Дания получила Шлезвиг, отторгнутый по результатам Австро-прусско-датской войны тысяча восемьсот шестьдесят четвёртого года. Поскольку в разделе Пруссии Дания поучаствовала весьма символически, условия возвращение утраченных земель поставлены достаточно жёсткие.
Так, Австрия получила за Данию репарации от Пруссии, а Россия нечто более важное для неё – право военным и гражданским судам Российской Империи заходить в датские порты без каких либо оговорок.
В ближайшие годы это дополнение скорее плюс для Дании, опасавшейся копенгагирования. Русский флот почти моментально перебазировался из маркизовой лужи[332] в датские порты, воспользовавшись временным отсутствием английского флота в оных. Затем последовало короткое и довольно-таки вялое морское сражение с британской эскадрой, которые обе стороны объявили победой.
Ныне объединённые русско-датские силы спешно возводили укрепления и проводили совместные маневры. Успешность сих действий покажет время, но попаданец сомневался, что они приведут к чему-то большему, чем укрепление Дании.
Как-то там всё складывалось один к одному в пользу Глюксбургов[333], что даже формальные провалы оборачивались выигрышем для Дании.
В Румынии под шумок свергли Гогенцоллернов-Зигмарингенов[334], не оставляя династии ни единого шанса. Пока там царит аристократическая республика, но что будет дальше, известно только русскому императору.
– Спасибо, Пагсли, – поблагодарил чтеца Фокадан, закрывая глаза, – у вас прекрасно поставленный голос.
– Благодарю, господин генерал, – с нотками привычного подхалимажа отозвался капитан, но видя, что сосед не настроен на разговор, продолжать не стал.
Глава 39
К Рождеству 1870-го года боевые действия в Западной Европе фактически закончились. Стороны окончательно выдохлись, и по негласному уговору, вели исключительно вялотекущие бои на периферии. Господствующий на Средиземноморье английский флот время от времени высаживает тревожащие десанты на берега Франции, да ведутся бои местного значения в Италии и Греции.
Славянские восстания на Балканах быстро угасли без поддержки Российской Империи – благо, Александр за своё невмешательство выбил из Империи Османской поблажки многострадальным сербам и болгарам. Поблажки эти остались исключительно на бумаге, но на большее никто и не рассчитывал. Главной задачей русского императора в данном вопросе, судя по всему, была остановка карательных отрядов турецких башибузуков на славянских землях, и она выполнена.
Негласное перемирие уверенно шло к шаткому миру, сторонам конфликта нужна передышка. Надорвались.
Россия слишком много хапнула и теперь старательно осваивает территории. В общем-то получается, но какая-то отдача пойдёт не ранее, чем лет этак через пять, а ресурсы исчерпаны уже сейчас. Золото, порох, снаряды, амуниция и провиант – всего осталось по минимуму.
Схожая ситуация у Австрии, бросившей все силы на подавление польских сепаратистов и приведение новых земель к единому знаменателю. Забавно, теперь поляки, ненавидевшие москалей, ненавидят русских ещё больше, именуя предателями.
Во Франции дела обстоят довольно грустно – колонии бы удержать, коль уж откусывать их стала не только Англия, но и Голландия с Испанией. Экономика метрополии в общем-то в порядке, но для защиты колоний нужен флот, солдаты, вооружение. И всё это отрывается у французов с мясом.
Если уж французские буржуа начали протестовать, испугавшись резкого падения уровня жизни, то что говорить о рабочем классе? Настроения вполне революционные, и от баррикад парижан останавливает только тот факт, что война ведётся с исконным врагом – Англией. Терпят.
Великобритания тоже испытывает проблемы. Несмотря на морские победы над Францией, на материке дела обстоят куда более скромно. Отдельные успехи у десанта в Италии, Греции и на Балканах в наличии, но закрепиться в промышленно развитых регионах не вышло. Не вышло и разрушить таковые у противника, отдельные успехи выглядят скорее комариными укусами.
Всё бы ничего и англосаксы, пожалуй, выстояли бы. Только вот оказалось, что без торговых связей с материком экономика Острова забуксовала. Большую часть промышленных товаров Англия производит сама, но вот руда, лес, пенька… перечислять можно долго, а запасы на складах не бесконечны.
Неплохим козырем оказались и волнения в Британской Индии. Русский след виден невооружённым глазом, но поскольку русских агентов не предъявлено, то Александр изобразил возмущение.
Ответ русского императора составлен в духе а не пошли бы вы, сильно поразив не только британцев, но и представителей иных европейских стран. Ранее поговорка Что позволено Юпитеру, не дозволено быку[335], как нельзя лучше относилось к Британской Империи и отчасти Франции с Австрией.
Россия же, несмотря на некоторые взбрыки, вела себя подчёркнуто корректно на дипломатическом поле, прогибаясь когда можно и нельзя. Причин для такого поведения хватало, разумеется – начиная от возможности легко перекрыть сухопутные и морские границы Большой Соседки, максимально осложнив торговлю.
