Если бы это было кино, они бы смеялись и, может быть, даже щекотали друг друга. В этом была бы радость. Но в жизни они просто стояли у раковины, где было разбито восемь обеденных тарелок, восемь тарелок для второго и восемь тарелок для салата. Когда он протянул ей последнюю тарелку, она почти благоговейно вытянула руку прямо перед собой, а потом разжала пальцы, просто позволив ей упасть. Тарелка разбилась на такие маленькие кусочки, что перестала существовать. Звук эхом отразился на кухне и затих, а они остались вдвоем, стоя на маленьком черепичном островке в море разбитых желтых цветов. Она подняла левую руку, чтобы убрать прядь волос со своего порозовевшего лица, и Дин съежился:
– Да ты поранилась!
Неудивительно, что, окружив себя осколками разбитой посуды, она не смогла не получить маленькую, но очень неприятную ранку между пальцами. Странно, что, повертев руками, она почти не заметила крови. Она провела рукой под холодной водой и вымыла ее, а Дин взял чистое бумажное полотенце и прижал его к порезу.
– Я сама, – сказала Эвви, беря инициативу на себя, но он положил свою руку поверх ее руки.
– Не забудь прижимать ранку, – посоветовал он. – Это скоро прекратится.
Дин был высоким, и она должна была предвидеть размер его руки, но то, какими короткими смотрелись ее пальцы под его пальцами, заставило ее улыбнуться.
– У тебя лапы, как у щенка датского дога[130], – пробормотала она.
– Да. И ты знаешь, что некоторые вещи они все еще делают хорошо.
Она подняла на него взгляд. Над бровью у него был небольшой шрам. Почти наверняка, решила она, это результат удара мячом. Тут она почувствовала, как ее порез опять начил кровоточить. Хотя он и был маленьким, она начала лихорадочно щупать руку.
Дин заглянул под бумагу и осмотрел порез.
– Думаю, жить будешь.
Эвви продолжала смотреть на его руки, а затем скользнула взглядом по его руке к плечу. Где-то там. Где-то там был ответ.
– Ты должен научить меня подавать, – сказала она.
Он рассмеялся:
– Что?
– Ты должен научить меня подавать, – повторила она.
– Зачем?
– Чтобы я могла знать, каково это – подавать.
– Зачем? – снова удивился он.
Она пожала плечами:
– Чтобы я знала, каково это не подавать.
Он медленно кивнул:
– Но ты же знаешь, что я и сам не умею подавать. Ты знаешь, что это вроде как уже не мое дело.
– Я понимаю. Но ты можешь научить меня этому.
– Вопрос в том, насколько хорошо ты хочешь уметь это делать.
– Допустим… чтобы надо мной не смеялись в Малой лиге[131].
Дин прищурился:
– В какой возрастной группе?
Она на минуту задумалась:
– Двенадцать лет.
– К двенадцати годам они уже довольно хороши, – предупредил он. – Не переусердствуй.
– Я хочу научиться.
Он слегка улыбнулся:
– Окей. Хочешь начать прямо сейчас? Я думаю, ты права в том, что рука не будет проблемой.
– Нет, просто когда-нибудь. На сегодня у меня есть дела.
Он приподнял одну бровь:
– Какие?
Она облокотилась на раковину:
– Убраться на кухне и купить посуду.
Весна
Глава 20
Однажды в четверг в начале апреля, когда Эвви собирала в спальне свои зимние свитера, в кармане у нее пропиликал телефон. Она вытащила его и увидела фотографию Энди с текстом: «Мы можем встретиться на субботний завтрак? Прости за расставание, мы оба скучали друг по другу. Много чего происходит, но было бы здорово наконец увидеть тебя». Во вздохе облегчения ее плечи опустились почти на дюйм.
Со времен того разговора с Эвви о вечере, когда умер Тим, Энди чувствовал себя бесконечно далеко ото всех. У него появилась новая девушка, детей никто не отменял, да и работу тоже. Но Эвви никак не могла убедить себя в том, что он не сердится на нее за то, что она позволяла ему неделями и месяцами успокаивать рану, которой у нее совсем не было. Она видела Энди всего несколько раз, и то мимолетно. Она даже вытаскивала телефон, чтобы писать ему, но так и не написала.
Когда прошло несколько минут, она услышала звонок и снова полезла в карман за телефоном. Это был Энди.
– Эй!! Рада тебя слышать. Я бы с удовольствием встретилась с тобой, да. Я очень по тебе скучала.
И тут же услышала в ответ:
– Я тоже! Не будешь возражать, если Моника присоединится?
Эвви заверила его, что все в порядке и она с нетерпением ждет встречи, хотя прекрасно понимала, что это будет совсем не то.
Она снова достала телефон и написала Дину: «Хорошая новость. Я завтракаю с Энди в субботу». Он ответил остроумно и довольно быстро: «А что, есть и плохая новость?»
И прежде чем она успела ответить, ее телефон снова завибрировал. Сообщение от Энди: «Так приводить подругу?»
Она отослала ему эмодзи[132] с напряженным в гримасе ртом, полным зубов. Того, кого она всегда считала «Мистером Окей».
«Я рад, что ты будешь, – ответил Энди. – Все будет хорошо. Она великолепна. Обещаю».
