– А вы нам расскажете, как спасли Люсинду? – спросила Беатриче. – Я так рада, что с ней все хорошо.
– Не совсем, – сказала Ирен. – Видите ли, в чем дело…
За ужином Ирен рассказала им о докторе Фрейде, о Кранкенхаусе, о Дианином дерзком и довольно-таки безрассудном побеге. Рассказала она и о схватке в темном переулке с людьми, которые не умирали. Кэтрин слушала довольно внимательно, но временами ее мысли уходили в сторону. Эти двое английских ученых, о которых упомянула Ирен, – это, должно быть, Сьюард и Прендик. Если так, значит, она снова увидит Эдварда Прендика. Ей и хотелось этого, и не хотелось. Она невольно вспоминала тот год, который они провели на острове Моро, после гибели Моро и Монтгомери. Бывали там плохие дни, когда он был мрачен и не хотел разговаривать. Но бывали и хорошие, когда они вместе ходили купаться, или пекли на костре рыбу, или охотились на зверолюдей. Он не любил такую охоту, а она да – она до сих пор гордилась тем, как расправилась с человеком-гиеной, он же человек-свинья: один удар по голове, один укус в горло. А потом, в дождливые дни, они сидели в пещере, которую называли своей гостиной, и он рассказывал ей о своем детстве в Суррее, о том, как учился в Кембридже, а потом – в Королевском колледже науки, с самим великим Гексли. У него еще была привычка перебирать пальцами ее волосы…
– Беа, меня беспокоит, что вы с Кэтрин отправляетесь навстречу опасностям, – сказал Кларенс. – Миссис Нортон, вы говорите обо всем этом совершенно спокойно, но для человека, способного ставить эксперименты над собственной женой и дочерью, наверняка не существует никаких границ морали. Если Беатриче и Кэт нужна моя помощь…
– Это очень мило с твоей стороны, Кларенс, – мягко сказала Беатриче. – Но ты же понимаешь, у нас с Кэтрин есть природная защита: у меня яд, а у Кэтрин ловкость, нечеловечески острое зрение и обоняние, и еще клыки. Ты не сможешь нас защитить – это нам придется защищать тебя.
– Понимаю, – сказал Кларенс и с несколько смущенным видом начал резать свой шницель.
– Но это было по-настоящему рыцарское предложение, – добавила Беатриче.
Он бросил на нее быстрый взгляд, словно желая убедиться, не насмехается ли она, но Беатриче только улыбнулась и продолжала есть.
Как приятно было ужинать у такой заботливой хозяйки! Ирен с Кларенсом ели шницели по-венски и картофель с чем-то зеленым (после Беатриче объяснила, что это петрушка, – и кому только приходит в голову посыпать еду травой?), а Кэтрин принесли тонкий, почти не прожаренный стейк с кровью, изумительно вкусный. У нее было такое чувство, будто она сама его добыла на охоте. А Беатриче с удовольствием пила что-то похожее на ее обычный зеленый суп. Кэтрин догадывалась, что и вкус у него, скорее всего, такой же: гадость – она и есть гадость, все равно, в Австрии или в Англии.
Беатриче: – Вообще-то растительность в Австрии очень отличается от английской, так что у австрийской гадости свой собственный, очень характерный вкус.
Кэтрин: – Нам совершенно ни к чему об этом знать.
Беатриче: – Ты же сама об этом заговорила!
На стол подавала горничная, которую Ирен называла Ханной. Она ведь, кажется, что-то такое говорила насчет циркового номера со стрельбой, с участием Ханны и Греты? Однако в Ханне ничто не выдавало меткого стрелка – как и полагается хорошей горничной, она почти сливалась с обстановкой.
После ужина Ирен сказала:
– Кэтрин, Беатриче, у меня есть для вас кое-какая информация и еще кое-какое… скажем так, снаряжение. Кларенс, что вы предпочитаете – вернетесь к себе в гостиницу или подождете здесь, пока им не придет пора ехать, а потом проводите их на вокзал? Я сама туда ехать не могу – Ван Хельсинг может меня узнать, я ведь бывала у него в доме под видом сестры фрау Мюллер из Швабии! Кто знает, может быть, он тоже умеет видеть любую маскировку насквозь, как Шерлок.
– Меня он не знает, а вот Сьюард и Прендик – да, – сказала Кэтрин. («Особенно Прендик».) – Это те двое английских ученых. Беатриче они никогда не видели, а вот меня могут и узнать.
– В таком случае, думаю, без маскировки не обойтись, – сказала Ирен. – Дайте подумать, что у меня найдется…
– Я подожду, – сказал Кларенс. – Вам может понадобиться помощь с багажом, да и вообще – я хочу убедиться, что вы благополучно сели в поезд, даже если сам поезд не так уж безопасен!
Он обращался к обеим, но смотрел на Беатриче.
«Ну вот, подцепил беатрицит, – подумала Кэтрин. – Надеюсь, он выздоровеет – или хотя бы научится справляться с симптомами!»
Батриче: – Я тебе не вирус!
– В таком случае у меня есть кое-что для вас, мистер Джефферсон, – сказала Ирен. Она взяла с буфета газету и протянула Кларенсу. Тот разулыбался:
– New York Times! Я уже много лет ее не видел.
– У меня в гостиной полный набор, включая Washington Post и Boston Globe. Я хочу быть в курсе того, что происходит на родине. А теперь, дамы, готовы ли вы спуститься со мной вниз?
