— Поминки? — переспрашивает Рэй, скорее растерянно, чем воодушевленно.
— Да, — говорю я. — Думаю, мы можем согласиться, что наши расчеты по форме «A» не дают однозначного подтверждения для спирали, верно?
— Верно. По крайней мере на этом этапе. И у меня ощущение, что мы навеки на нем застряли.
— Другое дело форма «В», которая представляет собой идеальную спираль, так?
— Абсолютно.
— Готов ли ты похоронить форму «А», по крайней мере в глазах ученых из Королевского колледжа? Или хотя бы на время отделаться от сторонников спиральной структуры для формы «A», чтобы мы могли сделать выводы без их навязчивых подсказок?
Он швыряет кипу бумаг на стол и восклицает:
— Еще как!
Бедняга, думаю я. Невзирая на то, что у него дома жена и маленькие дети, он неутомимо трудится над этой, кажется, неразрешимой задачей и всегда в хорошем настроении. Как мне повезло, что он мой ассистент, во многих смыслах.
Я пододвигаю к нему через лабораторный стол, заваленный бумагами с формулами, черновиками и рядами расчетов, записку, которую написала на карточке размером три на шесть дюймов. По краю идет черная траурная рамка — я нарисовала ее перьевой ручкой. На открытке я написала заупокойную речь: мы прощаемся с идеей о том, что форма «А» имеет какую-то еще структуру, кроме кристаллической.
В записке я объявляю о смерти «почившей в бозе спирали», сожалею о ее кончине «после продолжительной болезни». После этого я приглашаю всех на поминки, чтобы оплакать ее уход.
— Это гениально, Розалинд. Хотя, конечно, мы не можем утверждать наверняка, — присвистнув, говорит Рэй, дочитав записку, — но это едко.
— В этом и суть. Покончить с бесплодными догадками и беспрерывным оскорбительным давлением. Пусть оставят нас в покое, чтобы мы продолжили анализ без вмешательств, смогли тщательно и основательно изучить обе формы, прежде чем бросаться строить модели или делать необоснованные выводы. Таков и только таков истинно научный подход. Меня так учили — работать неутомимо и действовать осторожно.
Рэй очень медленно кивает. Обычно жизнерадостный, сейчас он выглядит непривычно хмуро и угрюмо.
— Вы понимаете, что Уилкинс взбесится?
Не слишком ли далеко я зашла? Из-за меня положение Рэя станет еще более затруднительным. Бедняга и так балансирует на грани, колеблясь между мной и Уилкинсом. И он еще не знает о моем предстоящем увольнении, которое поставит его в полную зависимость от Уилкинса.
Я отбираю у него карточку.
— Забудьте. Я увлеклась и повела себя так же глупо и несознательно, как несносный Сидс.
Рэй тянет карточку обратно.
— Нет, в этом что-то есть. Поминки — всего лишь академическая шутка, гораздо менее оскорбительная, чем то, что обычно устраивает Сидс. — Его лицо снова оживляется. — Вы немало вытерпели из-за его шуток, сплетен и Уилкинса. Ваша работа…
— Наша работа, — перебиваю я его. Каждая статья, которую мы публикуем по нашим исследованиям, будет содержать имя Рэя наравне с моим. Я твердо верю в то, что каждому нужно отдавать должное в полной мере, независимо от табели о рангах.
— Наша работа, — соглашается он, хотя знает, что большую часть признания получу я, потому что у него еще нет докторской степени, — достаточно долго подвергалась клевете со стороны Уилкинса как внутри лаборатории, так и за ее пределами. У нас есть результаты, — он указывает на горы расчетов на лабораторных столах и моем письменном столе, — ему давно пора перестать критиковать вас и вести себя так, словно этот проект принадлежит ему.
Я ошеломлена его поддержкой и силой эмоций. Приветливый Рэй обычно ко всему относится легко, но сейчас я вижу, насколько он серьезен и отважен. «И кто теперь Король Артур?» — с горечью думаю я. Я так привыкла защищаться сама — одна среди мужчин-ученых, без поддержки от семьи — что этот всплеск чувств очень трогает меня. Не успевая задуматься, я делаю то, на что решалась лишь пару раз в жизни. Я обнимаю Рэя.
Затем, смущенная и с пылающими щеками, говорю:
— Простите, Рэй. Просто, просто…
Видя мое замешательство, Рэй говорит:
— Не продолжайте. Я просто сказал правду, и мы оба это знаем, — он широко улыбается, указывая на мои покрасневшие щеки и говорит: — Не будем давать этому Сидсу повод называть вас Рози.
Глава тридцать четвертая
— Говорят, Кавендиш заполучил Полинга, — говорит Рэй, возвращаясь в лабораторию с двумя дымящимися чашками кофе — одна для него, вторая для меня. Они помогут нам пережить долгий послеобеденный марафон с цифрами. Если бы не Рэй, я бы не знала ни одной сплетни — ни про наш колледж, ни про то, что происходит за его пределами, особенно после ужасной реакции Уилкинса на мой маленький розыгрыш. Баррикады между нами с тех пор стали еще выше, а охрана границ строже.
— Я думала, Лайнусу Полингу запрещено покидать Америку. Кажется, из-за его политических взглядов, абсурд какой-то, — говорю я.