Она послала ему в ответ желтое сердце. Все сердца у Эвви были разными. Одни были затененными, другие были наклонены вбок. Это был язык, на котором говорила только она. Хотя, скорее, это был дневник, скрытый от непосвященного взгляда. Желтое сердце она использовала для выражения благодарности.
В субботу Эвви первым делом отправилась завтракать в кафе и наконец почувствовала наступление весны. Она села за их постоянный столик с чашкой кофе и повернулась к большому окну, закрыв глаза и подставив лицо теплому солнцу. Она обернулась на звук смеха Энди, когда он уже усаживал Монику за столик напротив нее.
– Ой, извини, что мы опоздали, – сказал он.
– Никаких проблем, – заверила Эвви. – Рада тебя видеть.
– Я тоже. Моника с улыбкой посмотрела на нее. – Я рада, что вы позволили мне вмешаться в вашу традицию. Знаю, что в этом есть нечто особенное.
– А я-то как рада, что Энди смог выкроить для меня время. Нет-нет, я совсем не это хотела сказать. Чем больше компания, тем веселее, – добавила Эвии и почувствовала, что это тоже прозвучало не совсем правильно. – Я рекомендую блинчики с черникой, хотя Энди обожает омлет с ветчиной и сыром.
– О, поверь мне, я знаю, – кивнула Моника.
В этот момент к столу подошла Марни. Она поставила перед Моникой чашку с пакетиком чая и маленький чайник с кипятком.
– Рада видеть вас всех вместе! – с улыбкой произнесла Марни. – Заказывайте блюда, время ожидания – несколько минут, – напомнила она, наливая кофе в чашку Энди.
– Извини, я не буду докучать тебе советами. Это всегда не самый лучший вариант. – Эвви поправила салфетку на коленях. Энди меж тем уже смотрел в свой телефон.
– Энди – человек привычки, – как бы извиняясь, вставила Моника. – Кстати, я хотела сказать тебе, что мы на днях проезжали мимо твоего дома, и я не могу не отметить, как он великолепен. Особенно крыльцо.
Эвелет рассмеялась:
– Это очень мило с твоей стороны. Ты можешь как-нибудь зайти ко мне в гости. – Моника прищурилась. – Что-то не так? – спросила Эвви.
– Вовсе нет, – вступил в разговор Энди, переплетая свои пальцы с пальцами Моники. – Как поживаешь, Эв? – поинтересовался он.
Явственно чувствуя всю тупиковость этого разговора, Эвви ответила:
– До сих пор пока хорошо. Кстати, я наконец-то добралась до шоу «Американцы»[133].
Он улыбнулся:
– Прав я был насчет этого?
– Так и было, ты оказался прав, – согласилась Эвви, медленно кивнув.
– А ты не думаешь, что все это «пропаганда»? – спросил он, переводя взгляд на Монику.
– О боже, – вмешалась Моника, закатывая глаза. – Прости, но мне не понравилось твое шоу. Поговори о нем с Эвви. Ей ведь это понравится.
Моника игриво отдернула руку, но Энди удержал и поцеловал ее, а затем, не отпуская, утащил куда-то под стол.
– Она как ребенок в вопросах телешоу, – с улыбкой пояснил он.
Эвелет улыбнулась:
– Я понимаю. Как там девочки?
– А, они в порядке, – махнул рукой Энди. – Кстати, их мама выходит замуж за Фреда.
– Черт возьми, – пробормотала Эвелет. – Она наконец выходит за него замуж?
Энди склонил голову набок:
– К счастью, пока он еще нравится моим девочкам, а то мы опасались… Это одна из причин, по которой мы ждали пару месяцев, прежде чем познакомить с ним девочек.
– О, значит, и ты уже познакомилась с ними, – кивнула Эвви Монике.
– Да. – Моника улыбнулась. – Они великолепны. И ты знаешь это лучше меня. Они жаловались, что так давно не проводили с тобой время.
Эвви невольно метнула взгляд в сторону Энди, и он подтвердил:
– Есть такое дело.
Еще пара затянувшихся пауз, еще пара всплесков разговора ни о чем и Марни принесла еду – блинчики для Эвелет, омлет Энди и что-то похожее на овощной омлет для Моники. Она действительно походила на вегетарианца, внешне казалась очень разумной женщиной, здоровым человеком. Не было в ней никакой напускной показухи. За этим столом она казалась даже более взрослым человеком, чем, например, сама Эвелет.
Они ели и разговаривали: Эвелет с Моникой, а Моника с Энди. Когда большая часть блюда была съедена, Моника встала и извинилась.
– Я сейчас вернусь, – произнесла она, хлопнув Энди по плечу, чтобы он встал и выпустил ее из-за стола. А когда она ушла, Эвви взяла ягодку черники с края своей тарелки.
– Удивительная девушка, не так ли? – Подперев рукой подбородок, она посмотрела на Энди.
Он улыбнулся:
– Более чем удивительная, Эв. Но пока рано. В смысле, прошло еще слишком мало времени. А так да, она великолепна, я счастлив. И мне жаль, что меня не было с тобой рядом. Я был там, я просто пытаюсь быть хорошим парнем. Выходные оказались забиты какими-то делами, мне было плохо. Я боялся, ты подумаешь, что я расстроился из-за того, о чем мы говорили тогда у тебя дома, из-за чемодана и всего остального.