Неловко, не с первого раза, рывками, но они смогли выволочь Дитмора и уложить на траву.
Но жив ли он?
Тело, что виднелось сквозь истерзанной в лохмотья одежды, было покрыто ранами и сочилось кровью.
Дориана приложила ухо к груди любимого, прислушалась. Едва заметное биение сердца стало ей наградой.
Но он уже почти не дышал.
— Не жилец он, — горестно вздохнула старуха, — из пропасти мы его вытянули, а из мрака вечной ночи не получится. Это ж каких сил надо.
— Нет! Я не сдамся! — отчаянно прошептала Дориана.
Коснулась горячими губами уже теряющих тепло губ принца, почти ложась на него всем телом. Руками взялась за виски мужчины, закрыла глаза. Представила целебный свет Лоритал.
В ушах ее вдруг послышался шелест листьев на густой кроне меелинги, какой она помнила дерево. И превратился в шепот: “Верь… Верь… Предреченная”.
А потом боль пронзила ее тело, так, будто тысячи игл одновременно вонзились в кожу.
Дориана не могла кричать, потому что рот сковало страданием. Невыносимым, заполнившим всю вселенную.
И она провалилась в бесконечную холодную тьму. А в себя пришла уже в избушке Шередоны. И без того маленькая комнатка стала еще теснее, потому что ей пришлось принимать принца Меелингов. Высокий, сильный и выглядящий как нельзя более живым, Дитмор, сидел на краю постели, сжимая руку Дорианы.
Открыв глаза, она слабым голосом попросила пить. Пока ведьма несла ей отвар, Дитмор приподнял девушку, усаживая в кровати.
— Почему ты прятала от меня метку? — спросил принц, когда Дори утолила жажду. — И как у тебя получилось вместо нее подсунуть мне клеймо?
Дори посмотрела на руку. Знак Предреченной гордо сиял и даже немного переливался в полумраке.
— Первое, что я увидел, когда очнулся, — улыбнулся принц, — точнее, когда ты вернула меня к жизни.
— Я не знаю, как действует эта метка, — честно призналась Дори, — она большую часть времени выглядела как ожог, и только когда я одна оставалась, принимала свой благородный вид.
— От глаз чужих пряталась, — рассудила Шередона.
— Но ведь в первый раз она появилась при большом скоплении народа, — возразила Дори.
— Чтобы позвать тебя в дорогу, — невозмутимо ответила ведьма.
— Дори, — нежно позвал ее принц, — мне кажется, в Меелинге творится что-то плохое. Тебе лучше остаться здесь, пока не придешь в себя. Я же вполне восстановился и вернусь домой. После заберу тебя.
— Нет! — почти крикнула Дориана. — Я должна поехать с тобой. Нам нельзя расставаться. Это мы пробудили меелингу и ее сила поможет королевству, только если мы будем вместе.
— Меелинга умерла, — с грустью сказал кронпринц, — высохла вновь, и листья ее опали.
— Это оттого что душа священного дерева отправилась с Дорианой, — вновь подала голос Шередона, — так что девочка права, без нее у вас там ничего хорошего не будет. Дождись, когда она в себя придет, и езжайте.
— Но у нас нет времени! — возразил принц. — Свадьба должна состояться уже нынче утром.
Поймав изумленный взгляд Дорианы, он добавил:
— Ты пролежала в обмороке много часов, ночь почти прошла. А венчание назначено на сегодня. Отец решил, что только так можно оживить меелингу. Должно быть, меня уже хватились. И народ будет в ярости, что я сбежал от законной невесты. Интересно…
И он замолчал, о чем-то задумавшись.
— Что тебе интересно? — не выдержала Шередона. — Откуда у тебя еще одна истинная? Да проще простого, дядюшка твой наверняка подсобил. Устроил вам всем фальшивую невесту.
— Я тоже об этом думал, — вздохнул Дитмор, — но так не хотелось подозревать Золиданну. Для меня она чужая, но считать ее злодейкой неприятно. К тому же Огудал…
— Огудал? — перебила его ведьма. — Уж не сын ли правителя Реентарии?
— Он и есть правитель Реентарии, — кивнул Дитмор, — ты и его знаешь?
— В те давние времена, когда ко мне на прием целительский пришла женщина по имени Эвиана и показала метку истинной пары оборотня, я разыскала, чье сердце этот ключ должен отпирать. И нашла молодого оболтуса по имени Лидмор Элединг. Эвиана оказалась его заметно старше. И хоть знатных кровей, но будущего графа такая невеста не устроила. Он подстроил несчастный случай. Бедняжка погибла, и знали об этом только я, да однокурсник Элединга, Огудал Реентарский. Учились вместе они в заведении для благородных магов. Он помог скрыть следы преступления, а мне пришлось бежать. Стыдно, но бедняжке Эвиане все равно уже не помочь.
— Вот и складывается картинка, — взволнованно произнес Дитмор, — значит и сейчас Лидмор вместе с Огудалом планы коварные строили. Нам срочно надо выезжать обратно в Меелингу.
— Хоть утра дождитесь! — проворчала ведьма. — Оба только из лап смерти выбрались.
С этим доводом пришлось согласиться.
18.3
С детства Золиданна считала, что в каждом человеке живет Бог. Но с возрастом поняла, что в некоторых он злой. Вот и в Леведоре если и обитало божество, то из преисподней, темное и жуткое. В его глазах плескался мрак.
