Франц неловко перекатился и вскочил, взявшись за кинжал почему-то обеими руками. Впрочем, он тут же взял его снова правой рукой, левой проведя по носу. Рука мужчины окрасилась кровью, он неверяще уставился на неё.
– Х-хы! – С каким-то утробным рёвом Франц бросился на Алекса, с силой выбрасывая вперёд руку. Такой удар, пожалуй, пробил бы толстый деревянный брус, но избыток силы в ударе стал причиной недостаточно скорости.
Попаданец нырком ушёл под руку, вынырнул, и всадил нож точно под ухо противнику.
– Как скота! – Восторженно выдохнул полковник, – а?!
Не все присутствующие разделили энтузиазм старого вояки, лица некоторых с отчётливой прозеленью.
Один из свидетелей поединка, молодой мужчина, едва вышедший из студенческого возраста, присел рядом с телом, прислоняя руку к сонной артерии.
– Мёртв, – спокойно объявил он.
Жандармы, ненавязчиво простоявшие за кустами во время поединка, наконец вышли.
– Извольте пройти с нами, – господин дуэлянт.
Людвиг бушевал, он ещё мог бы понять нормальную дуэль, но на ножах!?
– Как ты мог!? – Монарх бегал по тюремной камере, куда приехал сам, перепугав жандармов, – есть суд, есть…
– Я защищал свою честь, – ответил Алекс, с интересом наблюдая за королём. После дуэли попаданца начался отходняк, всё прочее казалось несущественным. Он жив…
– Ты! – Взъярился Людвиг.
– И твою тоже.
– Не понял? – Удивился монарх, становясь внезапно серьёзным и присаживаясь на нары, – давай-ка…
– Прикажи, пусть принесут статью и мои оригинальные записи. Наверняка уже к делу приобщили.
Людвиг кивнул стоящему в дверях офицеру и тот коротко отдал распоряжение. Затребованное принесли всего через пару минут.
– Смотри, – тыкнул Алекс пальцами, – и сравнивай. А теперь представь, какое это оскорбление для прусского монарха и всей Пруссии? Не забудь также, что приписанные мне слова могли счесть твоими, я вроде как рупор.
– Герр Фокадан прав, – неожиданно сказал стоящий в дверях гвардейский офицер. В гвардии упорно не считали попаданца настоящим офицером, старательно игнорируя или в лучшем случае, обращаясь, как к гражданскому лицу. Тем неожиданней оказалось заступничество.
– Оставив статью без должной реакции, или отреагировав на неё с опозданием, отношения между Пруссией и Баварией могли быть сильно испорчены. Вряд ли это заговор, скорее редактор решил усилить статью, не подумав как следует. Но проверить не мешает.
– Ты же понимаешь, что я не могу не отреагировать на случившееся? – Виноватым тоном сказал Людвиг после минуты раздумий.
– Делай что должно, – ответил Алекс спокойно, – ты мне только дай возможность написать ответ на статью. В газеты, разумеется.
«… – заговор, или глупость покойного редактора, помноженная на алчность, сложно сказать. Идёт расследование, и о его результатах доложат жандармы, если сочтут нужным.
Несмотря на несколько напряжённые отношения с Пруссией, хочу сказать, что не испытываю к пруссакам вражды или неприязни. Бывает такое, что интересы государства и гражданина расходятся, а уж если это гражданин другого государства, то и удивляться этому не стоит.
Да, я не согласен с политикой Пруссии, считая её опасной и ведущей к Большой Войне. Но пруссаки по большей части вполне достойные люди. Более того, некоторых из них я имею честь называть друзьями.
Герос фон Борке, Алекс Шмидт… вот неполный перечень имён подданных Пруссии или выходцев из этой страны, с которыми я познакомился во время Гражданской Войны, разделившей САСШ на две страны. Люди эти по идеологическим соображениям сражались на разных сторонах конфликта, но я помню их не только как хороших солдат, но и надёжных товарищей. Людей, которым можно доверить жизнь, кошелёк или жену.
Потому-то редакторские правки в моей статье и встретил столь резко. Я счёл их оскорблением людей, лично мне знакомых…»
Глава 15
Одиночная тюремная камера на солнечной стороне, с большим зарешеченным окном, свободно пропускавшим свет и воздух, вполне комфортабельна по мнению попаданца. Плесени на стенах нет, сухо, достаточно тепла и света, что ещё нужно сидельцу?
Прогулки по первому требованию, еда из одного котла с надзирателями, любые книги из тюремной и личной библиотеки, посетители. Последние, откровенно говоря, изрядно поднадоели.
Алекс, не один месяц проживший куда как в худших условиях, отнёсся к заключению, как к мелкой неприятности. Людвиг же, заглянувший в камеру при заселении туда друга, ушёл в слезах.
Представители богемы и профессуры, навещавшие его, так же по большей части приходили в ужас от невыносимых условий существования, невозможных для культурного человека. И бог с ними, но посетители каждый раз норовили высказаться на эту тему, глядя на Алекса, как на мученика.
