– Ты мне очень нравишься, – наконец вымолвил он.
– Ну, хорошо, – выдохнула Эвви. – Ты мне тоже очень нравишься.
– Но ты живешь здесь, а я в Нью-Йорке.
– Верно, – проговорила Эвви.
– Должен признаться, я не думал об этом так далеко.
– Понятно.
«Вот что значит быть полностью холодным, когда на вас с ним нет даже штанов», – пронеслась у нее мысль. Она села и повернулась так, чтобы снова лечь на подушку.
– Я думаю, будет лучше, если мы оставим это строго между нами, – предложила Эвви.
– Ты не захочешь рассказать об этом Энди? – спросил Дин.
– Я не хочу никому говорить. В противном случае ты не сможешь оставаться у меня. И мой отец, и Келл, и Энди, и кто бы то ни было, если они все это узнают, они подумают, что ты остаешься, чтобы жить со мной. Я думаю, что это… Лучше забыть об этом. Кроме того, прямо сейчас тебе нечего сказать, кроме: «Не очень-то похоже, что ты моя подружка на выпускном».
– В следующий раз я могу принести тебе букетик.
– Вот не надо давать обещаний, которые не собираешься выполнять, – проговорила Эвви, затем вытянула руки и расставила пальцы. – У меня странные пальцы. Ты видишь, они как будто кривые?
Дин склонил голову и почти лег на подушку рядом с ней.
– Пальцы как пальцы, – возразил он.
Она снова скрестила руки на груди:
– Ты не знаешь, каково это – быть простым смертным.
– Смотри, – сказал Дин. – Это локоть. Тебе это не напоминает «ВАЛЛ-И»[186]?
– Мультик?
– Да, когда весь мир – это мусор, гнутый металл и все такое. Именно так выглядит внутренняя часть локтей питчеров. Однажды мне сделали МРТ, и врач сказал: «У меня есть хорошая и плохая новости. Хорошая новость заключается в том, что ваши кости все еще прикреплены там, где должны быть прикреплены. Все остальное это плохие новости».
Эвви, помолчав, спросила:
– А что делают врачи, если сухожилия не хотят срастаться?
– Они делают операции. Берутся сухожилия с ноги и пересаживаются на локоть[187].
– Обманываешь!
– Вовсе нет. Если это не сработает, они используют донорские ткани от какого-нибудь погибшего.
– Да как же так?!
– Это нормальная медицинская практика. Но лечат так чаще всего молодых людей, подростков.
– Погоди, а как привязать кость к чему-либо?
– Они просверливают в ней отверстие и продевают петлю сухожилия.
– Боже мой!
– Это отвратительно, – согласился Дин. Он потер локоть, видимо подумав об этом. – У тебя в жизни бывали переломы?
– Когда мне было восемь лет, я спрыгнула со стола для пикника и сломала руку.
– Зачем тебе было прыгать со стола?
Эвелет внимательно посмотрела на Дина:
– Потому что Джон Коди сказал, что я побоюсь спрыгнуть со стола.
– Веская причина.
– Действительно, – с улыбкой согласилась Эвви.
– Когда мне было пятнадцать, я сломал ключицу, катаясь на лыжах. – Дин показывал мне ее. – Мой отец был так зол: «Тебе следовало учиться в колледже и играть в бейсбол, а ты ходишь с этими идиотами хот-догерами»[188]. Я не сказал ему, что мы едем на склоны. Я не должен был идти, но все равно пошел.
– И что же он сделал?
Дин рассмеялся:
– Ничего. Он не хотел, чтобы мои тупоголовые приятели сбросили меня с горы на дельтаплане. Я прихожу домой с «ручкой лейки»[189], и он не может отправить меня в колледж. А он хотел, чтобы я поступил в колледж.
– А чем ты занимался в колледже, кроме игры в мяч?
– Я преимущественно изучал химию.
Эвелет повернулась и удивленно посмотрела на него:
– Ты шутишь?
– О, я понимаю. Ты, наверное, думала, что я плохо учился? Что у меня в колледже был только Бег 101 и факультативный курс укрепления лодыжек?[190]
– Нет, конечно же нет. Я просто не знала.
Эвви уставилась в потолок и осторожно поинтересовалась:
– А что тебе нравилось в химии?
– Я что-то делал и получал нечто интересное, – сказал он. – Если ты знаешь, как это работает, то можешь заставить раствор посинеть, нагреться или вообще взорваться. Это нечто сумасшедшее, но это было предсказуемое сумасшедшее. Можно было заставить что-то испускать зеленый дым или превращаться в пену, и каждый раз это происходило одинаково. А потом записываешь формулы, и раз, лабораторная работа выполнена. То же самое и с бейсболом. Это выглядит безумно, но все это физика. Кажется, что нет никакой логики, но она есть. Я имею в виду за исключением тех случаев, когда очевидно, что логики нет.
Она повернулась на бок и приподнялась на локте, протянула безымянный палец и провела им по лбу Дина:
– А это шрам от чего?
– Когда был юниором, получил мячом в Корнелле, – сказал он. – Кровищи было! Помнишь мы говорили о обычных людях, с которыми я встречался? У меня была девушка, Трейси, которая присутствовала на игре, и она тогда даже упала в обморок. Просто бум, вот так. Мне было так плохо. Мне рассказали, что она только взглянула на меня и упала без чувств на свое место, как в мультфильме Даффи Дак[191]. Подруга приводила ее в чувство, опуская ее лицо в ведерко со льдом для диетической колы.
