Беатриче: – Доктор Ватсон и правда самый верный и преданный друг на свете.
Жюстина: – Просто друг? Как Кларенс, да?
Беатриче: – Ну нет, Кларенс – это совсем другое.
Мэри: – Бедный доктор Ватсон. Мне его так жаль.
Беатриче: – Вы все меня неверно поняли.
Кэтрин: – Верно-верно.
Утро пятницы выдалось ясным и солнечным. К половине девятого Кэтрин с Беатриче стояли на платформе Чаринг-Кросского вокзала, уже распрощавшись с миссис Пул и с Элис, которая за завтраком показала им, как умеет исчезать.
– Смотрите, мистер Мартин показал мне, как это делать! Нужно просто научиться контролировать волны. На самом деле я, конечно, не исчезаю, но вам кажется, что меня нет. Это настоящая наука – стоит только понять, что нас окружают энергетические волны…
Пожалуй, хорошо, что они уезжают на континент, подумала Кэтрин. Если Элис так и будет без конца трещать о принципах месмеризма, скоро ее невозможно будет выносить. Два фунта за статью Кэтрин пришли как раз вовремя, и она успела выписать чек миссис Пул. Она надеялась, что вместе с теми деньгами, которые еще остались в банке, и с теми, что дал ей Атлас, этого хватит, чтобы хозяйство на Парк-Террейс, 11, продержалось до их с Беатриче возвращения – хотя кто знает, когда они вернутся! А пока их дорожные расходы покроет цирк, и вскоре, как она надеялась, у них будет куча денег: она не сомневалась, что представления будут иметь успех.
На платформе, рядом с небольшой кучкой сумок и чемоданов, стояли Лоренцо, зулусский принц, мадам Зора, Атлас, Саша – мальчик-собака, гуттаперчевые близнецы Джеллико, Полковник Шарп – метатель ножей и другие артисты, чьи номера, по мнению Лоренцо, должны были прийтись по душе континентальной публике.
Кэтрин нашла купе для себя и Беатриче, открыла оконную раму до конца и не пустила к ним больше никого.
– Ты что, серьезно хочешь упасть в обморок раньше, чем мы доедем до Дувра? – сказала она Кларенсу, когда он предложил составить им компанию. – Я-то, по крайней мере, привыкла к Беатриче и, если нужно, могу выйти и погулять по коридору. А ты, пока заметишь, что происходит, будешь уже лежать без чувств!
– Думаешь, я испугаюсь какого-то пустякового яда? – спросил Кларенс, прислоняясь к косяку двери. Он улыбался и держал руки скрещенными на груди – это означало, что, даже если сейчас она выиграет спор, это будет лишь временная победа.
– Дай ты ей отдохнуть хотя бы! – сказала Кэтрин. – У нас было всего два дня на сборы, и мы просидели за полночь, чтобы успеть дошить ей костюм. Даже я помогала, а я никогда не берусь за иголку. А теперь она хочет поспать. Неужели тебе интересно смотреть, как она спит?
– Ну ладно, – сказал он, не теряя своего обычного добродушия. – Зайду к вам в Дувре. Ты гляди, сама не отравись, Ушастик.
Кэтрин смотрела на проплывающую за окном станционную платформу и думала о том, когда же она теперь снова увидит Лондон, и о том, как-то там Мэри и Жюстина. Отыскали ли они уже Люсинду Ван Хельсинг? Почему больше не присылали телеграмм? И знают ли в Обществе алхимиков о том, что они с Беатриче покидают Англию? Была ли за ними слежка? Она заранее с ужасом подумала о том, как они будут пересекать канал. Она всей душой ненавидела любые плавучие суда.
Глава X. Консультация у доктора Фрейда
– Как вы думаете, долго они там еще просидят? – спросила Мэри. Если верить ее часам, Диана провела в кабинете доктора Фрейда уже целый час. Один раз она услышала громкий заливистый смех – Дианин.
– Очень жаль, что вам здесь нечего почитать, – сказала Ханна, поднимая глаза от своей книги немецких стихов, которую нашла здесь, на полке. Приемная оказалась достаточно уютной: обои с узором, диван, обтянутый темно-красной синелью, столик на коротких ножках, на котором были разложены журналы – все на немецком. На полках был большой выбор книг на разных языках: немецком, французском, испанском, итальянском. А вот на английском, к сожалению, только полное собрание сочинений Шекспира и «Антропология: введение в исследование человека и цивилизации» сэра Эдуарда Тайлора. Ни для того, ни для другого у Мэри не было настроения, и она стала листать журналы, разглядывая фотографии австрийских дам в придворных костюмах, рекламу мыла, корсетов и каких-то флакончиков – она решила, что это лекарства. О чем же этот психоаналитик говорит с Дианой так долго?
Она подошла к окну и выглянула во двор, где располагались конюшни. Окно было открыто. До нее донесся слабый запах лошадей и сена. Это напоминало Лондон, но в солнечном свете чувствовалось что-то трудноопределимое – какая-то непривычная яркость, напоминавшая о разнице в климате.
Вдруг она услышала, как дверная ручка повернулась.
– А, фройляйн Джекилл, – сказал Фрейд. – Прошу прощения за то, что заставил вас ждать так долго.
