– Погодите, вы хотите сказать, что ваш крестный отец – член Société des Alchimistes? – изумленно спросила Мэри.
– Был когда-то, – ответила Кармилла. – Его исключили, когда во главе общества встал новый президент. Она не одобряла его методы и, вероятно, была права. Даже меня некоторые его эксперименты приводили в ужас, а ведь у меня у самой совесть не без пятен – я тоже ступала на какие-то из этих путей исследования, пока не встретила Лауру. Она научила меня… состраданию.
Диана недоверчиво глядела на Кармиллу.
– Агнесса говорит, что вы купались в крови невинных девушек, чтобы сохранить молодость. Это правда? И что такое метафора? Жюстина говорит, что вампиры – это метафора… Это что, чудовище какое-то?
Кармилла громко рассмеялась.
– Почтенная миссис Мадар была бы весьма фраппирована, если бы я наполнила ванну кровью, уверяю тебя! Нет, это еще одно глупое суеверие. Я моюсь водой, которую приносит Юлия, горничная, и самым обычным мылом. Когда мне хочется побаловать себя, я добавляю в ванну «венгерской воды» для запаха. Вот и все. Я не старею из-за своей болезни и пью только кровь животных – по крайней мере сейчас. Как я уже сказала, Лаура хорошо на меня влияет.
– Так президент Общества алхимиков – женщина?
Мэри поставила чашку на стол и подалась вперед. Может быть, она ослышалась?
– А вас это удивляет? – спросила Кармилла. – Многие видные члены общества были женщинами, особенно за последнее столетие. По слухам, первой женщиной – членом общества была Гипатия Александрийская, но записей о тех временах не сохранилось. Разумеется, были среди них женщины и в то время, когда я заболела вампиризмом. Когда-то мой крестный хотел, чтобы и я тоже вступила в это общество, но мне казалось, что там одни нудные старики, ищущие богатства и бессмертия. Вот раньше я могла бы вступить – в начале века, когда лорд Байрон со своим кружком немного разворошил это болото. Я правильно выражаюсь по-английски?
Лаура кивнула и улыбнулась, словно развеселившись.
– Да, вполне правильно.
– Погодите, я что-то запуталась, – сказала Диана, нахмурив брови. – Вы ехали в карете со своим крестным отцом, графом. Что было дальше? Никому не интересно слушать историю Общества алхимиков.
– Вообще-то мне интересно, – сказала Мэри. Ей и правда очень хотелось послушать. Если они собираются бороться с этим обществом, нужно узнать о нем как можно больше.
Но Кармилла уже продолжала свой рассказ.
– Так вот, мы ехали в карете. Крестный не сомневался, что я сойду с ума. Но он поил меня своей кровью, так же, как я поила Люсинду. Через неделю мы добрались до его замка в Трансильвании. Там я и прожила с ним много лет. Мне больше некуда было идти: я лишилась и дома, и состояния. Крестный помог мне приспособиться к болезни. Вампиризм переносится нелегко. Поначалу меня мучила постоянная жажда крови, как при анемии. Но арендаторы графа знали: когда они забивают скотину для еды, нужно собрать кровь и отнести боярину – так они называли дворянство в этих краях. Они знали, кто он, но считали за честь служить такому человеку. Их родители и родители их родителей помнили боярина из этого замка. Он прожил на свете не один век. В своей человеческой жизни он был среди тех, кто воевал с турками и отстаивал границу христианского мира. В их глазах он был героем.
Мы ждали симптомов безумия, но они не проявлялись. Как так вышло, что я сохранила разум, несмотря на болезнь? Моего крестного заразили вампиризмом в турецкой темнице – это была распространенная пытка в те дни, как у турок, так и у защитников Священной Римской империи. Воина заражали, а затем отпускали, чтобы он вернулся к своим и распространил болезнь среди них. В первые дни болезни он и правда пытался заражать своих солдат, чтобы сделать их сильнее, чтобы их было труднее убить. Но почти сразу же они начинали повреждаться в уме. Через несколько недель они уже были не лучше животных. Граф обнаружил, что на какое-то время можно поддерживать их боеспособность с помощью месмеризма – но загипнотизированный солдат способен лишь выполнять приказы, не более того. Думать самостоятельно он не может.
Меня заинтересовало это явление – я ведь еще до трансформации интересовалась лекарствами и болезнями. Мы вместе экспериментировали на тех, кто и так уже был на грани смерти. Чума, свирепствовавшая в наших краях в те годы, давала нам много материала для экспериментов. И мы стали экспериментировать с самой кровью. Может быть, существует какой-то пока неизвестный нам фактор, от которого зависит успех или неудача, – как при переливании крови, которое в большинстве случаев убивает пациента, но иногда спасает ему жизнь? Граф хотел понять саму природу крови. В периоды относительного мира с турками он переписывался с их учеными, далеко опередившими европейцев в понимании физиологии человека. Он еще помнил свои встречи с турецкими врачами в те дни, когда был в плену у султана. Турки были нашими врагами, но один из них, врач по имени Мустафа Ахмет бин Абдулла, стал ему близким другом и бережно ухаживал за ним в первые дни болезни. Вначале крестный предполагал, что, возможно, именно какие-то неизвестные нам познания турков об этой болезни и помогли ему сохранить разум, но когда увидел, что безумие обошло стороной и меня, решил, что этому должна быть какая-то иная причина. Он написал врачу великого визиря в Константинополе, не слишком надеясь на ответ: к тому времени война разразилась снова. Однако ответ пришел. Как оказалось, турки также пытались создать непобедимых воинов, но без особенного успеха. Врач великого визиря тоже не мог сказать, почему мы оба избежали безумия.