Когда колдун парализовал Холумера, сердце ее дрогнуло. Потом ниоткуда появились веревки, плотно связали чернокнижника. А во рту сам собой сгустился плотный кляп.
— Полежит пока здесь, — велел колдун, рукой показав на нишу, прикрытую занавесками. И недвижное тело Холумера переместилось в укрытие.
— Закидай его подушками и одеялами, моя прелесть, — от его улыбки девушку чуть ли не передернуло, она еле сдержалась.
Подумать только, этот мерзкий паук собирается жениться на ней!
А отец смотрел на злодея стеклянными, похожими на бусины глазами, и даже спорить не пытался.
— Ищи способ добыть кристалл у своих несостоявшихся родственничков, Огудал, — бросил царьку Леведор, — завтра он нам понадобится. А пока изображаем радостную встречу. И невеста, как ни в чем ни бывало готовится к свадьбе. Жениха ты не видела, и вопросом, где его носит, не задавалась. У тебя своих дел полно. Ясно тебе?
Золиданна кивнула, осторожно обкладывая Холумера подушками. Он смотрел на нее, и во взгляде мужчины было столько чувства. Кажется, он кричал ей о своем разочаровании. Или просил одуматься.
— Я не такая, Холумер, — прошептала Золи, улучив момент, когда Леведор и Огудал принялись обсуждать, как именно ее отец завладеет главным кристаллом тигров.
— Я вернусь, обещаю.
— Можешь идти, лапочка, — Леведор ущипнул ее чуть ниже спины. К щекам Золиданны бросилась кровь.
— Я не ваша служанка, Леведор! — в ярости воскликнула она. Ей особенно было неприятно, что это может увидеть Холумер.
— Пока еще нет, прелесть моя, пока еще нет.
Он так гадко улыбнулся, что она уже не сумела скрыть своего отвращения.
Колдун ухватил неессу за талию, притянул к себе, жарко заговорил ей прямо в ухо:
— Какая же ты дикая, необузданная. Предвкушаю, сколько в тебе страсти. После свадьбы ты сможешь показать мне ее в полной мере. Можешь не стесняться.
Золиданна вырвалась из рук колдуна, бросила взгляд на отца, который все еще выглядел так, словно его опоили дурманящим зельем.
Губы девушки тряслись, когда она опрометью выбежала из покоев отца. Дошла до своих комнат, не помня себя, села на кровать и зарыдала, уткнув лицо в руки.
Что с ней такое? Как она смогла это допустить?
Гордая неесса Реентарии стала куклой в руках колдуна, исполнительницей чужой преступной воли. Разлучила двух созданных друг для друга людей. Она сама теперь — зло, а вовсе не девушка, что боролась за свое счастье.
Разве в ее душе живет добрый бог? Такая же тьма, как и у ее отца или Леведора.
Всю ночь она не находила себе места. Ей всё казалось что сейчас явится за ней жуткий и мерзкий колдун, или придет Некто. Она уже понимала, что это Лидмор, брат королевы, больше вариантов не остается. Даже этот негодяй казался ей лучше, чем Ростовщик.
Краткий сон, сморивший ее под утро, принес облегчение. Золиданна подскочила, отдохнув около часу, с ясной мыслью: пойти и освободить Холумера.
Окутав себя ветром, будто шарфом, девушка осторожно покинула опочивальню, неслышно зашла в отцовские покои. Комната, в которой спрятали Холумера, находилась от спальни отдельно. Из опочивальни слышался безмятежный огудалов храп. Золиданна зашептала заклинание стихии, отправив отцу сонный бриз с легким ароматом морской свежести. Отметила, что действует колдовство слабее, чем раньше. Меелинга выдыхалась быстрее, чем набирала до этого магию.
Холумер по-прежнему был недвижим и Золи испугалась, что он умер, задохнувшись под кляпом.
Веревки не поддавались. Магия колдуна Леведора крепко удерживала их на руках и ногах чернокнижника.
Она пыталась дергать ненавистные путы, пилила острым ножом для бумаги, найденным тут же в отцовской комнате. Полоснула в горячке по бедру Холумера, услышала его стон и обрадовалась, что жив.
Но что же ей делать?
Золиданна закрыла глаза, вспоминая подходящие заклинания. Увы, все они связаны были с силами ветров. Как воздухом победить черное колдовство?
— Пожалуйста, Небеса и Звёзды! — взмолилась она шепотом, чувствуя, как по щекам вновь неудержимо льются слезы. — Помогите исправить ошибку. Спасти королевство, попавшее по моей вине в беду.
И так искренне она верила, что и правда желает добра Меелинге, что в сердце ее загорелся огонь, который побежал по рукам, передаваясь колдовским путам. Веревки вспыхнули, рассыпаясь в прах.
Трясущимися пальцами Золи освободила Холумера от кляпа. Помогла чернокнижнику сесть.
— Я не вполне могу двигаться, — прохрипел он, — но оценил то, что ты сделала. Теперь помоги мне выбраться отсюда и попробуй спрятать. Мне надо в себя прийти, чтобы попытаться помешать случиться непоправимой беде.
С большим трудом, страшась попасться кому-нибудь на глаза, Золиданна дотащила чернокнижника к себе, прижимая мужское тело, чувствуя, как опирается этот сильный и неприступный до этого человек, на нее. И зрело в ней при этом что-то новое. Ответственность, сопричастность. Она будто бы повзрослела враз, начала чувствовать боль чужую. А шумное дыхание Холумера слегка ее волновало.