Рэндалл до сих пор не простил Полингу, что тот затребовал наши изображения ДНК, чтобы построить на их основе модель, как он это сделал с белком, а я все еще не простила Уилкинсу, что он сказал Полингу, будто я не собираюсь анализировать сделанные мною же снимки. «Ого», — думаю я. Как Рэндалл вскипятится из-за этой новости, настоящий переворот для Кембриджа.
— Как Кавендишу удалось обойти запрет и переманить его из Калифорнийского технологического?
— В Кавендише не сам Лайнус Полинг, а его сын Питер.
Я откидываюсь к спинке кресла, сую за ухо карандаш. Интересные дела, могу представить, как ученые Кавендиша — особенно Крик и Уотсон — в восторге чокаются кружками, заполучив сына. Готова поспорить, что Крик и Уотсон планируют использовать сына, чтобы получать информацию от отца, которого они обожествляют за успехи в построении моделей. Но я никогда не выскажу вслух такое предположение. По крайней мере, без доказательств.
— Что он изучает? — спрашиваю я вместо этого.
— Точно не знаю, тем более сегодня границы между дисциплинами стираются. Слышал, он будет учиться у Кендрю. Так что, предполагаю, молекулярную биологию?
— Как вы узнали об этом?
Рэй делает глоток кофе:
— Как обычно.
— В пабе?
— Да, но совершенно забыл об этом, пока не услышал сейчас, как Уилкинс и один из его приятелей обсуждали этого новенького Полинга у кофейной стойки. Подумал, вас это может заинтересовать.
— Спасибо, Рэй, — тихо говорю я. Порой мне кажется, что он единственный, кто на самом деле на моей стороне. Да, есть еще дружба с Фридой, но она никак не вовлечена в наш конфликт с Уилкинсом, она просто заведует фотолабораторией, где тот почти не появляется.
Рэй подносит чашку ко рту и замирает. Он раздумывает, не рассказать ли мне еще о чем-то? Что там еще?
— Вы знаете, что Уилкинс часто ездит на выходные в Кембридж? Он подружился с Криком и его женой Одиль, и останавливается либо у них в доме, либо у Уотсона. Они часами сидят в своем любимом кембриджском пабе «Игл».
— Не удивлена, — говорю я, недоумевая, почему Рэй колебался, стоит ли рассказывать мне об этом. Я уже давно заметила, насколько Уилкинс сблизился с Криком, правда, не догадывалась, что он даже останавливается в его доме.
— Кажется, Уилкинс познакомился и с этим Питером Полингом, потому что тот часто по воскресеньям приходит к Крикам на обед, за компанию с Уотсоном.
«Ага, — думаю я. — Их интерес к Полингу именно таков, как я и подозревала». Они пытаются выведать информацию о работе Полинга-старшего по созданию молекулярных моделей и его выводах о спиралях. Но зачем? Брэгг, глава Кавендиша, запретил им работать над ДНК. Но я не произношу этого вслух. Не все догадки можно озвучивать, даже один на один с Рэем. Вместо этого я говорю:
— Какая пестрая компания. Мне жаль жену Крика.
— Я подслушал, как Уилкинс говорил, что они надеются все вместе убедить Брэгга отменить свой запрет на исследования ДНК, — продолжает Рэй.
Я вжимаюсь в кресло, придавленная этой новостью.
Ощущение, что Уилкинс и его соратники дышат мне в затылок, я почти ощущаю их руки на моей спине, подталкивающие меня ввязаться в гонку, в которую я никогда не хотела вступать. Или вовсе выталкивающие меня на обочину. Не могу дождаться, когда покину это отвратительное место. Если бы я не была так близка к завершению своего проекта и, если бы не знала, что мое время в Королевском колледже подходит к концу, я бы вышла за двери прямо сегодня. Но я в первую очередь исследовательница.
Рэй смотрит на меня. Я вижу его печальные, полные сочувствия глаза, и понимаю, что должна рассказать ему о своих планах. Он был надежным ассистентом и верным другом, ему надо узнать о моем уходе, чтобы он мог подготовиться. Но у меня внутри все сжимается при мысли о том, что я, без сомнения, подведу его.
— Рэй, мне нужно вам кое-что сказать.
— Что? — он широко и доверчиво распахивает глаза, мне трудно продолжать.
Я заставляю себя продолжить:
— Я ухожу из Королевского колледжа. Я собираюсь работать в Биркбеке под руководством Бернала.
Он огорченно вздыхает. Боже, обычно я хорошо владею собой, но это разбивает мне сердце. Как я могу подвести Рэя, когда он столько раз защищал меня?
Мы молчим, время тянется.
— Все настолько плохо здесь? — спрашивает он дрожащим голосом.
— Я бы давно ушла, если бы не вы. Ваша поддержка — как ученого и как друга — единственное, что помогло мне продержаться здесь почти два года. Мне очень жаль расставаться с вами.
— Ох, Розалинд, — он опускается в ближайшее кресло.
— Я знаю, что попытки защитить меня не добавили вам популярности…
— Пожалуйста, не переживайте об этом. Правда на вашей стороне, и я не мог не защищать вас.
— Рэй, вы слишком добры, — я качаю головой. — Иногда я задумываюсь, как все так далеко зашло с Уилкинсом?
— Порой мне кажется, что все началось из-за безответных чувств со стороны Уилкинса, — слабо улыбаясь говорит Рэй.