Дориана понимала причину такого недоброжелательства. Если бы она подчинилась воле родственников, их угодья, что за последний год здорово обеднели, вновь налились бы силой и благодатью. Ведь сам Властитель осчастливил их края своим расположением. Взял в жены дочь покойного барона. А что она, вероятнее всего, сгинет, как три предыдущих супружницы Веемара, никого не волновало. Такова уж доля женская.
— Пора уже давно этот древний закон отменить, — ворчал стражник, ставя перед Дори тарелку с комковатой кашей, — ишь, дикость какая. Дать бабам выбирать свою судьбу самостоятельно. Не углядели, так вот и всему краю теперь погибель.
Дориана молчала.
Безупречное воспитание и образование, полученное при отце, позволили ей сдержаться и не вступить в спор с невеждой.
Она поблагодарила за отвратительную еду, и на этом все.
Что с ней будет дальше?
О том, как накладывается печать проклятия за неповиновение воле Властителя, она только слышала. В их краях еще никому такое наказание на ее памяти не присуждали. Голая кожа прижигается клеймом, так, что плоть чуть ли не загорается. И не простая это печать. Магическая.
Древний символ высшего правящего рода начинает овладевать преступником, приводя его к погибели. Жестокой и неминуемой.
Несчастного ждет или болезнь неизлечимая, или безумие. А то и случай лютый. Грабители напасть могут, если есть, что с приговоренного взять. Да церемониться с ним не станут, все равно осужден. И, разумеется, это всеобщее порицание и презрение. Каждый своим долгом считает скривиться при виде проклятого, а то и плюнуть в его сторону либо прямо на одежды.
Поэтому изгнание из родных краев было для клейменых скорее облегчением, нежели дополнительным наказанием.
Вот и Дориане придется уйти.
Куда?
Вещей ей с собой не дадут, она уверена. Лиззетт и Колвин с ненавистью выкинут ее из отчего дома. Как несправедливо, что все им досталось!
Точнее, наследницей была вдова, но своего родственника она назначила управляющим. Мол, ей, слабой женщине, без мужского светлого ума не разобраться, как имуществом верно распоряжаться.
Колвин же был из тех, что постоянно грезят быстрым обогащением. И вкладывают средства в разные сомнительные проекты. А в итоге остаются ни с чем. Вот так менее чем за год немаленькое состояние Линлоров изрядно поиздержалось. Но мачеха с дядей в чем-то ужиматься и сами не считали нужным. Ведь вот-вот они станут родней самого Веемара, и все вернется к ним сторицей.
Поэтому Дориана не сомневалась — если она сама не уберется после того, как ее заклеймят, родственники живой ей по бывшим владениям ходить долго не позволят.
1.5
Толпа собираться начала еще загодя. Площадь Линлоры была небольшой, так что лучшие места перед подиумом, перестроеннным наскоро в эшафот, занять надо было успеть. Через час народ лез уже на фонарные столбы, разливая масло, в котором плавали фитили.
Жандарм Ферг не беспокоился. Сейчас сними одного, следом еще десяток полезет, замучаешься гонять. Зато после того, как девчонка Линлор получит заслуженное наказание, он вычислит хулиганов по масляным пятнам на одежде, и отштрафует. С площади один выход, и уж там Ферг будет ждать своего улова.
— Это ж какой дурой надо быть, чтобы отказаться от такого завидного жениха! — басил кто-то из зевак.
Болтали меж собой даже незнакомые, чтобы не скучать в ожидании.
— Покойный барон крепко бы на дочку рассердился, — поддакнул женский голос.
— Да что вы мелете оба? — вступила в разговор новая участница, средних лет дама ухоженного вида. Видно, образованная, раз позволяла себе некоторое вольнодумство.
— Его Владычество уже троих девиц в могилу свел в цвете лет, — продолжала смутьянка, — Дориана не пожелала стать четвертой.
— И тем самым только сократила свой пусть в преисподнюю, — желчно заметил мужчина, — так бы хоть своему родному краю пользу принесла напоследок.
— Почему-то от мачехи ее и дядьки вы не требуете пользы приносить, — не успокаивалась эта бунтарка, — а от девицы, что только в совершеннолетие вошла, ждете жертвы.
Вокруг спорщиков заволновалось, забурлило людское море. В основном толпа была на стороне мужчины, но нашлись и те, кто поддержали его оппонентку.
Кто-то утверждал, что Веемар — мужик правильный, но невезучий. И попадаются ему какие-то чахоточные, верно, потому что из сильно благородных. А вот женись он на такой как Дориана, глядишь, она бы лет тридцать с ним спокойно протянула.
Однако все та же смутьянка, по имени Элрея, напомнила, что не все супруги Властителя болезнью померли.
Самая первая, да, при родах скончалась, ребенок выжил, и впечатлительные на голову сплетницы обоих полов доказывают, что это он не дает отцу стать счастливым повторно, сводит в могилу мачеху за мачехой.
Жуть и дичь несусветная! Но многие в это верят.
Вторая жена Веемара погибла от несчастного случая, а третья сгорела от непродолжительной болезни. Неизвестно, какой. Но опять же, судачат, что это отравление было на самом деле.