– А каково было этим солдатам и крестьянам, умирающим от чумы, знать, что их заражают? – спросила Жюстина. Рот у нее вытянулся в тонкую, неодобрительную линию.
– Я задавала ей тот же самый вопрос, – сказала Лаура. Она кивнула Жюстине, словно в знак согласия и сочувствия.
– Да, Лаура подробно объяснила мне, почему делать то, что мы делали, недостойно и аморально, и почему нужно всегда спрашивать у подопытных согласия на эксперимент, – сказала Кармилла, однако особенного раскаяния на ее лице было не заметно. – Но ведь это был восемнадцатый век, время почти непрерывных войн, когда в деревнях свирепствовали болезни. Вы, современные люди, даже представить себе не можете, что это такое. Даже Жюстина уже дитя Просвещения. Не судите же меня по меркам другой эпохи. Я поступала так, как считала правильным в данных обстоятельствах. Вы можете с уверенностью сказать, что поступили бы иначе?
Жюстина смотрела по-прежнему неодобрительно, но ничего не ответила.
– А были ли среди этих экспериментов удачные? – спросила Мэри. Конечно, Жюстина была права – то, что делали Кармилла и ее крестный, было недопустимо. И все же, если благодаря этому они получили какую-то информацию, которая может помочь Люсинде, об этом нужно знать.
– Нет, ни одного. – Кармилла недовольно нахмурилась. Было очевидно, что досаду у нее вызывает неудавшийся прорыв в науке, а вовсе не аморальность экспериментов без согласия подопытных. Мэри не знала, что и думать. Кармилла помогла им и продолжает помогать, и все же – чем она лучше Раппаччини или Моро? – Частичного успеха нам иногда случалось добиться, – продолжала она. – Один из таких случаев – Магда. Она тоже воевала за графа и получила смертельную рану в бою. Он дал ей свою кровь, чтобы спасти ей жизнь. Глядя на нее, можно подумать, что это самая обычная женщина средних лет. А ведь она родилась больше века назад. Вначале мы думали, что ей удастся полностью избежать безумия – спутника вампиризма. Увы, этого не произошло. Иногда она просыпается с криками, иногда ей кажется, что она снова на войне, и тогда ее приходится удерживать силой. Как бы то ни было, это все в прошлом. Когда в наших краях стало спокойнее и турки отступили, я вернулась в свой замок. Правда, я нечасто там жила – слишком много воспоминаний он будил во мне. Большую часть времени я проводила со своим крестным отцом в Будапеште. Но однажды летом я снова приехала туда, соскучившись по родным местам, – и встретила Лауру.
Она улыбнулась Лауре, и та не сумела сдержать ответную улыбку. Мэри вновь подумала: что же за отношения связывают этих женщин? Они были не похожи на простых компаньонок.
– Она приняла меня такой, какая я есть. Она видела во мне не чудовище, не графиню Карнштейн, а просто Кармиллу – такое имя я взяла себе. Новое имя для новой женщины. В то время я не знала, что мой крестный снова начал экспериментировать с передачей вампиризма. Он полагал, что новая наука о переливании крови позволит ему очистить кровь и, таким образом, передавать именно то, что нужно. Один из его неудачных экспериментов вы видели – безумный Ренфилд.
– Ренфилд! – воскликнула Мэри. Она помнила этого скрытного, странного человечка и то, как он сидел у себя в палате в Перфлитской лечебнице и глотал мух, веря, что это подарит ему вечную жизнь.
– Да, Ренфилд был одним из членов Société des Alchimistes. Он сам вызвался стать подопытным для первых экспериментов моего крестного по переливанию зараженной крови. Вы видели результат – чистое безумие, без каких-либо преимуществ этой болезни. Никакого обострения чувств, никакой исключительной силы, никакой вечной жизни – только помутнение рассудка, которое и привело его в психиатрическую лечебницу. Вот почему доктор Сьюард и профессор Ван Хельсинг обратились к графу. Когда Сьюард стал директором лечебницы, он прочитал историю болезни Ренфилда. Они с Ван Хельсингом тоже искали способ продления жизни и полагали, что эксперименты моего крестного помогут им продвинуться вперед. На тот момент он уже был исключен из общества, но продолжал исследования самостоятельно, у себя в замке, в Трансильвании. Они пригласили его в Англию. Он помогал им – поначалу. Но потом произошел несчастный случай, чудовищный случай. Погибла молодая женщина. Он решил, что больше не может поддерживать ни их методы, ни их цели, и отказался работать с ними. Теперь его цель – помешать им, убедить общество запретить их эксперименты и исключить их обоих.