– Четырнадцать месяцев в таких немыслимых условиях сидеть! Бог мой…
Разве что давешний полковник-секундант оглядел камеру с видом знатока и высказался вполне одобрительно.
– У нас в училище гауптвахта куда гаже была, и ничего.
Через две недели Фокадан решительно ограничил возможность своего посещения, отговорившись желанием поработать. Сказать бы кому в двадцать первом веке… Хотя чего говорить? Привилегированные сидельцы были и будут во все времена.
Ограничив посетителей часом в день перед ужином, попаданец успокоился и в самом деле начал работать.
– Кто бы поверил, что в тюрьме может быть уютно? – Задал сам себе вопрос, возясь с архивами Гражданской Войны. Бумаги заполонили добрую половину камеру, но Алексу это не мешало.
Разложив их в определённом порядке, начал собирать воедино хронику Войны. Волновал не столько хронологический порядок действий, сколько логика действий и историография[131] происходившего.
Получался этакий архивный детектив, явственно подводящий к теории заговора в верхах обеих сторон конфликта, и кукловодах со стороны. Расследования и суды, проведённые после войны прежде всего в КША, подтверждали выводы Фокадана, но многое осталось за кадром – в интересах следствия, политики или нужных людей.
Алекс сумел соединить воедино отдельные звенья цепи, доступные массам. Косвенные данные, логика и предзнание из будущего творят чудеса.
Вчерне уже закончил первый том, рассказывающий о предвоенном времени, о зарождении конфликта. После ограничения посетителей работа пошла семимильными шагами, и попаданец несколько увлёкся. Ныне заканчивал второй том, о первом этапе Гражданской Войны, когда армии противоборствующих сторон только-только формировались.
– Герр Фокадан, – позвольте провести обследование, – не унимался тюремный врач, – нежелание выходить на прогулки вызывает опасения в вашем психическом состоянии.
– Я разве не выхожу? – Искренне удивился попаданец, часто моргая красными глазами.
– Уже две недели как, – ответил врач, встревожено переглянувшись с комендантом.
Фокадан озадаченно почесал затылок и обнаружил, что волосы пора мыть, причём давно.
– Эк я увлёкся-то работой… – сказал он негромко, – будьте так любезны, – напоминайте мне о прогулках более активно.
Комендант закивал охотно и попросил, преодолевая смущение:
– Может, вы заодно будете давать нам уроки бокса? Всё полезней, чем бесцельные хождения по двору.
– Почему бы и нет? По вечерам два часа перед ужином. Если погода позволит, то прямо во дворе.
Комендант снова замялся, и попаданец понял его терзания.
– Можете отгородить угол, чтобы другие заключённые не видели этих уроков. Я понимаю ваши опасения, негоже учить уголовников искусству кулачного боя, пусть даже и косвенным образом.
Два часа незаметно превратили в три, из которых час отводился на упражнения с клинковым оружием. Комендант, Петер Клее, мастерски владел тесаком и очень прилично палашом. Алекс снова набрал мышечную массу, окреп и немного загорел.
Работал по-прежнему очень много, по двенадцать-шестнадцать часов в сутки. Врач, простимулированный Людвигом, только вздыхал, глядя на это безобразие. Поскольку в одиночной камере заняться по большому счёту нечем, с нравоучениями не лез. Единственное, попросил немного разнообразить работу, дабы сохранить гибкость психики.
Алекс немного нехотя (очень уж хорошо идёт работа с архивами!) согласился. По воскресеньям, после посещения тюремного храма, писал теперь короткие юмористические рассказы тюремного типа в стиле Швейка. Получалось неплохо, если судить по восторгу коменданта и надзирателей.
Поди ж ты, пишет откровенно халтурно, только-только не скатываясь в пошлятину и вторичность, а вот нравится. Не первый раз уже так, с Пеппи точно так же получилось.
– Герр Фокадана, – через месяц обратился к нему Клее, – может, показать рассказы Его Величеству?
Алекс только пожал плечами, давая добро. Монарх одобрил, и теперь Тюремные рассказы еженедельно печатали в газетах. Поначалу попаданец отнёсся к этому равнодушно, но легковесные рассказы пользовались такой популярностью в Баварии и за её пределами, что поклонники начали составлять петицию Людвигу, с просьбой о досрочном освобождении – за хорошее поведение.
Столь странная формулировка, тем не менее, оказалась правильной, позволяя скостить часть срока. Рассказы каким-то боком подпадали под эту статью. Попаданец честно пытался понять суть происходящего, но юридическая казуистика такого уровня оказалась ему не по зубам.
– Чего спешишь-то? – Поинтересовался как-то комендант после тренировки, помогая снимать фехтовальную амуницию, – я же вижу, что ты не только от скуки работаешь.
Фокадан немного замялся, но потом решил, что правда не дискредитирует[132] его.
– Суды сейчас в САСШ идут, – чуточку нехотя сказал он, – Линкольн и прочая сволота… Валландигэм всех собак решил на него повесить. Не сказать, что не заслужил, но по большому счёту, бывший президент скорее марионеткой являлся, чем реальным правителем. Его и проталкивали-то наверх с кучей нарушений