– Мы не позволяли тебе приходить сюда, – шипит Алекто, и я растерянно приподнимаю голову и обнаруживаю трех фурий, что отвернулись от меня, образовав своими спинами стену между мной и пещерой. Они обращались не ко мне.
– Мне не нужно ваше разрешение, Алекто, – долетает до ниши спокойный голос. – Это мое царство.
Кровь стынет в моих жилах.
«Он тот, кого ты любишь? Или это она разбила тебе сердце?»
Это он. Аид. Он здесь.
– Эреб принадлежит нам, – напоминает Тисифона. – Вы согласились с этим. Вы подписали трактат. Вы остаетесь на своей территории, а мы – на своей. И сейчас мы на нашей.
– Я хочу увидеть девушку, которую вы забрали с берегов Стикса.
– Мы первыми нашли ее.
– Мегера, – предостерегающе произносит Аид. – Спустите ее вниз. Или я поднимусь наверх сам.
– Сделаете это и нарушите трактат. Вы знаете, что это значит.
– Вы уже нарушили его, принеся ее сюда. Вы знаете, что это значит.
Я хватаю сверток с тряпками, который мне протягивала Мегера, и разворачиваю его. Обнаружив отверстия для головы и для рук, натягиваю на себя. Одеяние скользит по моему телу – черная версия накидки, что я носила во сне, в которую была одета сивилла, – ниспадает до самых пят. Я стягиваю джинсы и отшвыриваю их в угол. Нахожу изодранные остатки своего свитера и накидываю их на себя, как кардиган, прикрывая пораженную молнией руку. Приглаживаю волосы и вытираю слезы со щек.
– Давай узнаем, желает ли она говорить с тобой, – отзывается Алекто, оглядываясь через плечо. – Хочешь ли ты пообщаться с тем, кто называет это царство своим? – спрашивает она.
Я качаю головой. Нет, если могу избежать этого.
– Она не хочет, – передают фурии владыке Загробного мира.
– Да будет так, – провозглашает он.
У меня перехватывает дыхание, когда он возникает между мной и фуриями, что стоят спиной. Он выше, чем я помню, его плечи еще шире, а тени колышутся вокруг него, словно клубы дыма.
Сестры оборачиваются и раздраженно шипят; змеи, чешуя и перья встают дыбом, но фурии не нападают на него и даже не пытаются снова перегородить ему путь. Вместо этого они наблюдают, злятся, что он бросил им вызов, но не хотят или не имеют возможности что-либо предпринять.
Бог поворачивается лицом ко мне.
– Здравствуй, – произносит он холодно и безразлично, словно я просто девушка, которую унесли с берегов Стикса, словно мы никогда раньше не встречались. Во рту все пересыхает, а сердце гулко колотится о грудную клетку.
Фурии позади него стоят в ожидании, их черные глаза настороженно наблюдают за происходящим. По сравнению с ними владыка Загробного мира выглядит довольно обычно.
Вблизи и без маски, скрывающей половину его лица, бога красавцем не назовешь. Его кожа белая, чуть ли не прозрачная – почти болезненный цвет лица того, кто избегает солнечных лучей, что, в общем-то, неудивительно, учитывая, кем и чем он является. Аид гораздо больше похож на человека, чем Гермес, хотя красавцем его не назовешь. Густые насупленные брови нависают над бездушными глазами, которым сейчас не хватает отблесков праздничного костра, что придали бы им мягкости и теплоты. Нос слегка смещен влево, как будто его ломали и вправляли как минимум один раз. Его угловатое лицо обрамляют спутанные темные волосы, такие же дикие и необузданные, как и тени, опоясывающие его по бокам, торчащие из его одежды, словно часть наряда. Тени – единственное, что привлекает во внешности Аида.
Почти единственное. Мой взгляд падает на его губы, в этот раз без яркой краски, и я отвожу глаза. Его рот бессовестно прекрасен. Он не имеет права быть таким.
– Как ты здесь оказалась? – спрашивает он, глядя куда-то поверх моей головы.
Я с трудом выравниваю свое дыхание, чтобы ответить:
– Сорвала цветок и очутилась в Стиксе. – Бог, нахмурившись, обращает ко мне свой взор, и я нахожу завядший нарцисс и протягиваю ему. – Я не хотела здесь оказаться, – добавляю для убедительности.
Неясное выражение мелькает на лице Аида, и чуть приподнятая рука опускается.
– Что ж, тебе больше нет нужды терпеть неудобства в моем мире. – Он отворачивается, протянув мне руку. – Идем.
