– Во всяком случае, эта теория вполне правдоподобна, – сказала Мина. Мэри подняла глаза.
Мина стояла в дверях, все еще в шляпке и в перчатках.
– Так или иначе, мы спасем Люсинду. Любой ценой, что бы ни случилось, мы будем заботиться о ней – мы не допустим, чтобы ее постигла та же судьба, что и Люси. – Лицо у нее было суровым. – Но, помимо этого, я хочу заставить Ван Хельсинга прекратить подобные эксперименты. Кто знает, кого еще он изберет своей жертвой, сколько молодых женщин убедит подвергнуться переливанию крови, пока не добьется успеха или не оставит попытки? Хотя не думаю, что он их оставит. Бессмертие – слишком заманчивая цель.
– Но… как же вы собираетесь остановить его? – спросила Мэри. – Вы сказали, что готовится собрание общества, и это как-то связано с Люсиндой…
– У нас недостаточно сил, чтобы остановить его самим, – сказал граф. – Его должно остановить само общество, из своих практических соображений, а это значит – Айша.
– А кто такая эта Айша? – спросила Жюстина.
– Президент общества, – сказал граф.
– И не только! – Мина сняла шляпку, положила на клавесин и стянула перчатки. – Айша – это… Она появилась здесь… – Мина повернулась к графу: – Когда?
– Лет пятнадцать назад, полагаю? Прости, я не всегда точно запоминаю даты – в моем возрасте они уже не так много значат, как когда-то. Но это было за год до убийства Кэрью… мисс Джекилл, мне не хотелось бы ранить вас напоминанием о прошлом. Но она стала президентом общества вскоре после того, как разразился так называемый английский скандал. Она распустила английский филиал общества и запретила проводить эксперименты по биологической трансмутации без ее личного разрешения. Штаб-квартира общества переместилась из Вены в Будапешт, как можно дальше от скандала. Что до самой Айши… как же ее описать?
– Так это женщина, – сказала Мэри. – Удивительно. Да, мы живем в девятнадцатом веке, однако я никогда бы не подумала, что такие люди, как профессор Ван Хельсинг и доктор Сьюард, готовы видеть женщину на посту президента. Мне кажется, они… в общем, я не стала бы обращаться к ним за пожертвованиями в пользу Национального общества борьбы за женское избирательное право!
– Айша… великая и грозная, – сказал граф. – Это женщина необычайной красоты и силы. И она величайший алхимик из всех, кто когда-либо состоял в обществе. Только трое из членов общества сумели победить смерть. Последним из них был Виктор Франкенштейн, который создал вас. – Он поклонился Жюстине. – Как мы знаем, он был убит чудовищем Адамом. До него сумел продлить свою жизнь средневековый алхимик по имени Себастьян Мельмот. Он прожил несколько столетий, но так устал смотреть на человеческие страдания, что в конце концов покончил с собой.
– А Айша? – спросила Мэри. – Она как же?
– Я никогда с ней не встречалась, – сказала Мина, – и не знаю, насколько грозной или прекрасной ее можно назвать. Но она утверждает, что была жрицей Изиды в Древнем Египте. Я не знаю, знакомы ли вы с историей и религией этой страны? Этому я вас не учила, Мэри, и к тому же многие археологические находки были изучены только в последние годы. Изида была одной из великих богинь Египта, ей поклонялись в храмах по всей стране, а особенно на острове Филы, в Нубии. Считалось, что она воскресила из мертвых своего мужа Озириса – ходили слухи, что жрицы Изиды тоже знают секреты жизни и смерти и могут победить саму смерть. Упоминания о подобных явлениях можно найти у Страбона и Птолемея. Как бы то ни было, Айша объявилась пятнадцать лет назад вместе с двумя англичанами – мистером Лео Винси и его другом и бывшим опекуном, профессором Горацием Холли, который состоял в обществе еще со студенческих времен. Их захватили в плен во время экспедиции в Британскую Восточную Африку, и она их каким-то образом спасла. Не знаю, почему она решила сопровождать их обратно в Европу, но, оказавшись здесь, она вступила в общество. После того, как в Англии разразился скандал и президент подал в отставку (его многие обвиняли в том, что он недостаточно внимательно следил за ситуацией в Англии), она решила баллотироваться в президенты. С тех пор ее переизбирали на три срока подряд.
– В Древнем Египте! – повторила Диана. – Это там, где мумии? Я как-то читала книжку про мумию. Ее гробница была проклята, и все, кто туда входил, умирали. Мировая книга – на каждой странице кровь и черви!
– Но это же невозможно, – сказала Мэри. – Если она была жрицей Изиды в Египте, значит, ей должно быть уже несколько тысяч лет.
Хотя… так ли уж невозможно? Она ведь сама не так давно разговаривала с женщиной, которой уже сто лет, а теперь с мужчиной – еще старше, прожившим не одно столетие. Но тысячи лет? Нет, так долго ни один человек прожить не может.
– Доктор Фарадей считает ее историю правдивой, а его никак нельзя назвать легковерным человеком, – сказала Мина. – Подкомитет по вопросам формата библиографического цитирования относится к ней весьма серьезно. Очевидно, она владеет какими-то научными методами, утраченными много веков назад. Но, как я уже сказала, я сама с ней никогда не встречалась.
