Фокадан взял её, скрепил меж собой заверенные нотариусом дубликаты патента, и передал королю. Людвиг повертел бумаги в руках, и поднял вопрошающий взгляд на попаданца.
– Позвольте, – между Его Величеством и станком протиснулся один из секретарей монарха. Немолодой уже канцелярист забрал у начальства бумаги и немного поиграл со скрепкой.
Новинкой заинтересовался и второй чиновник, третий. Людвига вежливо оттеснили в сторону, насев на Фокадана с вопросами о цене, производительности.
– Очень, очень полезное изобретение, – повернулся к королю взбудораженный секретарь, промокая платком вспотевшую лысину, – поверьте, Ваше Величество – исторический момент!
Король, сделав умное лицо, важно кивнул, но явно ничего не понял.
– Важное изобретение для маленьких людей, – сжалился наконец попаданец, и у монарха явственно отлегло от сердца. Ну, не понял… он всё-таки не маленький человек.
Экземпляр первой скрепки секретарь заложил под стекло и выложил в приёмной. Первую партию скрепок в тысячу штук, канцеляристы дворца разобрали на сувениры.
Такого эффекта попаданец не ожидал. Это для него скрепка – привычная мелочёвка, а для местных – полезнейший девайс[149], нешуточно облегчающий работу всех, кто имеет дело с бумагами.
Глава 17
Всевозможная канцелярская мелочёвка расхватывалась благодарными покупателями на ура, дело очень быстро пошло в гору. В подвале дворца осталось только опытное производство, больше для увеселения Его Величества, повадившегося наблюдать за экспериментами и давать бесценные советы.
Как-то незаметно парочка арендованных сарайчиков на окраине Мюнхена, превратились к весне 1869 года в небольшую фабрику, выпускавшую Всякую всячину. Несколько нелепое название отражало всю суть продукции, поскольку помимо канцелярских принадлежностей, производились и календари на стену, матрёшки[150] и многое другое.
С матрёшками Фокадан попал пальцем в небо, будучи твёрдо уверенным, что в мире эту игрушку давным-давно знают, этакий древний русский бренд. Ан нет, новинка. Игрушку спешно запатентовал, и как оказалось – еле успел. Нашлись хваткие дельцы, пришлось даже судиться.
Матрёшки делаются прежде всего этнические. Очень хорошо раскупаются семейные, представленные родителями и детьми в национальных костюмах. Ничуть не хуже раскупались военные матрёшки, с офицерами и рядовыми.
Были и другие, не менее интересные варианты, какие-то новинки постоянно придумывали сами работники, получавшие за это премии.
Ныне на попаданца работает почти четыре сотни людей, и можно развернуться шире. Но Алекс ощутил, что достиг предела компетенции на ближайшие годы, и дальнейшее расширение просто не потянул бы самостоятельно. И откровенно говоря, стало просто неинтересно.
Поэтому, как только группа офицеров из числа новых друзей, отловив его в фехтовальном манеже дворца, предложила вложить средства, Фокадан согласился безоговорочно.
– Акционерное общество, господа, – ответил попаданец, снимая маску и опуская клинок, – Пятьдесят один процент мне, остальное делите меж собой, как хотите. От управления я отстраняюсь, оставляя за собой только внедрение новинок и общий контроль.
Ротмистр Краузе, возглавлявший переговорщиков на правах почти друга, мастерски сыграл лицом, показывая неуместность предложения.
– Пятьдесят один, и ты отстраняешься? Гм, то есть в любой момент можешь вмешаться в работу производства?
Алекс, даром что актёр, сыграл лицом не хуже ротмистра, заткнув нового друга и возможного делового партнёра на полуслове.
– Друзья мои, это не подлежит обсуждению, – усмехнулся, промокая поданным полотенцем пот с лица, – производство и сбыт уже налажены. Вам нужно просто вложиться и взять на себя текучку. Риски как таковые отсутствуют. Не нужно забывать и о патентах.
Торг продолжался три дня, встречались в отдельном кабинете ресторана средней руки – на нейтральной территории, в итоге сошлись на предложении Фокадана. За ним остался пятьдесят один процент акций, но взамен Всякая всячина получала генеральные лицензии на канцелярские мелочи, выпускаемые на территории Германии.
Для тех, кто понимает, преимущество немалое – компания прямо-таки обречена быть передовиком производства. К генеральной лицензии попаданец прикрепил и социальную политику по отношению к работникам. Заработок, который не должен опускаться ниже определённого минимума, десятичасовой рабочий день, оплата производственных травм.
– Господа, – остановил он Краузе, набравшего было воздуха для возмущённой тирады, – дозвольте договорить. Видите пункт, согласно которому на оплату труда идёт процент от прибыли?
