— К чему ты клонишь, Розалинд?
— Папа, знаю, тебе будет сложно это услышать, а мне сложно это сказать, ведь я так люблю нашу семью.
— Что?
Его глаза холодны, он замкнулся. Я бы отшатнулась, если бы не знала, что это его способ собраться с духом. Папа — один из немногих людей, которых я научилась понимать.
— Сомневаюсь, что я захочу вернуться в Англию. Хоть когда-то.
Глава четырнадцатая
«Подтягивайтесь!» — кричу я медлительной процессии, растянувшейся далеко позади меня. «Какие они неповоротливые, — думаю я, — И уставшие». Даже утренний эспрессо, приготовленный на костре в гостиничном флигеле, оставшемся без крыши из-за бомбежки, не смог их взбодрить и прекратить стенания. Я не обращаю внимания на ворчание — знаю, они будут признательны, когда мы доберемся до вершины.
Через двадцать минут мы взбираемся на вершину высочайшего холма Кальви, где часовня Нотр-Дам-де-ла-Серра возвышается в лучах восходящего солнца. Отсюда открывается круговой обзор на окрестности, потрясающий регион на северо-западном побережье острова Корсика. Я знаю, что дальше путь станет каменистым и ухабистым — разведала его вчера утром на рассвете, пока все еще спали. Поворачиваюсь к остальным, чтобы предупредить, и чуть не сталкиваюсь с Колином — он единственный идет в моем темпе. Детство, проведенное с папой в сложных походах по Франции и Англии, отлично подготовило его к этому сравнительно краткому путешествию. Я инструктирую остальную группу: Алена, Габриэля и Мишеля, двух новеньких исследовательниц, влившихся в команду полгода назад, Рэйчел и Агнес. В хвосте плетется Жак, которому труднее всех проснуться.
Я огорчилась и даже разозлилась, когда узнала, что Жак идет с нами. Его пригласили из вежливости, потому что в поход шли только ученые, да присоединившийся к нам Колин. Никто не ожидал, что он согласится; он никогда раньше не участвовал в наших вылазках за город и развлечениях по выходным. Почему он пошел с нами на этот раз? Уверена, желание вернуть мое расположение тут ни при чем, хотя он и стремился увидеться со мною вне лаборатории и недавно предлагал поужинать с супругами Сэйрами. Я четко обозначила, что мне это ненужно и, видимо, он наконец все понял. Во время этой поездки он не делал попыток сблизиться.
Я останавливаюсь, чтобы помочь отставшим преодолеть каменистый участок на вершине. Один за другим исследователи — которые гораздо увереннее чувствуют себя в халатах под флуоресцентными лампами лаборатории, чем в шортах и трекинговых ботинках под палящим солнцем Корсики, — преодолевают последнее препятствие к вершине.
После Колина, Алена и Габриэля появляется вспотевший, раскрасневшийся Мишель.
— Розалинд, ты… — говорит он, переводя дыхание, — ты неумолима. Это наказание, а не отдых. — Он останавливается, чтобы перевести дыхание, я помогаю ему перепрыгнуть последнее препятствие. — И еще в такую рань.
Я смеюсь, зная, что за показной ворчливостью Мишеля скрывается доброе сердце. С тех пор как он согласился сохранить мою тайну о дозах облучения, между нами особая связь. Я чувствую, что рядом друг с другом нам уютно и просто. Хотя я точно знаю, что я не единственная, кто скрывает показания своего дозиметра: не раз видела, как и другие исследователи выбрасывают их. Но, конечно, такое не обсуждается.
— Ты скажешь мне «спасибо», когда будешь стоять на вершине холма и любоваться Кальви в золотых солнечных лучах.
Когда в первый раз прозвучало предложение поехать на летний отдых в Кальви, я поморщилась. Я знала лишь, что Корсика — родина Наполеона. Не ожидала, что белоснежные пляжи, окруженные лазурными водами, настолько очаровывают, что исторический центр, над которым возвышается печально известная крепость, так завораживает. Странно, но древние стены Кальви, иссеченные пулями солдат Муссолини и бесчисленными следами более ранних стычек, успокаивают. Они несут послание о том, что человечество преодолеет худшее в нашей истории, как преодолевало раньше.
Помогая подтянуться Агнес и Рэйчел, я слышу, как Мишель кричит:
— Розалинд, спасибо! Тут и правда прекрасно, как ты и обещала!
Ален подхватывает:
— Да, Розалинд, это стоило того, чтобы разбудить нас до рассвета!
Сверху доносится смех, а я протягиваю руку, чтобы помочь последнему в цепочке — Жаку. Наши руки и глаза встречаются, и я понимаю, что впервые с той ночи в «Бистро де Ами» мы оказались наедине вне лаборатории, хотя наши коллеги находятся в пределах слышимости. На мгновение я замираю, а затем помогаю ему преодолеть последний участок пути.
Прежде чем присоединиться к коллегам, он останавливается и тихо произносит:
— Я месяцами хотел поговорить с вами наедине, Розалинд, но вы всегда ускользали. Мне надо кое-что сказать, — он задыхается и делает паузу, у меня внутри все сжимается от предчувствия. Что он скажет? Что я хочу услышать от него? Невозможность нашей ситуации запрещает мне даже раздумывать об этом. Наконец, он говорит:
— Я никогда не прощу себе недопонимания между нами, Розалинд, и смирюсь, если вы никогда не извините меня. Но я буду вечно благодарен за честь узнать вас немного ближе, чем другие, и видеть блеск вашего ума. Что бы ни случилось.