– Если бы вы видели ее, вы бы не сомневались, – сказал граф. – Когда она рассказывает о тех местах, где когда-то побывала, кажется, что вы были там вместе с ней – в Египте тех времен, когда Сфинкс лишь недавно появился на свет, в Древнем Риме, где можно было пройтись по улицам бок о бок с цезарями. И по-гречески она говорит совершенно чисто – во всяком случае, если верить Арминию. Я сам не лингвист.
– Положим, – скептически заметила Мэри, – красивой женщине мужчины часто готовы верить с необычайной легкостью.
– Но эти эксперименты по биологической трансмутации – они ведь проводились как раз в то время, когда она была президентом общества, – сказала Жюстина. – Моро создал Кэтрин всего десять лет назад. Выходит, общество дало согласие на его эксперименты. Так почему же она станет запрещать то же самое Ван Хельсингу?
– Создание зверолюдей на острове в Южных морях ничем не угрожало Обществу алхимиков, – сказала Мина. – Но заражать людей вампиризмом в Лондоне или Вене? Это совсем другое дело. Мы знаем, что Ван Хельсинг обращался за разрешением, прежде чем экспериментировать с Люси, и получил отказ. Тем не менее он продолжил эксперимент. Насколько нам известно, разрешения на эксперимент с Люсиндой он не запрашивал. Он нарушает правила общества. Это мы и должны доказать Айше. Но для этого нужно показать ей Люсинду. Нужно, чтобы она увидела своими глазами, что делает Ван Хельсинг.
– Тогда почему так и не сделать? – спросила Мэри. – Если мы встретимся с ней до собрания…
– А, вот в этом-то и сложность! – сказал граф. – Видите ли, когда она выдвинула свою кандидатуру на пост президента, не обошлось без противоборства. Она обещала контролировать подобные эксперименты и держать их под строгим наблюдением, а я… я в то время считал, что они должны быть разрешены. Я выступил против нее, при поддержке Арминия и значительной части общества. Много было сказано запальчивых слов, много использовано таких методов, что… Я не всегда вел себя благородно. В конце концов она победила в борьбе за президентский пост – с небольшим перевесом, всего в семь голосов, – а меня исключили. Ван Хельсинг обратился ко мне уже после того, как мне пришлось уйти с позором. Я помогал ему не только из научного интереса, но и из желания отомстить ей и Société des Alchimistes. После трансформации и смерти Люси я стал понимать, как глупо поступил и как велика моя вина. Но для общества я по-прежнему опозоренный изгой. В ее глазах я ничем не лучше вашего отца, мисс Джекилл.
– Эй! Он, между прочим, и мой отец тоже, – сказала Диана. Она почесывала Ховираг за ушами: собака-волк положила голову ей на колено.
– Тогда… что же делать? – спросила Мэри. Она совсем запуталась – столько историй, столько людей… Важнее всего сейчас – остановить Ван Хельсинга, а потом добиться того, чтобы общество запретило подобные эксперименты окончательно. Если остановить их может только Айша, значит, нужно поговорить с ней, убедить. – Как нам найти Айшу, если она не захочет говорить с графом?
– Вот потому-то собрание общества для нас так важно, – сказала Мина. – Это ежегодная конференция – члены общества представляют доклады, обсуждают их, проводят пленарные заседания и так далее. В точности так же, как в Королевской академии. В первый день всегда проходит общее собрание всех членов. Все должны присутствовать – там будут сотни человек со всей Европы, и не только, так как общество становится все более интернациональным. Мы считаем, что это отличная возможность для нас затеряться в толпе, а затем представить наши доказательства всему обществу. Айша не сможет отказаться выслушать нас на этом заседании.
– А оно уже в понедельник, – сказала Мэри. – Другими словами, у нас осталось два дня на подготовку.
– Два дня, а дел много, – сказала Мина. – Но пока что вам всем нужна одежда. И к тому же вы еще не видели Будапешта. Идемте за покупками!
Кэтрин: – Это был тот самый день, когда мы приехали в Будапешт. Если бы вы доехали пораньше и Мина успела послать телеграмму вечером, мы бы не тревожились о вас так и, может быть, ничего больше не разузнали о планах Ван Хельсинга.
Мэри: – Если бы Кармилла ехала еще быстрее, мы бы едва ли остались в живых!
Через полчаса они уже шагали по широкому бульвару среди магазинов и жилых домов. Это было и похоже, и непохоже на прогулку по Вене. Здания были пониже и более разноцветные, более разнообразные – все они, казалось, были задуманы разными архитекторами, и у каждого были свои представления о том, как они должны выглядеть. Все дома были выкрашены в разные цвета, уже знакомые Мэри со вчерашнего дня: желтый, зеленый, голубой, розовый, желтоватый оттенок, близкий к охре. Тут встречались и классические мотивы, и головокружительные образцы l’art nouveau. На углах и под балконами лепились нимфы и горгульи. На улице царила суета – тележки с товарами, фырканье и топот лошадей, лязг омнибуса. Старушки протягивали пучки лаванды, которые можно было купить за один геллер, – правда, здесь, в Венгрии, как сказала Мина, геллеры назывались филлерами. По тротуарам шли целые толпы пешеходов. Они были одеты ярче, чем в Лондоне, – особенно красивы были женские летние платья – набивные в цветочек или расшитые цветами и листьями по светлой хлопчатобумажной ткани. Но все это как-то мало напоминало те национальные костюмы, которые Мэри видела, когда читала про Австро-Венгрию. По покрою и расцветке они были ближе к обычной английской одежде.