– Да где это видано, – распушая тоненькие усики, смешно вскипел молоденький титулованный фендрик[151], не так давно окончивший университет и поступивший на военную службу. Недавний бурш пытался завоевать позиции в офицерской среде, и потому вёл себя порой не вполне уместно, – они так будут зарабатывать чуть не в два раза выше, чем их коллеги по отрасли!
На молоденького графа снисходительно посмотрели все, и тот смущённо замолк.
– За-ра-ба-ты-вать, – по слогам произнёс Фокадан, – граф[152] фон Шпрее правильно сказал, – сами подумайте, какой энтузиазм будет у работников, простимулированых таким образом? Простите, господа, это риторический вопрос… сам же на него и отвечу. Глядите.
Алекс выложил на стол бумаги, присланные недавно управляющим поместьем.
– Вот, – ткнул он пальцем, – доходность поместья за разные годы. Вот доходность поместий, расположенных по соседству.
– Чёрт побери, – пробормотал фендрик, – да чуть ли не втрое! Вы хотите сказать…
– Да! Управляющий и работники получают часть прибыли! Управляющий аж поёт от счастья: говорит, что никогда они так усердно не трудились. Постоянно что-то выдумывают, дабы улучшить труд и увеличить доходность.
– Да что они могут придумать, – как-то растерянно сказал фендрик, – негры же…
– О! Когда человек материально заинтересован в успехе твоего дела, и когда это дело хоть немного его, даже негры способны показывать чудеса сообразительности и трудового энтузиазма! А здесь-то немцы!
– Вот как, – граф откинулся на спинку кресла совершенно растерянный, – кажется, теперь я понимаю суть этого… социализма. Каждый гражданин будет по сути акционером государства, и потому кровно заинтересованным в благополучии оного.
– Моё виденье социализма именно такое, – согласился попаданец, – но какого-то единства по этому поводу в рядах социализма нет, имеются и другие мнения.
– Вы знаете, – как-то очень взросло сказал фон Шпрее, – мне даже интересно стало. Словом, я за предложение полковника Фокадана.
Подписав соглашение, Алекс отстранился от предприятия, сосредоточившись на учёбе и изобретательстве. Хотя пожалуй, в данном случае это именно полноценное изобретательство.
Если канцелярские скрепки хотя бы помнил внешне, что не исключило, между прочим, не самой простой работы со станками и приспособлениями для изготовления оных, то вот нормальный чертёжный кульман[153] не давался. Видел не раз, в общаге провинциального ВУЗа студенты жили вперемешку, не делясь по специальностям. У Пашки в комнате стоял, например – препод из мастодонтов, требовавший чертить непременно от руки. Ещё у парочки ребят видел.
Проблема в том, что именно видел, но никогда не интересовался и тем более не пользовался. Воссоздать же не самый простой прибор по внешнему виду не так-то просто. Даже если ты сам ныне почти инженер, и хотя бы примерно представляешь, что для этого нужно сделать.
В итоге, сделав к лету десяток вариантов, все и запатентовал.
– Полевые испытания, господа, – сказал компаньонам, представляя новое изобретение, – сделаем на фабрике по десятку вариантов каждого, да отдадим в университеты и технические училища. Что они лучше привычной чертёжной доски, в этом я уверен. А вот какая или какие модели придутся по вкусу специалистам, пусть они сами и решат.
– Можно? – Спросил граф, недавно повышенный до звания унтер-лейтенанта[154], примериваясь к Чертёжным доскам Фокадана, – в университете приходилось… очень недурно, да. Не уверен насчёт больших денег, на мелочёвке вроде скрепок больше заработаем. Но вот престиж несомненен, да со временем скажется – долговременная реклама получается. Очень интересно, полковник.
За учебными делами и развивающимся производством, Алекс совсем позабыл про заговор против Людвига. Стыдно немного, тем более что король считает его другом. Вдвойне стыдно, что сам попаденец своего покровителя другом не считает, но пользуется при этом кое-какими привилегиями. Пусть денег из казны Фокадан не брал, но благосклонное внимание к одному из фаворитов Его Величество дало зелёный свет производству канцелярской продукции.
Дабы не считать себя приживалом, начал потихонечку собственное расследование, собирая слухи. Никакой детективщины, всё очень аккуратно и поверхностно. Обычные разговоры слуг, придворных и горожан, отсортированные по различными признакам.
Вывод, как ни странно, лежал на поверхности. Против Людвига играют сразу несколько игроков, преследуя различные цели. Проанглийская партия, французская, австрийская, прусская, русская… не считая родственников. Двойные и тройные агенты в этом змеином кубле[155] – скорее норма.
Лёгкости, с которой Фокадан вскрыл заговор, он было поразился. Но потом…
«– Чему я удивляюсь? Для аристократии и высшего света вообще, такие вот заговоры скорее норма. Редко-редко можно найти человека, который не состоял бы в каком-то подпольном кружке или сообществе. Не обязательно ради свержения власти, иногда ради смещения невыгодного чиновника.