– Правда?
Он замолчал. Все вокруг, казалось, остановилось.
Первым нарушил молчание Энди.
– Эв, – только и вымолвил он.
Плотину прорвало. Эвви возмущенно заговорила:
– Я лежу на диване уже тринадцать, почти четырнадцать месяцев. Я почти не выходила из дома. Я как-то кормила себя, едва сводя концы с концами. Надеюсь, это не самая большая гордость для меня, как ты хочешь это преподнести. Я надеюсь, что выживание без докторской зарплаты не станет самым лучшим моментом моей жизни, какую ты готовишь для меня. Хорошо, я прошла эту школу и, наверное, проживу еще лет пятьдесят. Но надеюсь, это будет не самое интересное в моей жизни.
– Это не то, что имел в виду твой отец, дорогая, – произнесла Келл самым успокаивающим голосом. Он звучал почти как материнский, но, увы, ее мать уже не вернуть.
То, как Эвви почти свернулась в клубок при словах матери Энди, было намного красноречивее для ее отца, чем любые слова, которые могли бы быть произнесены.
– Конечно, это не то, что я имел в виду, милая, – начал оправдываться Фрэнк. – Я понимаю…
– Прекрати, – оборвала его Эвви. – Ты не понимаешь.
– Мы говорим о том, за что мы благодарны, – продолжил Фрэнк. – И я благодарен тебе за то, что ты сильная.
Эвви почувствовала на себе взгляды двух нервничающих девочек, удивлявшихся, почему в комнате стало как-то холоднее и люди вдруг замолчали, не зная, что сказать. Она посмотрела на Дина, который все это время сидел рядом с ней и смотрел на свои руки, сложенные на столе. Посмотрела на отца, который, казалось, был сбит с толку и не знал, должен ли он резать индейку, и, наверное, не понимал, что будет дальше. Она тоже этого не знала. Это походило на то, чтобы разбить стакан в собственной руке и держать осколки, потому что их некуда положить. Она глубоко вздохнула, и давление в ее голове ослабло.
– Мне очень жаль. Извините. Я не знаю, что со мной не так.
– Я понимаю, – с облегчением произнес отец, беря в руки разделочный нож. – Конечно, я это не имел в виду. Давай поедим.
Глава 12
Поездка из Томастона в Калькассет заняла около получаса. Эвви ехала на грузовичке Дина и на обратном пути даже закрыла глаза и откинула голову назад.
– Примерно раз в пять лет мой папа говорит о своих чувствах, – начала она. – Но когда он это делает, то хочется просто от него откупиться.
– Это уже понятнее, – произнес Дин.
– Не могу поверить, что накричала на него, – сокрушалась она.
Дин ждал. Вот она снова, точка с запятой.
– Мне не следовало этого делать.
– Когда-нибудь тебе придется сказать ему об этом, – предположил Дин.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, что я имею в виду… Ты будешь злиться до тех пор, пока будешь лгать. Это несправедливо по отношению к нему. Да и к самой себе тоже.
Эвви подняла голову и посмотрела на него в темноте кабины.
– О чем ты говоришь? Как я могу лгать?
– Эвви, как ты можешь ожидать, что твой отец узнает, что у тебя не было хорошего брака, если ты не говоришь ему об этом? Ты же продолжаешь вести себя так, будто у тебя был отличный брак.
– Но все родители думают, что у их детей прекрасный брак.
– Можно попробовать еще раз.
– Попробовать что?
– Дело в том, что не все родители думают, что у их детей отличный брак. Моему отцу потребовалось пять лет, чтобы просто привыкнуть к жене одного из моих братьев. Он даже держал пари, что они разведутся, и было это в день их свадьбы. Поверь, стоит попробовать еще раз.
– Я не понимаю, к чему ты клонишь, – потерла глаза Эвелет. – И не думаю, что кто-то рассказывает своим родителям все о своих отношениях. Мой отец получил ту версию моей жизни, которая для него имела смысл.
– Только потому, что он твой отец?
– Да.
– Тогда почему Энди ничего не знает? Он вроде как твой лучший друг.
– Что значит «вроде как»?
– А то, что он ни черта не знает, – объяснил Дин. – Он думает, что ты была несчастна целый год, потому что скучала по своему мужу. Но Энди – не твой отец. И он не какой-нибудь горожанин, из которого твой муж вытащил рыболовный крючок. Так что он вполне поймет, что доктор мог быть не идеальным. Ты говоришь, что он твой лучший друг, он так говорит про тебя. Половина людей, которых вы знаете, думают, что вы спите вместе, но он ни черта о тебе не знает. Ты должна хоть кому-то начать говорить правду.
– Мы нарушаем нашу сделку, – подумав, возразила она. – Мы говорим о моем муже.
– Давай отменим ее, – предложил он.
– Что отменим?
– Сделку.
– Во всех ее пунктах? – уточнила Эвви.
– Во всех. Давай отменим ее и вместо этого просто будем друзьями.
Первым ее стремлением стало желание облегченно выдохнуть и позволить себе всей своей массой повиснуть на его плече, но эта мысль сразу встревожила Эвви. Вторая, более разумная мысль заключалась в том, чтобы не делать этого.
– Мы не можем отменить сделку. Мы пожали друг другу руки.
– Я только что сделал это.
– Ладно, ладно, – деловито распрямилась в кресле Эвви. – А почему ты не можешь подавать?