Я выхожу из лазурного Средиземного моря и подставляю лицо последним лучам дневного солнца, позволяя им высушить мою кожу. Десять дней, проведенных в Кальви, пролетели в восхитительном вихре: походы, купания, смех и яркое солнце. Хотя наш разговор с Жаком был кратким, он вернул мне спокойствие, которое, надеюсь, останется со мной и после отпуска. Может быть, я неверно толковала его предыдущие попытки встретиться со мной вне лаборатории? При таком уважении и понимании я могла бы надолго задержаться в Париже, даже в Центральной химической лаборатории, где работа складывается так продуктивно, где я ощущаю поддержку и дружеское участие.
— Розалинд, иди к костру! — кричит Ален.
Порыв ветра с моря обдувает мою еще влажную кожу. По рукам, ногам и животу бегут мурашки — я впервые надела бикини в этой поездке — и я тороплюсь натянуть шорты и рубашку поверх мокрого купальника. Обернувшись полотенцем, я вешаю на правое плечо пляжную сумку и иду к пылающему костру, который мои друзья разожгли на пляже. Я расстилаю полотенце рядом с Колином и Аленом и беру бутылку вина, которую передают по кругу. Бургундское мгновенно согревает, я протягиваю вино Габриэлю, устроившемуся по другую сторону от меня. Мишель приносит свежий улов от местного рыбака, который удит чуть дальше по пляжу, и начинает готовить рыбу на огне. Я устраиваюсь поудобнее на полотенце, наблюдая закат и наслаждаясь научными дебатами chercheurs, моих товарищей.
Солнце стремительно падает за горизонт и быстрее, чем я ожидала, на пляже темнеет. Мы решаем не возвращаться в пансион на ужин. Хотя наш славный приют, отель «Ди Фанго», принадлежащий другу Адриенн, на глазах оправляется от военной разрухи, на вкусный ужин там рассчитывать не стоит. Вместо этого Мишель предлагает добыть еще рыбы, Ален соглашается купить несколько бутылок вина, а мы с Колином предлагаем зайти в пекарню и сырный магазин, которые заприметили сегодня, чтобы купить хлеба, сыра и фруктов. Если магазины еще открыты, конечно.
Когда мы возвращаемся с полными руками багетов, пакетом винограда и ароматных сыров, я замечаю, что от нашей компании осталось лишь четверо человек из восьми. Хотя Мишель, кажется, выполнил свой долг, доставив корзину со свежей рыбой и теперь его силуэт маячит рядом с Агнес, прогуливающейся по пляжу. Теперь ясно, где шестеро из нас — Агнес, Мишель, Колин, Габриэль, Ален и я — но это не все.
— Где Жак и Рэйчел? — спрашиваю я.
Ален смеется, а Габриэль чуть не прыскает только что выпитым вином.
— Сама как думаешь, где они могут быть? — спрашивает Габриэль.
Я пожимаю плечами. Мы с Колином прошли мимо них и не заметили? Я оглядываюсь на брата, он выглядит таким же озадаченным, как и я.
— Они вернулись в пансион, — говорит Ален. — Полагаю, чтобы насладиться своим номером в наше отсутствие.
— Своим номером? — я в недоумении. Я думала, что Жак и Ален поселились вместе. Во время поездки между Рейчел и Жаком начался роман? Поэтому Жак решил предложить мне мир? Чтобы смягчить мои боль и гнев?
Габриэль недоумевает:
— Розалинд, где ты была все это время? Жак и Рэйчел стали парой с первой недели ее работы в лаборатории.
— Он времени зря не теряет, — смеется Ален. — Как ты могла не замечать, Розалинд?
При этой мысли меня тошнит, но по их открытому, без обиняков разговору я понимаю, что они даже не догадываются, что в прошлом у нас с Жаком были отношения. Молча благодарю Бога, в которого я не верю.
Отсмеявшись на пару с Аленом, Габриэль говорит Колину:
— В этом вся Розалинд! Гений в вопросах атома, но ничего не знает о жизни.
Я задумываюсь. Рэйчел приступила к работе в лаборатории сразу после Нового года. Наше последнее свидание с Жаком было через неделю после этого.
Какая же я дурочка.
Часть вторая
Глава пятнадцатая
Как бы мне хотелось, чтобы Стрэнд больше походил на парижские улицы близ Сены, — думаю я, идя по оживленному проспекту к своей новой лаборатории в Королевском колледже. Гул машин и скрип трамваев оглушают так, что хочется прикрыть уши. Я притормаживаю, задумываясь о том, что могла бы увидеть Темзу, пойди я к новым корпусам другим маршрутом — северный фасад смотрит на реку. Но тогда мне пришлось бы обходить шестидесятифутовую воронку от бомбы, разорвавшейся во время войны на территории Королевского колледжа. Набережная все еще изуродована грудами щебня, пришлось бы пробираться среди строительной техники, возводящей новый департамент физики, частью которого является лаборатория биофизики. Нет, решаю я. Это только напомнит мне о том, что Лондон — совсем не Париж, о том, как здесь пусто и бесцветно без моих коллег chercheurs, без Витторио, Адриенн и, в какой-то степени, без Жака. Надеюсь, что хотя бы моя новая работа не окажется такой блеклой и пустой.