказал Лоренцо. – Рано утром, имейте в виду! Вы должны быть на Чаринг-Кросском вокзале в восемь тридцать, не проспите! И я был бы весьма признателен, если бы сеньора Раппаччини позаботилась о костюмах, подходящих для ее представления. Можно, конечно, взять что-нибудь на время у мадам Зоры, но, думаю, ее одежда не совсем подойдет вам по размеру!
– Мы придем на вокзал. – Значит, остается два дня на сборы и подготовку. Ну что ж, Мэри уложилась в этот срок, значит, и они уложатся. – И еще одно. Удивительный Мартин еще здесь?
– Конечно, – сказал Лоренцо. – Он у себя в комнате, прилег пока. Ты же знаешь, у него emicrania, мигрень.
– Да, знаю. Можно мне с ним поговорить?
– Если хозяйка пансиона не станет возражать. Она добродетельна до тоски.
– Я тебя провожу, – сказал Атлас.
– Лучшего сопровождающего и желать нельзя.
Он покраснел. Забавно – вогнать в краску такого великана.
Жюстина: – Кэтрин, ты иногда бываешь не очень-то добра к людям!
Кэтрин: – Только иногда?
– Ну хорошо, идем, – сказал Атлас. – Он на втором этаже.
– Ничего, если я тебя брошу? – спросила она Беатриче.
– К сожалению, это я представляю опасность для других, а не наоборот, – сказала Беатриче и вся поникла, словно меланхоличный цветок.
Кэтрин: – Ну правда, сколько можно хандрить из-за этого. Быть опасной совсем неплохо.
Беатриче: – Ты прерываешь свою историю только для того, чтобы мне это сказать?
Кэтрин: – Да, потому что тебе приходится об этом напоминать. Постоянно.
Кэтрин поднялась вслед за силачом на второй этаж. Она чувствовала по запаху, что где-то внизу готовят обед. Видимо, большей частью из капусты. И почему это англичане так обожают капусту? Хорошо хоть, миссис Пул редко ее готовит. Это просто оскорбление для чуткого носа пумы.
– Мы все волнуемся за Мартина, – сказал Атлас. Ступеньки поскрипывали под его тяжелыми шагами, и даже коридор был для него как будто узковат. – Похоже, головные боли донимают его все сильнее.
– Жаль, если так, – сказала Кэтрин. Ей-богу, того, кто выбирал эти обои, следовало бы отправить в тюрьму на долгий срок. Они были просто преступно уродливыми, это было видно даже в тусклом свете, пробивающемся сквозь маленькие грязные окошки. Бедный Мартин, каково-то ему среди такого убожества. Он всегда был очень чувствителен к окружающей обстановке, – как он сам говорил, это часто свойственно людям его профессии.
Они подошли ко второй двери, и Атлас негромко постучал.
– Мартин, – сказал он, – к тебе пришли.
– Входите, – послышался голос Удивительного гипнотизера.
Глава IX. Удивительный гипнотизер
Атлас открыл дверь. В комнате было темно, шторы задернуты. В самом темном углу, на узкой кровати, лежал Удивительный Мартин, гипнотизер из «Волшебного цирка чудес» Лоренцо. Глаза у него были закрыты, лицо белое, как простыня.
– Мартин, – сказала Кэтрин, подходя к кровати, – Лоренцо говорит, у тебя стала еще сильнее болеть голова. Мне очень жаль.
Он открыл глаза и слабо улыбнулся.
– Кэт. Как я рад тебя видеть.
Мартин выглядел в точности так, как и должен выглядеть настоящий гипнотизер: узкое, длинное, одухотворенное лицо, глубоко посаженные глаза, длинные черные волосы, в беспорядке разметавшиеся по подушке. Подойдя ближе, Кэтрин заметила, что у корней они совсем седые. Что же он, выходит, красит их? Ее всегда занимал этот вопрос.