– Да, жесткий способ приведения в чувство.
– Потом они отвезли меня в больницу и заклеили мне рану.
– У тебя не было швов?
– Нет, только медицинский клей. Когда я позвонил домой и сообщил маме, что меня отвезли в «Скорую» и заклеили лицо, она повесила трубку и позвонила в больницу. Папа сказал, что «нашего ребенка склеивали», что теперь он «проект искусства и ремесел» и тому подобное. Но маме потом уточнили, что это не клей, а искусственная кожа[192]. Она просто ответила «Хорошо» и повесила трубку.
Дин рукой показал, как она вешала трубку.
– Это действительно искусственная кожа? – удивилась Эвелет.
– Не знаю. Но от этой поправки маме стало лучше. Тебе когда-нибудь накладывали швы?
– Один раз на колено, а потом, пару лет назад, на стопу, когда я наступила на битое стекло в гостиной.
– Ой.
– Кровь текла повсюду, – продолжила Эвви. – Это было действительно отвратительное зрелище.
– Уж наверное, – согласился Дин.
Почти неосознанно Эвелет пальцем ноги нащупала шрам на другой ноге. Его зашивала приехавшая «Скорая помощь». Эвви тогда порезалась на разбитом стакане Тима, а тот еще был зол на нее. Но медсестре она сказала, что это она сама разбила стакан на кухне. «Он выскользнул прямо из руки», – как сейчас помнила Эвелет те свои слова.
Эвви провела пальцем от виска Дина по его скуле и перепрыгнула на темно-красную отметину над ключицей:
– О, кажется, в этом месте это я тебя. Синяк.
Не вставая с кровати, он покрутил головой, пока не увидел себя в зеркале над комодом. Склонив голову набок, он произнес:
– Это не синяк, – и, ощупав пальцами, добавил: – Это засос.
Дин повернулся к ней и опустил подбородок, глядя на нее сквозь свои густые ресницы.
– Ты сделала мне засос, – повторил он.
Эвви прищурилась, вспоминая:
– Подожди, когда я это сделала? – Потом она вспомнила и улыбнулась: – Точно, я это сделала. Прости.
– Не извиняйся. Этого достаточно, чтобы раскрутить мой Instagram[193]. Я просто напишу: «Веселимся здесь, в Мэне». – Он потянулся к своему телефону: – Сейчас сделаю селфи.
– Не стоит! – смеясь, протянула руку Эвви, но он отвел руку с телефоном, и Эвви, потеряв равновесие, завалилась на него.
– Тебе не больно? – спросила она. – Правда не больно?
– Правда не больно, – прошептал он в ответ, блаженно улыбаясь.
Глава 28
Позже, когда грузовик Дина трясся по шоссе № 1, они проехали мимо рекламного щита кафе «Компас», которое стояло там, кажется, целую вечность. Эвви помнила его с тех пор, как помнила себя.
– Интересно, не сломался ли этот «Компас» теперь, когда вы, ребята, не сидите там по шесть часов каждый уик-энд? – поинтересовался Дин.
– Но мы и не сидели там по шесть часов, – ответила Эвви, продолжая смотреть в окно. – Может быть, часа по два.
– Надеюсь, ты когда-нибудь расскажешь мне, что все это значит? – спросил он.
Эвви посмотрела на него. Некогда непослушная рука Дина теперь покоилась на руле. «То, что было сломано, можно починить», – подумала она и вздохнула.
– Итак, в ту ночь, когда умер мой муж… – Эвви сделала паузу и снова глубоко вздохнула, – я уходила от него. То есть я уже решила оставить его. Я была в процессе расставания с ним.
Дин был неподвижен. Он спросил:
– И насколько ты была близка к этому?
Теперь уже и она смотрела в окно.
– Я стояла на подъездной дорожке к дому, когда мне позвонили. Я успела собрать один чемодан, немного денег и нашла свое свидетельство о рождении.
– Но ты не сказала Тиму об этом?
– Он бы начал спорить, и я бы не ушла. А на следующий день он пожалел бы об этом.
– Понятно.
– Так или иначе, мама Энди видела чемодан в моей машине, стоявшей около больницы. Она сказала об этом Энди. Тот все понял и был расстроен.
Дин нахмурился:
– Но Тим-то не расстроился, что ты уезжаешь.
– Почему? Я думаю, он был бы расстроен, узнав, что я собиралась уйти, не сказав ему, – возразила Эвелет.
– Расстроен – это не то слово. Может быть, ты сделала бы ему больно. Почему ты никому не сказала?
– Потому что тогда я не смогла бы уехать.
– Ты действительно знаешь, когда держать свои карты закрытыми.
– Я обещала Тиму, что не буду рассказывать с Энди о нашей жизни. Это мне казалось вполне разумным.
– Когда ты решила уехать?
– Ну, – начала Эвви, – это случилось в один из вечеров, когда он позвонил и сообщил, что собирается принести домой на ужин пиццу, но когда он пришел домой, ее у него не оказалось. Я говорю: «А что случилось с пиццей, которую ты собирался принести?» А он отвечает: «Я не собирался. С чего ты это взяла?» Это было так странно, все выглядело так, будто я сама это придумала. Мне особенно запомнилось, что он сказал, что собирается купить пепперони с грибами, а я не люблю грибы и уже решила, что буду их выковыривать. Вспомнила! Я спросила его: «Почему ты пытаешься выставить меня сумасшедшей, вместо того, чтобы сказать, что забыл купить пиццу на ужин?» А он ответил: «Кого это вообще волнует?»