Мила была обрадована, хотя и несколько тревожилась. Вскоре прибыл и сам аристократ. Он действительно оказался красавцем, у него были ярко-голубые глаза. Мне они казались такими искренними!
Мэри: – Нельзя доверять мужчинам с ярко-голубыми глазами. Это правило нужно включить во все руководства для благородных девиц, сразу после главы о том, как правильно садиться в экипаж и выходить из него.
Беатриче: – А что ты скажешь о глазах мистера Холмса?
Мэри: – Вот уж у кого они никак не ярко-голубые! Они у него меняют цвет, в зависимости от погоды.
– Было очевидно, что сестра влюблена в него, – продолжала Кармилла. – Но однажды вечером, после того, как мы отпраздновали помолвку, он попросил меня проводить его до часовни. Сказал, что хочет со мной поговорить. «О чем?» – спросила я. Мы шли через кладбище. Я никогда не боялась там ходить – разве это не священная земля? Разве те, кто зарыт в этих могилах, не будут покоиться с миром до Судного дня, пока не воскреснут и не попадут в рай, к нашему небесному отцу? Во всяком случае, так меня учили.
Он ничего не ответил, и я взглянула на него, пытаясь догадаться, для чего он привел меня сюда. Я была хоть и молода, но не столь наивна, и понимала, что, обручившись с одной из дочерей хозяина замка, он может искать удовольствий иного рода с другой. Ну, от меня он этого не дождется.
Но на его лице я увидела вовсе не любовное желание – это был волчий оскал! Не успела я закричать, как он схватил меня и укусил за плечо. Его зубы вонзились в мою плоть, он пил мою кровь – сосал, лизал, а я кричала от страха и ужаса. Тут я поняла, кто он такой: у нас ходили разные легенды об упырях – вампирах, как говорят у вас. Конечно же, это было глупо – вампиров не существует.
– Не существует? – переспросила Диана. Она слушала, затаив дыхание, так, что забыла даже о пирожном, и оно так и осталось лежать несъеденным на тарелке. Аид осторожно вытянул длинный розовый язык, лизнул – и пирожного как не бывало. Затем он дочиста вылизал тарелку. Мэри зажала рот рукой, чтобы не засмеяться. Только страж Царства мертвых мог украсть хоть крошку еды у Дианы! Она заметила, что Лаура тоже изо всех сил сдерживает смех.
– Нет, конечно, – сказала Кармилла. Потрепала Персефону по ушам. – Во всяком случае, таких, как ты себе представляешь, Диана. Духи мертвых, которые встают из могил, чтобы пить кровь? Которые превращаются в летучих мышей и волков, боятся креста и не могут перейти реку? Которых можно победить с помощью чеснока или веточки шиповника? Что за чепуха! Конечно, как и во многих преданиях и суевериях, в легендах о вампирах есть научная основа. Существует болезнь, передающаяся через кровь и придающая больным те свойства, которые приписывают вампирам. Заболев ею, люди делаются сильнее, проворнее. У них обостряется слух, зрение и другие чувства. Они видят в темноте, слышат шорох птичьего крыла. Клыки становятся острыми и длинными, как вы видели у Люсинды. Мой крестный отец считает, что вампиризм – это атавизм, возвращение к более ранней ступени эволюции. Такие люди могут оправиться от ран, которые обычного человека убили бы. Их сопротивляемость болезням и разрушительному воздействию времени настолько сильна, что они могут жить веками и не стареть. Но за все это они платят дорогой ценой: им приходится питаться кровью, а кроме того, болезнь повреждает рассудок – они сходят с ума.
Вот эту болезнь свита барона и завезла к нам из Граца. Иногда упырь желает только одного – насытиться. Иногда, особенно на ранних стадиях безумия, ему хочется сделать других такими же, как он сам. Именно этого хотел барон. Я пришла в ужас и сопротивлялась изо всех сил. Выхватила нож, висевший у него на поясе, – в те дни мужчина его положения никогда не ходил без оружия. Я ударила его в грудь, но он только рассмеялся торжествующим смехом и прижал мое лицо к своей ране, так, что мой рот наполнился его кровью. И, видимо, я проглотила немного… этого оказалось довольно.
Диана: – Гадость какая.
Беатриче: – По-моему, нехорошо так говорить о чьем-то способе питания, пусть даже самом непривычном. У многих из нас есть свои… ограничения в рационе. Я, к примеру, вынуждена придерживаться растительной пищи, которую мне легче усваивать в жидком виде.
Диана: – И это тоже гадость.
– Дальше я помню только, как очнулась в маленькой комнатке в самой высокой башне замка. Был вечер – в комнате стоял полумрак. Было больно – все тело ломило, словно я упала с большой высоты и переломала руки и ноги, хотя я понимала, что на самом деле у меня все цело. Я оглянулась и замерла в ужасе: от стены отделилась черная тень и двинулась на меня. Я закричала и вжалась в пол, озираясь в поисках выхода. Если бы понадобилось, я готова была выпрыгнуть из окна и покончить с собой – только бы не новое унижение. «Мира! – сказала тень. – Мира, дорогая, не бойся». Он, а это был явно мужчина, говорил по-венгерски, на языке моей матери, которому я выучилась от нянек. На него упал свет, и я увидела, что это не барон Ворденбург, а мой крестный отец, граф, владелец имения в Карпатах. Я видела его несколько раз – он был старшим в семье моей матери, богатым и уважаемым человеком, хотя кое-кто и считал его еретиком за его неортодоксальные взгляды. «Дорогая, я пришел за тобой, – сказал он. Я молчала – не могла говорить. – Вставай – нам нужно бежать отсюда, и поскорее. Крестьяне прослышали, что в замке появились вампиры, и готовятся его сжечь».
