и Кавендиш.
Между тем, мы с Рэем начинаем строить модели. Располагая обширными данными по обеим формам и взглянув на всю картину с высоты птичьего полета, я вижу, что обе формы, А и В, действительно являются двухцепочечными спиралями. Этот вывод дался огромным трудом, и мы переходим к заключительному этапу — конструированию пар оснований ДНК: аденина, цитозина, гуанина и тимина, и выясняем, какие пары вписываются в определенный мною диаметр спирали. Разместив фосфатный остов снаружи, а основания внутри, я надеюсь увидеть возникающий узор, раскрыть секрет репликации и передачи признаков. Я почти у цели; решение маячит на периферии зрения и сознания. Мне нужно лишь продолжать работу, посвятить ей еще немного времени, и ответы на вопросы о функционировании пар придут. Дух захватывает от мысли, что секрет жизни почти в моих руках.
К большому разочарованию мамы и папы, настойчиво желавших увидеться со мной, единственный перерыв в работе, который я себе позволяю, — это встреча с Адриенн, которая приехала в Лондон с кратким визитом для презентации. Я ухожу с работы неприлично рано, чтобы выпить с ней чаю в отеле «Сент-Эрмин». Заскакиваю домой надеть одно из модных платьев, которые я так редко ношу. Открыв шкаф, смотрю на четыре ярких наряда: какими покинутыми они выглядят. Когда я в последний раз носила что-то, кроме белых блузок, темных юбок и лабораторных халатов? Кажется, на праздничном ужине в честь Хануки в декабре? Так много времени прошло, что и не вспомнить точно.
Надев нарядное платье, расчесав волосы и заколов их по бокам, я пудрю нос и наношу красную помаду на обычно ненакрашенные губы. Смотрю на себя в зеркало. Как я исхудала. Давно ли я выгляжу такой истощенной и уставшей? И темные круги под глазами будто углем нарисованы. Надо позвонить Урсуле — пусть посоветует косметику, чтобы их замаскировать.
Тем не менее я готова встретиться со своей наставницей. Как бы я хотела, чтобы она жила в Лондоне. Может, ее мудрые и спокойные советы не дали бы мне оказаться в том бедственном положении, в которое я попала в Королевском колледже? Хотя Энн, Витторио и Урсула — и даже Колин с женой — все выслушивают меня и сочувствуют, но сильная, направляющая рука моей наставницы, знающей игроков и институты, а также представляющей невыносимость моего положения, была бы бесценной.
Я выхожу из такси, портье открывает дверь, я в холле отеля «Сент-Эрмин». Хотя он и не так роскошен, как «Савой», где семья Франклинов частенько проводит семейные чаепития, это симпатичное место с богатой историей. Я замечаю Адриенн в лобби за уютным столиком на двоих у мраморного камина.
Мы обнимаемся, радуясь на нашей долгожданной встрече. Когда мы устраиваемся в креслах, меня вдруг охватывает робость, я не решаюсь говорить о последних событиях в гонке за ДНК. Что подумает Адриенн? Ведь ей-то удалось за многие десятилетия карьеры избежать грубости и обид. Может, я сама сделала что-то не так, совершила какой-то неверный шаг, который привел к непреодолимой вражде с Уилкинсом и учеными из Кавендиша? Я опасаюсь, что тоже невольно способствовала этой гонке за ДНК.
Вместо этого на французском, который я уже подзабыла, я беседую об Адриенн и ее дочери. Когда этот разговор утихает, я с необычайной ловкостью меняю тему на Париж и политику, искусство и оперу — все что угодно, кроме Королевского колледжа и ДНК.
— Вы думаете, я не заметила, что вы говорите обо всем, кроме себя? — спрашивает она. — Как ваша семья?
— Они в порядке. Все так же.
— Вы имеете в виду их отношение к вам?
— Да. Они по-прежнему не понимают моей преданности науке и беспокоятся из-за того, что я слишком много тружусь.
Она смеется.
— Как продвигается ваша научная работа?
Я вздыхаю и словно теряю внутреннюю опору. Я вложила всю энергию в то, чтобы сохранить лицо перед Адриенн, но сейчас, когда она спросила напрямую, я сдуваюсь, как воздушный шар.
— С чего начать?
— Может, с того, на чем мы остановились в прошлый раз? Вы были в Париже в декабре, год назад, а с тех пор ваши краткие письма наверняка не могли передать всю картину.
Париж. Упоминание об этом месте вызывает у меня странную смесь радости и отчаяния. Дружелюбие labo, уважение коллег — и мужчин, и женщин; принятие — осмелюсь сказать, даже чествование меня как личности, со всей моей странностью и прямолинейностью, и, конечно, сам город. Как снова оказаться в столь подходящей мне атмосфере? Будь проклят Жак Меринг. Будь проклята я за свою глупую доверчивость, за то, что влюбилась в него, а потом пожертвовала этой обстановкой, когда он устал от меня и мне стало неуютно в его присутствии.
Слезы набегают на глаза, но я отгоняю их волной гнева, начиная рассказывать об Уилкинсе, Уотсоне, Крике и несправедливости этой глупой гонки. Когда я заканчиваю, Адриенн спрашивает:
— Я вижу, насколько эти поиски захватили вас, и пусть вы столкнулись с ужасной ситуацией — худшей, о которой я когда-либо слышала, но вы ищете ответ на одну из центральных научных загадок. Это Святой Грааль для многих.