Он вздрогнул. Эвви видела это даже в полумраке салона.
– Даже не знаю. Я много чего перепробовал, чтобы исправиться, но не смог даже понять, почему я потерял подачу. Нет смысла плакать об этом. Это мой позор, но я справлюсь.
«В темноте ты хорошо попадаешь в цель, разбивая сосновые шишки, – подумала она. – Кого ты обманываешь?»
– Ммм, – тихо, но явно скептически протянула Эвви вслух. Она всегда старалась навести ясность.
– Что твой отец имел в виду, говоря, что Тим спас ему жизнь? – поинтересовался в свою очередь Дин.
Эвви вздохнула:
– Когда Тим уже был врачом, произошел один случай. Мы все вместе ужинали, и мой отец жаловался на странное ощущение в спине, полагая, что просто потянул спину, вытягивая что-то на лодке. Тим тут же отправил его в отделение неотложной помощи, где выяснилось, что у него был легкий сердечный приступ – инфаркт миокарда. Сейчас отец в порядке. Эта история случилась, наверное, лет десять назад. Тимоти тогда все правильно понял. Если бы то решение зависело от меня, я бы, наверное, потопталась по его спине и велела лечь спать пораньше.
– Ух, ты!
– Да. Тим потом шантажировал меня этим, если можно так выразиться. Однажды, много лет спустя, мы поссорились и он сказал: «Ты такая неблагодарная, Эвелет. Я же уберег тебя от потери единственного родителя, который у тебя все еще есть». Это он мне сказал прямым текстом в лицо, если не веришь.
– Я тебе верю.
– Я знаю, – кивнула она, помолчав и пару раз стукнув пальцами по двери. Она думала, что он может сказать что-то еще, но его слов не последовало. – В другой раз, он был зол на меня, когда мы на полчаса опоздали на обед, назначенный на семь. Опоздали потому, что он назначил встречу на семь тридцать. Я ему напомнила: «Ты же говорил, что в семь тридцать». А он возражал: «Эвви, я говорил тебе в семь. Ты же сама видела пригласительный». А однажды, – продолжила Эвви, – он разбил свой собственный телефон, когда смотрел хоккей. Позже Тим объяснил мне, что телефон был с браком и просто сломался, упав на пол. Но я сама видела, как он бросил его на пол. В нем жил и здравствовал дух противоречия. Бывало, он оставлял дверь незапертой только потому, что я просила его закрыть дверь. Если он не отвечал на телефонные сообщения, то не потому, что забыл, а потому, что я вроде как к нему невнимательна.
Эвви вдруг заметила, что Дин украдкой смотрит на нее с водительского сиденья, и потому демонстративно повернулась к окну. Когда они подъезжали к дому, то проехали мимо парка Дейси Коммьюнити Филд, где играли «Когти», а до них играли «Калькассетские храбрецы». Эвви сообщила ему об этом, показав на поле.
– А что происходит здесь зимой? – спросил Дин.
– Ничего, – ответила она. – Он стоит пустой. Команда впадает в спячку, парк впадает в спячку. Думаю, мы все впадаем в спячку. – Неожиданно Эвви посмотрела на белые лужайки и почти голые деревья новым взглядом: – Ты когда-нибудь играл в бейсбол на снегу?
– Не очень много, – признался Дин. – Никому не посоветую, особенно на позиции питчера. Когда холодно, пальцы работают не очень хорошо. Но иногда в играх поздней осенью такое случалось.
Он свернул на дорожку, и Эвви неохотно соскользнула с пассажирского сиденья в холод и слякоть конца ноября. Оставив туфли у дверей, чтобы последние кусочки снега растаяли на коврике, она плюхнулась на диван.
– Ну что, зависнем где-нибудь? – предложила она. – Или посмотрим, что идет по телевизору?
– Нет, я посижу здесь минутку. Посмотрим, смогу ли я переварить второй кусок пирога, который мне определенно не следовало есть.
Дин сел рядом с ней, и они оба откинулись назад, не желая двигаться после обильного ужина.
В какой-то момент он повернул голову:
– Можно тебя кое о чем спросить?
– Да. – Она повернула к нему свое лицо.
– Ты сказала отцу, что сводишь концы с концами.
– Да. Ты платишь мне, я оплачиваю свои счета.
– Не хочу показаться бестактным, но… ты же была замужем за врачом. Почему у него нет страховки?
– У него была страховка жизни.
– Энди сказал, что не было.
– Ах. Ну да. Я же сама сказала Энди, что нет. – Дин недоверчиво посмотрел на нее. – Да. Я солгала.
– Зачем тебе лгать о страховании жизни?
– Чтобы он не спрашивал меня об этом.
– Но ты… получила деньги? – приподнял одну бровь Дин.
Она дважды моргнула и задумалась на минуту, а затем глубоко вздохнула:
– Если я скажу тебе, ты никому не расскажешь? Даже Энди, правда?
– Окей.
Она снова уставилась в потолок:
– И да, и нет.
– Ты отдала деньги?
Эвви закрыла глаза:
– Собираюсь. Все было оформлено, мне прислали чек. Я пошла к адвокату, проконсультировалась и положила его подальше от моих собственных денег. Он… в надежном месте.
– Ты не хочешь пускать его в дело? – спросил он.
Она повернулась к нему и только тут заметила, какие длинные у него ресницы. Не точечки, как ей казалось.