окну. Как я уже упоминала, мужик с заправки был стар и грузен, стоять в полусогнутом состоянии ему было трудно. Рядом тяжело задышал Булат.
— Не уважают старших, — сквозь зубы произнес он.
— Мы так и будем стоять и смотреть, как над человеком издеваются? — возмутилась я.
Тем временем невидимый собеседник деда, похоже, совсем потерял контроль над собой. Он дернул старика так резко, что его голова почти полностью оказалась в машине. И тут — сначала я даже не поверила своим глазам — началось самое страшное: кто-то внутри нажал на кнопку, и стекло поползло вверх, прижимая шею старика.
— Вот уроды! — Я вытащила пистолет и повернулась к Булату: — Ты как знаешь, но я на это смотреть спокойно не могу…
— Пошли, но только не через крыльцо, — ответил он и показал на окна. — Мы вылезем здесь и зайдем из-за колонки, иначе они нас заметят.
Короткими перебежками мы приблизились к машине. Булат спрятался за большой красной бочкой с песком, я — за колонкой. По предварительной договоренности мы должны были одновременно подбежать к машине и открыть с двух сторон дверцы. Дальнейшие действия зависели от того, сколько в той машине сидит народу. Если водитель один, я приставляю к его голове пистолет и требую отпустить старика. Если там есть кто-то еще, я наставляю пистолет на него. Потому что в этом случае «кто-то еще» — гораздо более важная фигура, чем водитель.
Я взглянула на Булата, скрючившегося за бочкой. Он кивнул и показал на пальцах: раз, два три… вперед!
Я рванула к машине, стараясь держать пистолет максимально далеко от себя. В самое последнее мгновение, уже дергая за ручку, я подумала: а что, если двери заблокированы изнутри?
К счастью, двери оказались открыты (уже потом, много позже, я думала над этим; единственное, чем можно было объяснить в принципе необъяснимый факт незаблокированных дверей, — кто-то из них собирался выйти из машины). Я распахнула заднюю правую дверь, сунула внутрь руку с пистолетом и выкрикнула нечто маловразумительное, услышанное когда-то в одном из боевиков:
— Всем лежать, руки за голову!
От волнения я взяла октавой выше, и к концу фразы мой голос ушел в почти ультразвуковой диапазон. Не думаю, что меня кто-то послушался бы, несмотря на пистолет, если бы не Булат. Он резко открыл водительскую дверь (что сделать было не так уж и легко, учитывая торчащее снаружи тело старца с заправки). От неожиданности водитель немедленно отпустил старика. Дед очень быстро оценил изменившуюся обстановку, не растерялся и метко плюнул прямо в глаза своему мучителю, после чего, придержав пальцами стекло, быстро вытащил голову. Пока водитель протирал глаза, Булат успел взять его за горло — не в метафорическом, а в грубо-буквальном смысле этого слова.
Чтобы закрепить так быстро полученное преимущество, я невежливо ткнула пистолетом кому-то в бок и только было открыла рот для произнесения более веской угрозы, как внутри завизжала женщина, а потом до боли знакомый голос спросил:
— Ты с ума сошла, Василиса?
— Нет, — машинально ответила я и только потом спохватилась: — Добрыня, а ты что здесь делаешь?!
Женщина продолжала визжать, Булат все так же сжимал горло водителя, но в целом обстановка, как любят писать в книгах, несколько разрядилась.
— Пусть она замолчит, — вступил в разговор Булат, — а то за себя не ручаюсь, от испуга могу слишком сильно на горло ему надавить.
— А-а-а-а-а-а! — тянула женщина на такой высокой ноте, какую мне не взять никогда.
— Заткнись, Инга! — Раздался звук пощечины, женщина замолчала.
Вот теперь можно было бы перейти к конструктивному диалогу, но, как назло, в голову мне лезли сплошь глупые, не относящиеся к делу вопросы, как-то: кто такая эта Инга и куда она направляется вместе с Добрыней в столь поздний час. Добрыня почувствовал, что я растерялась, и, как это частенько бывало раньше (да что частенько — считай, почти всегда), перехватил инициативу. В его голосе появились очень знакомые покровительственно-снисходительные нотки.
— Может быть, ты скажешь своему телохранителю, чтобы он отпустил Вадима? — невзначай поинтересовался он.
Однако, несмотря на целый пул сильно интересовавших меня вопросов — в том числе, что это за Вадим, — я совсем не утратила способность логически мыслить.
— Не могу, — ласково улыбнулась я, — у вас численное преимущество.
— Оно нивелируется наличием у тебя оружия. — Добрыня попытался ткнуть пальцем в пистолет, я слегка отпрянула.
— Ты что, меня боишься? — ухмыльнулся он.
Я посоветовала ему сменить тон, если он хочет вернуться в Москву на машине, а не пешком. Он пожал плечами, откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза, сделав вид, что происходящее его занимает мало.
И тут заговорила незнакомая мне Инга:
— Так это ты и есть та самая Василиса? — очень недружелюбно спросила она.
— Какая еще «та самая»? — огрызнулась я. — Мы с вами не знакомы… Кажется…
Последнее слово я произнесла уже не так уверенно, потому что у меня вдруг появились подозрения, которые подтвердились через пять секунд.