Меня удивляет, что она упоминает христианскую легенду, хотя полагаю, что рассказы о Короле Артуре значимы не только для христиан.
— Но это не мой Святой Грааль, Адриенн. Да, были моменты, когда важность этого исследования захватывала меня. Да, были мгновения, когда я представляла, как раскрываю секреты ДНК и получаю признание за этот проект, особенно когда я была так близка к цели. Мне нужно несколько недель, максимум два-три месяца, чтобы разгадать структуру ДНК. Но…
Адриенн, с элегантностью, свойственной француженке, перебивает меня.
— Но вы должны уйти…
— Да, — говорю я. — Я два года работала не покладая рук, в основном в одиночку, меня поддерживал лишь один, но замечательный и преданный помощник, а некоторые коллеги сплетничали про меня между собой и клеветали публично. А теперь на мои исследования посягают те, кто сами назначили себя моими врагами. Они хотят сократить себе путь к открытию и построить модель, используя не свои независимые исследования, а мои с таким трудом добытые данные — мои рентгенокристаллографические изображения, а также все измерения, которые я собрала и включила в отчет Совета по медицинским исследованиям. Я не могу больше участвовать в этом безумии, даже если это означает, что я уйду, не закончив работу полностью. Не завершив свою модель ДНК.
— Я вижу, как это сказывается на вас, моя дорогая Розалинд, — на вашем взгляде, на вашем весе, вашем духе, — она легко касается моей руки. — Но мне не нравится, что ваша жертва останется напрасной. Вы вложили всю себя в эту работу. Может, не стоит уходить до окончания гонки?
— Мне предложили другую работу — исследовать вирусы в Биркбеке под руководством Бернала. Я не надеюсь, что там будет как в labo, я знаю: Лондон — не Париж. И мне придется распрощаться с новенькой, блестящей, ультрасовременной лабораторией Королевского колледжа ради собранной с миру по нитке лаборатории в обычном жилом доме. Но там я смогу качественно и достойно делать свое дело в компании ученых, которые не считают меня отвратительной. И я восхищаюсь позицией Бернала, который считает, что наука должна служить первичным нуждам человечества, таким как здоровье и справедливость, даже если он так думает из-за своих марксистских убеждений. И поскольку я уже перенесла дату выхода в Биркбек на три месяца, я не могу откладывать дальше, рискуя потерять эту возможность.
— Кажется, у вас нет выбора, дорогая, — ласково говорит Адриенн и обнимает меня.
— Возможно, это мой последний и лучший шанс захватить еще немного того, что у меня было в Париже, — шепчу я в ее объятиях.
Глава сорок первая
— Чему вы, черт подери радуетесь? Это ведь не наша лаборатория ухватила удачу за хвост! — голос Рэндалла гремит по коридору, и вся наша группа вздрагивает из-за этой вспышки гнева. Обычно Рэндалл придерживается спокойного и дружелюбного стиля общения. Марианн, Фреда и Алек тут же скрывают недоумение, а вот Рэю сложнее дается сделать вид, будто не происходит ничего особенного. Все обеспокоены. Что случилось?
Мы собрались около офиса Рэндалла, чтобы отправиться на мой прощальный обед. Обычно такие мероприятия проходят в университетской столовой, но ради меня наш начальник зарезервировал стол в «Симпсонс ин зе Стрэнд», одном из старейших ресторанов Лондона, где даже сегодня, когда еда по карточкам, умудряются подавать великолепное жаркое. Милый и неожиданный жест в честь моего последнего дня в Королевском колледже.
В офисе Рэндалла слышны шаги, а мы притворяемся, будто увлеченно беседуем о необычайно теплой погоде, установившейся в эти дни. Сложно не заметить, насколько все удивляются, когда из офиса Рэндалла выходит Уилкинс. Так это на него кричал начальник? Можно было бы ожидать, что Уилкинс будет выглядеть огорченным, но нет — он улыбается.
— Рад видеть вас всех здесь. Это сэкономит мне кучу времени — можно поделиться новостью со всеми разом. Одним выстрелом одного зайца или как там говорится, — слишком уж лучезарно улыбается Уилкинс.
Рэю как-то удается отрешиться от странности этой ситуации и изобразить ответную улыбку. Видимо, натренировался за долгие вечера в пабе, когда он слушал и притворялся.
— Рад видеть вас, Морис. Что же это за новость?
— Вчера после обеда я был в Кавендише. Кендрю позвонил мне и сказал, что я должен примчаться следующим поездом и увидеть, что придумали Крик и Уотсон.
Кендрю вызвал только Уилкинса, чтобы показать работу Крика и Уотсона? В последний раз меня он тоже посчитал нужным позвать. У меня внутри все сжимается при воспоминании о том визите в Кавендиш, кажется, будто комната раскачивается. Неужели он скажет то, чего я так боюсь? Те самые слова, что разгневают и разочаруют меня? Не могу представить другого повода, который мог бы привести Рэндалла в такую ярость, но и не верится, что это возможно.