Господствовавшие в море Англия с Францией, вполне уверенно диктовали остальным свою волю. Сопротивление каралось выключением из морской торговли, что очень болезненно сказывалось на экономике.
Изменилась ситуация, изменилось и поведение русских дипломатов. Россия больше не заперта в Маркизовой Луже.
– Всё никак не могу понять, – спросил изрядно нетрезвый Патрик, с видом знатока цедивший шнапс на травах, – чем же тебе генеральский чин не угодил? Статус, опять же.
– Статус… а на хрена он мне?! – Сорвался Алекс, – писатель, драматург, изобретатель… мало?! С президентами знаком, при европейском дворе принят. Людвиг тема отдельная, но неужели ты думаешь, что меня не приняли бы при русском или французском дворе?
– Приняли бы, – качнул головой Патрик и залихватски опрокинул в себя стопку, – но чин генерала как-то солидней. Да и Людвига понять можно – чем больше будет кричать о заслугах его людей, тем больше преференций выбьет после победы.
– Солидней, – устало фыркнул попаданец, у которого будто батарейки вытащили, – а кому она нужна, солидность эта? Рамки, понимаешь?
– Н-нет…
– Пф… пока я был просто писателем, инженером и полковником, я мог выбирать манеру поведения и круг общения. Всё-таки полковником я был не настоящим. Да ты и сам знаешь, как к офицерам из колоний здесь относятся. Волонтёрский полковник, оно вроде как офицер, но вроде как и не совсем, спокойно люди относились, без ажиотажа. Кадровые меня многие недолюбливали… ты даже представить себе не можешь.
– Да чего не могу, – сказал друг с привязчивым акцентом Юга, тягучим и немного гнусавым, – ещё как могу. У нас что, сильно хорошо относились выпускники Вест-Пойнта к ирлашкам? Да и джентельмены из хороших семей, получившие эполеты по праву рождения, не сильно от них отставали. Здесь так же?
– По другому, но не лучше. Меня… нас терпели, потому что знали, что мы волонтёры, что мы не настоящие офицеры. Любой новоиспечённый офицерик из местных считал себя как минимум ровней мне. Выручало моё писательство и прочее, вроде как развлекается творческий человек. А теперь всё, генерал. Да ещё и чин получил от настоящей страны.
– Эк теперь завистников покорёжит, – засмеялся Патрик.
– Пока их покорёжит, они меня покорёжить успеют, – мрачно отозвался Алекс, – или ты не догадываешься, какие неприятности могут доставить искренние завистники? Не настоящие враги, а именно людишки. Укусить, пустить слушок… и что теперь, всех подозревать? Людвиг мне эполеты генеральские навесил по политическим мотивам. Не он один так поступил, понятное дело – никогда чины и ордена не раздаются так щедро, как после победоносной войны. А тут ещё и необходимость выпятить заслуги именно своих людей. Только я не кадровый военный, чужак, да ещё и актёришка.
– Об этом я не думал, – помрачнел ирландец.
– А! – Фокадан дотянулся до графина, не вставая с кресла, и налил себе шнапса, – вот и Людвиг не подумал, за него подумали. Есть и другие проблемы с генеральским чином – я ж теперь в своих действиях ограничен.
– Рамки? Кажется, я начинаю понимать – жить теперь придётся в мундире, да ещё и застёгнутом на все пуговицы, образно говоря. В бордель по-простому не наведаешься, морду в кабаке по пьяной лавочке не начистишь… так?
– Так.
– Ого… сочувствую, друг.
Некоторое время молчали, Гриффин вытащил сигару и раскурил, пуская колечки в сторону камина[336].
– Попробуй найти что-то хорошее в награждении, – посоветовал Патрик, – не-не! Понимаю, что тебе вся эта слава с генеральскими эполетами до задницы! Теперь понимаю. Но ИРА точно на пользу пойдёт, да и социалистическому движению в целом.
– Только этим себя и утешаю, – мрачно сказал Фокадан, отсалютовав другу стаканом, – но проблема в том, что этак и забронзоветь можно. Слишком многие меня начнут прижизненным памятником воспринимать, со всеми этими чинами-орденами. Вместе со славой одного из отцов-основателей ИРА опасно может получиться. Придётся либо где-нибудь инкогнито жить, либо напротив – выбирать столичную жизнь, где таких памятников пруд-пруди. А это опять-таки сужает выбор круга общения, да ещё как! Представь, как теперь будут воспринимать меня в рабочих кварталах? Может и хорошо, но уж точно не как своего.
Патрик задумался, откинувшись в кресле и машинально укрывшись пледом от потянувшегося зимнего сквознячка.
– Да, – нехотя сказал ирландец, – попробовал себя на твоё место поставить, так аж волосы на заднице дыбом! Круг общения вовсе уж ограниченный получается, в кабак по-простому не зайдёшь. Да и поведение… ох-хо…