«Мила! – вскричала я. – Где же Мила?» Ведь должен же он спасти и ее тоже – он ведь был крестным нам обеим. Я не могла уйти без нее.
«Мила умерла, – мягко сказал он. – Умерла по-настоящему, и это к лучшему. Она не станет одной из тех, кто оживает вновь и вновь, потому что в их жилах течет кровь вампиров. Я оставил ее тело в винном погребе и запер дверь, чтобы крестьяне ее не нашли. Обещаю, что, когда худшее будет позади, я вернусь и позабочусь о том, чтобы она упокоилась в святой земле».
«Но Keresztapa, – воскликнула я (это «крестный» по-венгерски), – что же нам делать? Мы же не можем бросить всех здесь!» – «Мира, – сказал он, – здесь уже никого в живых не осталось. Я не знаю даже, сколько ты еще…»
Тут мы услышали призывные крики, пока еще очень далеко. Он выглянул в узкое окошко. «Я вижу их – они идут сюда», – сказал он. Я подползла к окошку – встать на ноги не было сил. Вдалеке, на холме, я увидела факелы – факельное шествие.
«Нужно уходить, – сказал крестный. – Мира, ты сможешь взобраться мне на спину и держаться крепко-крепко?»
Я ответила, что могу. Взобралась ему на спину, и он стал спускаться вниз по каменной стене. Руки и ноги у меня дрожали, каждый миг я ждала, что вот-вот упаду – или он упадет, но он цеплялся за стену крепко, как паук.
«Мой экипаж ждет в лесу», – сказал он.
Как только мы сели в его карету и поехали так быстро, как только можно было в такой темноте и по такой дороге, я попросила его объяснить, что же произошло в замке и как он оказался там.
«Это была не случайность», – сказал он. Он тоже был в Граце – изучал какие-то материалы в научных архивах университета. В городе произошла вспышка вампиризма, и он прослышал о бароне кое-что такое, что вызвало у него подозрения. Он выехал, как только позволила его научная работа, но, как оказалось, слишком поздно. Затем он рассказал мне об этой ужасной болезни – вампиризме, которой и я теперь была заражена. И которой, как он мне признался, он тоже болен давным-давно. Он тоже был упырем. Прежде чем рассказывать дальше – не хочет ли кто-нибудь еще чая? По вечерам здесь холодно. Лаура, может быть, разожжем камин?
Мэри вздрогнула, будто очнулась. История Кармиллы так увлекла ее, что она забыла, где находится. И правда, в гостиной уже темнело. Пока Кармилла молча ждала, Лаура велела принести несколько ламп и разожгла камин, где уже были сложены дрова. Пришла экономка с двумя лампами и поставила их так, чтобы они как можно ярче освещали комнату. За ней вошла горничная с новым подносом с пирожными и свежезаваренным чайником. Диана тут же взяла два маленьких пирожных, и Мэри уговорила Жюстину взять одно, а также выпить бокал хереса, который Лаура налила ей из граненого графина. Сама она тоже выпила еще чашку чая, радуясь тому, какой он горячий и крепкий.
– А дальше? – спросила Диана с полным ртом. – Досказывайте уже.
Мэри хотела было одернуть ее, но ей и самой хотелось дослушать историю Кармиллы до конца.
Кармилла взъерошила Персефоне шерсть на загривке и почесала ее за ушами. Собака-волк, лежащая головой у Кармиллы на коленях, вытянула шею и тявкнула разок – просто чтобы дать понять, что нужно погладить еще.
– Чтобы вам было понятно продолжение моей истории, а также то, что произошло с Люсиндой, я должна немного рассказать вам о вампиризме – болезни, в своем роде не менее ужасной, чем сифилис или туберкулез. Видите ли, вампиризм делает больных сильнее физически, но разрушает их разум. Через несколько недель, иногда месяцев вампир сходит с ума. Превращается почти в животное. Хотя вампиры могут жить веками, им редко это удается. В своем безумии они наносят вред самим себе или нападают на других, часто своих же родных или односельчан – тогда на них охотятся и убивают, по древнему обычаю. Мой крестный думал, что я тоже сойду с ума, но этого не случилось. Очень немногим из нас, тех, кто заразился этой болезнью, все же удавалось сохранить душевное здоровье. Мы сами не знаем почему. Мой крестный отец сказал мне, что еще один член Société des Alchimistes смог осуществить такой переход – англичанин Джон Ратвен, лорд Гленарван. Ратвен полагал, что это как-то связано с луной. Он был убежден, что ему нужно регулярно купаться в лунном свете.
– И это правда? – спросила Жюстина. – Это действительно как-то связано с лунным светом?
– Нет, никак. – В голосе Кармиллы звучало отвращение. – Результат воспроизвести не удалось – так мы потеряли нескольких крестьян. Либо Ратвен был доверчивым романтиком, либо он намеренно ввел нас в заблуждение. Мой крестный отец убежден в последнем, но Ратвен погиб, сражаясь за независимость Греции, поэтому я склоняюсь к первому!