И отчего это здесь, на континенте, все так прекрасно говорят по-английски, а вот она ни одного языка, кроме английского, не знает? Это просто стыд и позор, вот что. Надо бы попросить Жюстину помочь ей подтянуть немецкое произношение.
Зигмунд Фрейд оказался представительным мужчиной с густыми темными волосами и бородкой, едва начинающей седеть. Он курил сигару – мистер Холмс наверняка сразу определил бы марку, – и пепел осыпался на лацкан его шерстяного костюма.
– Если вы будете так любезны пройти в кабинет, я хотел бы немного побеседовать с вами.
– Конечно, – растерянно ответила Мэри. О чем ему с ней говорить?
Она прошла за ним в кабинет и удивленно огляделась. Кабинет оказался гораздо больше, чем она ожидала. Тут тоже были полки, заставленные книгами и разными антикварными вещицами: горшками, вазами, всевозможными фигурками, на вид в большинстве своем старинными. С самой верхней полки смотрели какие-то античные бюсты. В центре комнаты стояла кушетка, а на ней сидела Диана и подскакивала так, что пружины скрипели.
– Прекрати сейчас же, не ломай доктору Фрейду мебель, – сказала Мэри.
– А ты тут не командуй. Не у себя дома, – ответила Диана, но подскакивать перестала. – Ну так что, мы закончили?
– С вами – да, – ответил Фрейд. – Но я хотел бы еще немного побеседовать с вашей сестрой, наедине. Вы позволите?
– Как хотите, – сказала Диана. – Но в ней вы ничего интересного не найдете. Она ни капельки не сумасшедшая. Она нормальная, нормальней не бывает.
Как обычно, не утруждая себя нормами вежливости, она вышла из кабинета. Психоаналитик закрыл за ней дверь.
– Я не согласен с вашей сестрой, фройляйн, – с улыбкой сказал он. – Я думаю, что найду вас не менее интересной, чем она, даже если вы, как она утверждает, нормальны до тоски. Меня ведь интересуют не только душевные болезни. Предмет моего изучения – человеческая психика во всех ее формах и проявлениях. – Его улыбка, прикрытая бородкой, казалась немного пугающей. Не то чтобы недоброй, нет, но в выражении его лица чувствовалось что-то страстное, напряженное, словно он пытается заглянуть человеку прямо в голову, а может, в душу. Мэри это действовало на нервы.
– Понимаю, – сказала Мэри, хотя ничего не поняла. – Но о чем же вы хотите поговорить со мной? Вы согласны нам помочь? Миссис Нортон сказала, что согласны.
– Прежде всего сядьте, пожалуйста. Обсудим для начала практические вопросы. Я уже вижу, что вы весьма практичная юная дама – это восхитительное качество. А затем, если не возражаете, я хотел бы задать вам несколько вопросов.
Мэри села на кушетку, потому что больше было некуда, а сам доктор Фрейд устроился в куда менее удобном кресле на колесиках.
– Ваша сестра – безусловно, интересный случай, – начал он. Мэри показалось, что он нахмурился, и она насторожилась – что такое Диана опять натворила? Это она рассердила его? Но тут же поняла – нет. Он просто морщит лоб в задумчивости, и только густая борода и брови придают ему такой грозный вид. Прежде чем продолжить разговор, он погасил окурок сигары в пепельнице.
– Убедить администрацию лечебницы в том, что она душевнобольная, будет нетрудно. Она импульсивна, иррациональна. Она употребляет совершенно недопустимые выражения. Она показала мне порезы, которые нанесла сама себе. И все же, фройляйн, я не верю, что она действительно сумасшедшая. Нельзя сказать, что она нормальна, – нет, конечно. Но она, по всей видимости, не страдает от своих особенностей. Кошмарные сны не вызывают у нее тревожности – напротив, они ей даже нравятся. Она без колебаний выражает любые свои желания и мысли и ничуть в этом не раскаивается. Она не чувствует потребности соответствовать ожиданиям общества, и это несоответствие ее ни в малейшей степени не беспокоит. Более того – если верить ее же словам, такой образ мышления и поведения даже дает ей определенные преимущества. Разумеется, она лгала мне – это тоже вполне в ее натуре. Но я льщу себя мыслью, что могу отличить правду от намеренного притворства. Из беседы с мисс Хайд у меня сложилось впечатление, что она весьма и весьма уравновешенна, все ее поступки логичны и объяснимы, и, будь наше общество устроено иначе, ее никто не стал бы за них винить. Я бы сказал, что корень проблемы лежит скорее в обществе, нежели в вашей сестре.
– Но мы живем в этом обществе, а не в каком-то другом, – сказала Мэри. – Его правила и обычаи имеют под собой определенную почву. Это основа жизни в цивилизованном мире, основа общественного договора. Благодаря им мы можем взаимодействовать как существа общественные. А Диана – вы меня простите, доктор Фрейд, но она просто заноза в заднице.
Диана: – Ты сказала «задница»!
Жюстина: – Ты и в самом деле употребила слово «задница» в разговоре с доктором Фрейдом?
Мэри: – Ну, гордиться тут нечем, но да, употребила.
Диана: – Мэри сказала «задница»! Мэри сказала «задница» самому великому доктору Фрейду!
Мэри: – И теперь, вспоминая об этом, думаю, что была совершенно права.
– Я в этом не сомневаюсь, – сказал Фрейд. –