Кэтрин недоумевала, что им делать внизу, где располагалась кухня и комнаты слуг, но когда Ирен привела их в свой уединенный кабинет без окон, и Кэтрин наконец поняла, что эта Ирен Нортон, урожденная Адлер, не совсем та, кем кажется, ее восхищению не было пределов.
– Кто вы? – спросила она, глядя на стену, увешанную оружием.
– Оперная певица, – сказала Ирен. – А также сборщица информации.
– La Sirène![84] – сказала Беатриче. – Я сразу подумала, что уже где-то вас видела. Это была статья о великих оперных певцах семидесятых-восьмидесятых. О вас писали, что вы были изумительной Кармен, но репортер не знал, чем вы занимаетесь теперь…
Ирен улыбнулась:
– Это было в другой жизни.
– А мистер Холмс знает обо всем этом? – спросила Кэтрин. Она восхищенно разглядывала коллекцию ножей, сабель и другого холодного оружия, вплоть до мачете.
– Я рада, что вам нравятся мои игрушки, – сказала Ирен. – А вот Беатриче, наверное, больше заинтересует моя аптечка?
Она отошла к письменному столу, стоявшему в другом конце комнаты, и открыла один из шкафчиков над ним.
Беатриче подошла следом и ахнула.
– Но это же яды! Вот кураре – его делают из корня южноамериканского растения Strychnos toxifera. Я видела его только однажды, в саду моего отца. А вот дигиталис, из листьев наперстянки обыкновенной – Digitalis purpurea. И аконитин – из Aconitum napellus, он же волчий аконит. Зачем вам столько ядов?
– Не для того, чтобы травить людей, – сказала Ирен. – Исключая, конечно, случаи крайней необходимости. – Она по-прежнему улыбалась, значит, шутила… или нет? Кэтрин не была до конца уверена. – К тому же, как вам известно, яд делает ядом доза. Кураре, например, используется для того, чтобы нейтрализовать действие стрихнина. А что касается того, знает ли Шерлок, – его брат Майкрофт наверняка знает, мы ведь с ним в некотором роде коллеги, – и, подозреваю, Шерлок многое вычислил своим дедуктивным методом. Не думает же он, что я сижу тут, в Вене, сложа руки. Но я не затем вас сюда привела, чтобы просто показывать свои игрушки. Выбирайте самое подходящее для вас оружие и идите сюда – я хочу, чтобы вы знали, куда едете.
Кэтрин, возликовав, выбрала револьвер системы «Уэбли». Если «Уэбли» достаточно хорош для Холмса, значит, и для нее сгодится! Правда, этот был поменьше, тридцать второго калибра – он удобно лежал в руке и отлично помещался в сумочку. А Беатриче не могла заставить себя даже прикоснуться к оружию.
– Я не могу убивать ничего живого, – сказала она. – Правда, не могу.
Но в конце концов она сдалась на уговоры и взяла стилет в кожаных ножнах – исключительно для целей самозащиты. Тут как раз вошла Ханна с ворохом какой-то черной ткани, перекинутой через руку.
– Я подумала – может быть, это будет лучше всего, мадам, – сказала она и развернула ткань. Это оказались два черных платья. Им что, придется выдавать себя за вдов? Или, может быть, за горничных?
– Монашки! – сказала Беатриче. – Вы хотите, чтобы мы нарядились монашками?
– На монашек никто никогда не обращает внимания, – сказала Ирен. – Тем более мужчины. Очень практичная маскировка: она делает почти невидимой.
– Но разве не грех… – начала Беатриче.
– Не грех, если вы делаете это, чтобы спасти друзей, – впервые за все время подала голос Ханна. Кэтрин даже удивил ее английский – она-то думала, горничная говорит только по-немецки. – Уверяю вас, Бог поймет, а если нет, можете пойти к моему духовнику. Ему не привыкать отпускать любые грехи! – Она повернулась к Ирен. – Билеты принесли, мадам. Грета успела сбегать на Штатсбанхоф. Теперь она опять на своем посту, следит за домом профессора Ван Хельсинга.
– Спасибо, Ханна. Кэтрин, надеюсь, вы не против провести ночь в одном купе с Беатриче. Я знаю, что Беатриче… определенным образом действует на других людей, скажем так. Но брать два отдельных купе было бы подозрительно: монашки не настолько богаты. Вам не повредят шесть часов в одном купе? Прошу прощения, Беатриче, но я считаю, что лучше говорить прямо.
– Все будет хорошо, – сказала Кэтрин. – Мы будем держать окно открытым, и каждый час или около того я буду выходить в коридор. Но только… нам непременно нужно наряжаться монашками? Мне они как-то не слишком симпатичны. И священники тоже, если уж на то пошло. Я наслушалась проповедей на всю жизнь на острове Моро.
– Вам ведь не придется всерьез принимать духовный сан, а в этой одежде очень удобно прятать револьвер, вот увидите, – сказала Ирен. – Помимо всего прочего, там есть карманы! – Она взяла с письменного стола какой-то документ… нет, карту – и развернула ее на столе в центре комнаты. – Теперь я хочу, чтобы вы изучили эту карту. Не всю, конечно, но ведь вам придется разыскивать людей в Будапеште и, возможно, в его окрестностях, а значит, нужно хорошо представлять себе общий план. Вот, видите – это Дунай. На одном берегу Буда, а на другом – Пешт. Вот тут, в Пеште, Национальный музей, а совсем рядом, вот на этой маленькой улочке, находится дом, адрес которого указан в телеграмме мисс Мюррей…