Она кивком головы показала на Монику, чьи ноги все еще лежали у него на коленях.
Казалось, что сидевший неподвижно Энди моментально протрезвел, хотя аромат хмеля исходил тогда от каждого из них. Все, что он смог вымолвить, когда наконец обрел дар речи, уместилось в предельно краткое «Что?».
Тем временем в дело уже вступил Дин. Он уже вещал прямо на ухо Эвви:
– Слушай меня. Слушай, говорю. Ты уже много выпила. Ты ведь доверяешь мне, да? Ты мне доверяешь. Я говорю тебе, что ты перебрала и тебя несет. Причин может быть много. Ты расстроена, ты уже очень пьяна и утром будешь недовольна тем, что наговорила сейчас. Так что послушай меня и позволь помочь тебе. Я проведу тебя внутрь, чтобы ты легла спать. Пойдем спать.
Эвви не ответила ему. Она смотрела на Энди, который, казалось, получал от шепота Моники тот же самый совет, который Дин пытался дать Эвви.
– Мы скоро улетаем, – твердила Моника. – Нам предстоит долгая ночь без сна, и у меня на завтра большой список дел.
Трудно сказать, для чего была нужна эта вежливость, но после нее Моника решительно потянула Энди за локоть:
– Пошли. Давай, мы уходим.
Когда Энди встал, он повернулся к Эвелет, ткнул в нее пальцем и произнес:
– Ты сошла с ума!
Тут встал Дин, посмотрел на друга, которого знал с начальной школы, и поднял руку:
– Стоп! Вы оба пьяны. Достаточно. Иди домой, а завтра я поговорю с тобой.
Но Моника, сидевшая рядом с Энди, и стоявший напротив Дин не могли сдвинуть Энди с места. Он остался на месте и смотрел на Эвелет, которая теперь вообще отказывалась встречаться с ним взглядом. Наконец он произнес:
– Если ты решишь порвать со всем этим и уехать посреди ночи, дай мне на этот раз знать.
– Пошел к черту! – рявкнула Эвви, наконец взглянув на него.
– Психованная, – пробормотал Энди и, отодвинув стул, пошел за Моникой через боковой двор к машине.
Эвви сидела, подперев голову рукой, а Дин задул свечу и наклонился к ней:
– Я попрощаюсь с Моникой, хорошо?
В ответ она лишь кивнула.
Дин видел, как Моника сажает Энди на пассажирское сиденье своей машины и даже наклоняется, чтобы пристегнуть его.
– Эй, – только и вымолвил он. – Ты в порядке?
Она закрыла дверь Энди и подошла к передней двери со стороны водителя:
– Не самая веселая вечеринка, которая была у меня.
– Ты же знаешь, что Эвви не это имела в виду, – заступился за нее Дин. – Ты же знаешь, что это не более чем пугалка, которую она только что придумала.
– Я понимаю, – заверила Моника, открывая дверцу машины. – Убедись, что она заснет на боку, и заставь ее выпить немного воды, хорошо? Я в колледже была «ЭрЭй»[209].
Дин кивнул. Энди с переднего сиденья заявил, что хочет домой, поэтому Дин ободряюще положил руку на плечо Моники, она улыбнулась. и они поехали. Дин вернулся на задний двор, где Эвви уже мирно положила голову на стол. То ли она спала, то ли плакала, но за это время он успел занести в дом бутылки и стаканы и лишь затем осторожно поднял Эвви, отодвинув тяжелый металлический стул, ножка которого со скрежетом поехала по камню.
– Ладно, пошли, – согласилась она. – Хорошо, что у меня есть ты.
И она действительно прошла несколько шагов, прежде чем Дин решил, что ей стоит помочь. Он поднял ее и понес вверх по задней лестнице в дом, затем через кухню, вверх по лестнице в ее спальню. Потом он принес ей стакан воды.
– Выпей воды, ладно? Эвви? Выпей, а потом можешь идти спать.
Дин снял с нее туфли, заставил выскользнуть из платья и уговорил надеть футболку. На всякий случай пластиковый мусорный бак из ванной он поставил прямо рядом с ее кроватью.
– Эвви, если тебя будет тошнить, то можешь прямо сюда. Поняла?
Она ответила ему уклончивым «ммм». Решив, что это лучшее, на что она сейчас способна, он протянул под нее одеяло, убедившись, что она лежит на боку, и набросил на нее простыню и еще одно одеяло.
Сам Дин разделся до трусов и, сложив одежду на стуле у дверцы шкафа, осторожно скользнул в постель рядом с ней. Утром на кухне их будет ждать весьма внушительный беспорядок. Незакрытая еда заветрится, вино станет несвежим, все присохнет к тарелкам и пропахшее чесноком и пропитанное остатками выпивки станет окончательно несъедобным. Для Эвви ничего хорошего из этого не будет, особенно если она проснется с такими чувствами, как подозревал Дин.
Как только Дин на своей стороне выключил свет рядом с кроватью и поправил подушку под головой, он услышал ее голос, все еще невнятный, но легко различимый. Она что-то говорила лениво, медленно и словно сквозь невидимую усмешку, а потом четко закончила: «Я знала, что не рождена для того, чтобы быть счастливой».