Кроме того, Властитель — мужчина видный и интересный, горячий и любвеобильный, ему одной женщины ненадолго хватает, он скучает и теряет запал. Вот жены и заканчиваются скоропостижно, года через два-три.
Спор о том, имела ли право Дориана отказываться от своей счастливой судьбы, перерос в скандал и грозил продолжиться дракой.
Но тут над площадью пронесся глас труб Равноденствия, и все смолкли, напряженно вглядываясь в арку, под которой должна пройти обреченная.
На высокую сцену вышли главные пострадавшие от вероломства неблагодарной девицы — вдова барона Линлора, Лиззет, и дядя Дорианы, Колвин.
Рядом встал посланник самого Веемара, Деебор. Лицо его лоснилось успехом. Отличная должность при дворе само по себе хорошо, а сейчас вот он еще и возмездие принесет, как доверенное лицо.
— Приветствую граждан угодья Линлоры! — начал Деебор, стараясь говорить внушительно, насколько позволял его писклявый голос. — Отрадно, что вы тут все собрались, дабы поддержать своих управителей.
Посланник кивнул в сторону Лиз.
— Все вы уже знаете, что произошло. Так что длинных историй рассказывать я не стану. Скажу только одно — воля Веемара священна, а обязательства, данные ему, надо соблюдать неукоснительно. Но наш Властитель великодушен. Поэтому у отступницы еще есть шанс все исправить!
По толпе пошел шепоток.
Двое стражников вели под руки поникшую девицу. Юную, хрупкую, светловолосую. Она просидела много часов в темной и грязной камере, но при этом от нее все еще веяло чистотой и свежестью.
Дориана Линлор была барышней высокого происхождения, но если ее сравнить с цветком, она скорее не садовая роза, а полевая ромашка. Или колокольчик. Нежная, светлая, с глазами пронзительно-голубого цвета.
И пусть сейчас выглядела она уставшей, но сломленной не была. Оглядела толпу смело и честно, словно нечего ей было стыдиться.
— Сознаешь ли ты, Дориана Линлор, от чего отказалась накануне? — строго спросил Деебор.
— Полностью, господин, — почтительно ответила она.
— У тебя есть еще возможность принять щедрое предложение Властителя, — порадовал девицу Веемар.
— Благодарю, господин, — девушка слегка поклонилась.
— Сейчас согласится, — послышался из толпы громкий шепот. Кажется, слегка разочарованный. Ведь теперь увлекательного зрелища не будет!
— Я, Дориана, дочь барона Марта Линлора, трижды отказываюсь стать женой Властителя Веемара, — звонкий, уверенный голос плыл над толпой, — нет, нет и еще раз нет!
Зрители ахнули.
Что это, безрассудство или она понимает, что творит?
На щеках посланника заиграли желваки.
— Что ж, так тому и быть. Теперь возврата нет и доброта Властителя на тебя больше не распространяется.
Лиз зарыдала и прислонилась к плечу брата. Нет, оплакивала она не несчастную падчерицу. Прощалась с выгодами родственницы Властителя. Ведь даже после того, как очередная жена закончится, ее семью благами не обходят. Чтобы лишних пересудов избежать.
На эшафот поднялся палач. Он громко пыхтел под красной кожаной накидкой, скрывавшей лицо. В такой жаркий день, как сегодня, бедняга себя чувствовал словно в парной. И кажется, толпа сопереживала ему больше, чем юной деве.
— Вытяни руку вперед, — велел Деебор, которого распирало от власти.
Двое силачей вынесли очаг, наполненный раскаленными камнями, поставили в центре.
Палач приложил к алым магическим булыжникам металлический стержень с печаткой на конце.
Стражник с силой развернул левое предплечье девушки, подставляя палачу нежную кожу.
Толпа издала стон, когда раскаленный докрасна металл коснулся руки Дори. Послышалось шипение.
Кровь отхлынула от лица сироты. Но несчастная не издала ни звука, лишь крепко зубы сжала.
Палач отнял печатку от кожи Дорианы.
Деебор, поднял вверх руку сироты, демонстрируя метку. Уродливый свежий ожог в виде змеи, раздувающей капюшон.
По щекам девушки потекли слезы боли, но она все же держалась.
— Ни в одном доме не будут рады проклятой! — торжествующе произнес посланник Властителя.
И тут толпа ахнула, потому что мерзкий вензель вдруг резко побледнел, а затем и вовсе скрылся. А на его месте проступил совсем другой знак. Татуировка, похожая на след лапы крупного хищника. Подушечки пальцев, острые когти. Все это было так тонко прочерчено! Эмблема вписана в круг, а по его краю идет какая-то надпись. Шрифт мелкий, и его можно углядеть, лишь находясь рядом. И самое странное — эта новая метка светилась золотым.
— Это проклятие! — взволнованно закричал кто-то в толпе. — Знак, что девку разорвут дикие звери.
— Вон! Надо срочно прогнать ее вон из угодий! Не то хищники придут за ней прямо сюда!
Народ запереживал так, что охранникам пришлось спасать несчастную из рук тех, кто желал лично сопроводить девушку за ворота Линлоры. Не то разорвут ее раньше зверей и примут проклятие на себя.