— Лично — нет, — согласилась Инга, — но Вадим много про тебя рассказывал.
Притворяться, что я не знаю никакого Вадима, было глупо. Но только я собралась спросить, что рассказывал обо мне Вадим, как мужик на переднем сиденье захрипел и взмахнул руками.
— Отпусти его Булат, — попросила я, — но глаз не спускай.
Мой напарник кивнул и разжал руки. Мужик немедленно начал растирать шею, а потом, не поворачиваясь, сказал:
— Теперь уже все равно. Знакомьтесь — это Василиса, я о ней тебе рассказывал. А это Инга, и о ней я тоже тебе рассказывал.
В первый момент я опешила — ох, не зря у меня екнуло сердце, когда Добрыня упомянул имя своего спутника! — но я тут же собралась с мыслями и возразила своему бывшему:
— Ты никогда не называл ее имени.
Вадим пожал плечами:
— А что бы изменилось от того, что ты знала бы ее имя?
— Ничего… наверное, — согласилась я. — Но ей-то ты сказал, как меня зовут.
Вот это было обидно. Все же мы встречались больше двух лет, а со своей последней «звездой», вот с этой самой Ингой, он знаком всего несколько месяцев. И получается, что ей он доверяет больше, чем мне.
Не успела я развить тему дружбы, любви, недоверия и предательства, как встрял Булат:
— Как ехать будем, Василиса? Надо бы ему руки связать.
Я с большим трудом оторвалась от личных переживаний:
— Кому? Зачем?
— Кому-нибудь из них, — терпеливо повторил Булат. — Их трое, нас двое. Я сяду за руль, — он мельком бросил взгляд в салон, убедился, что коробка автоматическая, и продолжил: — Ты сможешь держать под прицелом одного, максимум — двоих… Третьего надо убрать.
— Убить? — испугалась я.
Булат даже засмеялся:
— Нет, убивать, пожалуй, сегодня не будем.
— Здесь оставить, — внесла я предложение.
— Нельзя, — парировал Булат, — сразу же позвонят своим хозяевам, и на въезде в Москву нас будет ждать сюрприз.
Я наставила пистолет на Ингу и скомандовала:
— А ну, вылезай из машины…
— Стану я еще… — начала было она, но ее прервал Вадим:
— Вылезай. Я ее знаю, если она разозлится, будет плохо.
Хорошего же он обо мне мнения!
— Почему я? — огрызнулась Инга. — Пусть она тобой командует…
Высказавшись, «звезда» поерзала на сиденье, чтобы устроиться поуютнее, сложила руки на груди и капризно выпятила губы — явная демонстрация неповиновения человеку с пистолетом. Что же, неприятно признавать, но она, кажется, выигрывает у меня по очкам. Если я сейчас начну настаивать, а она не подчинится, то тут уже и до бунта недалеко. Булат внимательно посмотрел на меня и опять взял Вадима за горло здоровой рукой.
— Сейчас я буду считать до пяти, — тихо произнес он, обращаясь к Инге. — Если ты не выйдешь из машины, я буду на каждый счет немного сильнее сжимать его горло.
Он улыбнулся и произнес:
— Раз…
— Он не шутит, — добавила я.
— Два…
Вадим захрипел…
— Три…
— Выйди, наконец, чертова кукла! — просипел мой бывший.
Глаза у Инги полезли на лоб — не привыкла, видимо, слышать такие слова от любимого и любящего мужчины. Ничего, пусть узнает его с другой стороны. С той, с которой его прекрасно знаю я. Она медленно, делая вид, что ничего особенного не произошло, что она не подчиняется грубому нажиму с нашей стороны, а передумала сама, вылезла из машины и направилась к багажнику. Булат чуть ослабил хватку, но Вадимово горло не отпустил. Я ткнула Добрыню в бок:
— Ты тоже вылезай.
Он не стал устраивать спектакль, а молча выбрался и встал рядом с Ингой.
— Открывайте.
Добрыня нагнулся и открыл багажник. Там лежал знак аварийной остановки, аптечка, огнетушитель и трос для буксировки. Для нашей цели — нейтрализовать одного из противников — более-менее подходил только трос. И то нельзя было быть совершенно уверенным, что связанный человек не сможет выпутаться. Я думала недолго.
— Полезай в багажник, — скомандовала я, ткнув пистолетом в Добрыню.
— Ты все-таки сошла с ума? — заинтересовался он.
— Отнюдь, — возразила я, — скорее пришла в себя и стала думать о собственной безопасности.
— Не боишься, что я там задохнусь? — задал он еще один вопрос. — Есть два свидетеля, они потом на суде докажут, что это было предумышленное убийство.
— Не боюсь, — ответила я. — Машина — не подводная лодка, не герметична. Не обещаю, что воздух будет хорошим, но он будет. А это главное. Что касается суда, то он пока только гипотетический. А вот если с нами что-то случится по пути, доказывать суду, что вы были неправы, будет, наверное, некому…
Добрыня исподлобья очень злобно посмотрел на меня, я сделала вид, что не замечаю его реакции.
Хорошо, что у «мерседеса» такой большой багажник, Добрыня устроился в нем, я бы сказала, даже с некоторым комфортом. Перед тем, как закрыть крышку, я прохлопала его по карманам и вытащила два мобильных телефона.