Проснувшись утром, Эвви услышала, что Дин внизу убирается на кухне. Ей потребовалась минута, чтобы восстановить в памяти весь вчерашний вечер. Был такой замечательный ужин, такая дружеская беседа, а потом они вышли во внутренний дворик и… Эвелет искренне сожалела, что память сохранила ей и эти воспоминания. Да, она вспомнила, как озадаченно выглядел Энди, словно она и в самом деле ударила его, вспомнила, как послала его к черту. Минут через пять проснулась окончательно и почувствовала кислый вкус и сухость во рту. Ее голова кружилась каждый раз, когда она пыталась пошевелиться, но она восстановила в памяти, как Энди ткнул в нее пальцем и заявил: «Ты сошла с ума!» Однако Эвви не могла вспомнить, с чего все это началось. Она была почти уверена, что объявила ему, что он был тайно влюблен в нее. Причем в присутствии его девушки. Мозг отказывался выдать полнометражное видео, ей удалось восстановить лишь небольшую стопку фотографий и несколько фрагментов со звуком.
Эвви села на кровати, двигаясь как можно медленней, и потребовалась минута, чтобы стабилизировать положение тела. Ее желудок испытал несколько тревожных судорог. Сообразив, что вчера Дин не мог знать, что одевает ее в старую рубашку Тима (идеальное завершение того вечера!), она сняла ее в ванной и встала под душ с зубной пастой в одной руке и зубной щеткой – в другой. Под тугими струями горячей воды она почистила зубы и положила щетку в стоявшую там чашку, затем встала под струю и позволила воде нещадно хлестать себя. Ничего приятного в этом не было, просто она хотела, чтобы что-то в ее жизни изменилось.
Как и обычно, она снова начинала плакать. Но со слезами, решила она, нужно бороться. От слез лицо становится раздутым и некрасивым. Но под душем плакать она себе разрешала. Все, что некогда причиняло боль, там превращалось в воду, а вода уходила.
Глава 31
Четыре дня спустя Дин отнес свою спортивную сумку в грузовик и вернулся в гостиную, где Эвви свернулась калачиком на диване, листая «Нью-Йорк Таймс» на своем планшете.
– Ладно, я ухожу, – произнес он.
Она подошла к нему и обняла за талию:
– Напишешь мне, когда приедешь?
– Хорошо, – кивнул он. – Думаю, что уже в понедельник вечером я приеду обратно. Я могу быть очень сильно занят, так что не волнуйся, если ты не услышишь мой голос в течение нескольких дней.
– Не волнуйся обо мне, покажи им, на что ты способен в лучшем виде.
Дин посмотрел на нее сверху вниз, немного поколебался и затем сказал:
– Я все еще думаю, что ты должна позвонить Энди.
Она опустила руки и застонала:
– Я понимаю.
– Кто-то же должен позвонить первым и помириться, – продолжил Дин.
– Может быть, это будет он?
– А может быть, это будешь ты?
Она вздохнула:
– Я же сказала. Кстати, ты сам можешь позвонить ему. А так, обедай, играй в Мэдден[210], делай что угодно. Обещаю, я совсем не против. Я еще не готова к этому звонку.
– Окей. Тебе решать. В любом случае, мне нужно идти, но я скоро тебе позвоню. – Потом он поцеловал ее и прошептал на ухо: – А ты позвони ему.
Она улыбнулась.
– До свидания, – произнесла она, когда он уже повернулся, чтобы уйти.
Эвви читала на диване, поджав под себя ноги и потягивая чай со льдом. Закончив читать, она прислушалась к странной какофонии. Это звучало как очень оживленный спор между двумя птицами за окном гостиной. Эвви живо вообразила себе, как одна птичка взяла ценный пушок хлопка, на который претендовала другая птичка, желая утащить его в свое гнездо. Она заставила себя рассмеяться, «переводя» и выкрикивая их диалог на весь пустой дом: «Ты все забираешь себе, Флоренс! – Отстань, Морис, я уже говорил тебе, что у Горация есть такая пряжа!»
Она забрела в квартиру Дина, где спала уже почти месяц, и легла на кровать. Пока Дин был здесь, он каждый день заправлял ее. По его словам, эту привычку ему, как и всем его братьям, привила их мама. Даже когда он путешествовал с командой, признавался он Эвви, они останавливались в отелях высокого класса и их вечно погоняли нетерпеливые менеджеры всех мастей, он успевал заправить свою кровать прежде, чем приходила горничная.
Здесь, внизу, она спала на противоположной стороне от той, на которой обычно спала наверху. Она всегда держала рядом с кроватью стакан с водой, а ее запасное зарядное устройство для телефона было постоянно включено в сеть и шнур свисал с угла стола. Со стороны Дина лежала книга о Линдоне Джонсоне[211], которую он читал, а вместо закладки в ней торчал чек от их последнего совместного посещения кофейни. Эвелет знала, как много ему нужно времени, чтобы заснуть, но когда он засыпал, также требовалось много времени, чтобы его разбудить. Еще она знала, что по утрам у них обоих примерно одинаково убийственное дыхание, и поэтому, просыпаясь, они иногда первым делом брали по паре мятных леденцов из банки. Он спал в мягких фланелевых штанах в прохладную пору, а если было жарко, то в трусах-боксерах. Но в отличие от Дина Эвви предпочитала для сна более прохладные условия и потому иногда высовывала босые ноги из-под одеяла. В такие дни Дин надевал для сна рубашку с длинными рукавами.