Меня раздражает его тон. В каждом слове бога чувствуется сила, как будто он привык к тому, что все вокруг него должно меняться лишь по его велению. У меня вдруг возникает извращенное желание сказать ему, что я сама найду способ вернуться домой, поблагодарить за оказанную услугу, а после посмотреть, как он на это отреагирует, но в последнюю секунду я сдерживаю свой порыв, прикусив губу.
Когда я наклоняюсь к нему, Аид качает головой.
– Нет, – выдыхает он.
Я замираю.
– Нет?
Он поворачивается ко мне лицом.
– Ответ на вопрос, который ты хотела задать. Нет.
Я моргаю, сбитая с толку.
– Не понимаю, о чем ты. Я не думала ни о каких вопросах.
– Я тебя умоляю. – Он устремляет на меня свой темный взор и кривит губы. – Ты хочешь узнать, можно ли вернуть твою подругу.
– Нет, не хочу.
– Только за этим люди и приходят сюда. – Аид горько и понимающе улыбается. – Не стоит притворяться.
Связываться с бессмертными себе дороже. У нас просто нет достаточной выдержки и стойкости для этого. Я и в самом деле дрожу, потому что правда о том, кем и чем он является, ужасает.
Но теперь я еще и разозлилась.
Его заносчивость – каждого из них – поджигает фитиль моей злости. Не утруждай себя ответами на мои молитвы, не трудись помогать, когда я действительно нуждаюсь в твоей помощи, когда мое сердце разбивается на части, а я не могу ни есть, ни спать, ни перестать плакать. Когда одиночество становится настолько невыносимым, что хочется умереть. Не приходи ко мне в те моменты. Явись ко мне, когда тебе захочется, когда я окажусь по другую сторону мира, и сделай главной злодейкой.
Неужели Аид и правда думает, что я отчаянно хочу вернуть прошлое: приходить в школу в понедельник и смотреть, как Бри и Али держатся за руки под партой, а его большой палец вычерчивает круги на ладони, как когда-то поглаживал мою. Неужели он думает, что я хочу задерживаться после звонка, притворяясь, что мне нужно поговорить с мистером Мак-Кинноном, лишь бы не возвращаться домой, плетясь за этими двумя и замирая на месте каждый раз, когда они начинают целоваться, чтобы не проходить мимо. Неужели он думает, что я желаю жить в таком крошечном месте, где никогда, никогда не смогу избежать встречи с ними? Меньшее, самое меньшее, что Аид мог бы сделать, – это дождаться моих слов, которые я сказала бы вслух, прежде чем называть меня лгуньей. Меньшее, что он мог бы сделать, – это позволить мне сказать.
Его наглость поражает меня, и мои руки сжимаются в кулаки.
– Хватит, – отчеканиваю я.
Тени, обступающие бога, незаметно двинулись в мою сторону, но замирают, повиснув в воздухе. Его глаза расширяются, и в них мелькает удивление, когда Аид встречает мой взгляд, – он явно не ожидал, что я способна спорить с ним. Что ж, не так уж хороши его способности в телепатии.
– Хватит читать мои мысли и думать, будто знаешь, чего я хочу, – продолжаю я.
Он вздергивает одну бровь, и это только раздражает меня, потому что я так не умею. У Бри получалось это; но я, как бы сильно ни старалась, никогда не могла повторить.
– Я не читал твои мысли, – сообщает бог. – Слышал, как ты звала ее тогда на острове. Видел, как ты смотрела на нее. И как я уже сказал, есть лишь один вопрос, который задают люди, попадая сюда. Ты хочешь знать, могу ли я вернуть Бри к жизни. И мой ответ «нет».
Живот скручивается в узел, когда из уст Аида слетает ее имя.
– Я не по собственному желанию попала сюда, – огрызаюсь я. Его губы сжимаются, но я продолжаю прежде, чем бог успевает меня перебить. – Но знаешь что, если бы я пришла сюда за ней, это была бы твоя вина.
Фурии за спиной Аида переглядываются, и Аид впервые выглядит озадаченным, глядя на меня.
– И в чем же именно я виноват? – интересуется он, четко выговаривая каждое слово.
– На Тесмофории. Когда мы… – Я резко замолкаю, заметив выражение абсолютного ужаса на его лице. Воспользовавшись заминкой, Аид качает головой, едва заметное движение, которого хватает, чтобы я поняла, что он не хочет, чтобы я заканчивала мысль, чтобы рассказывала вслух о случившемся на празднике. От обиды у меня по груди и спине разливается тепло, а ребра сдавливают легкие.
Он смотрит мне прямо в глаза, когда произносит:
– Уверяю тебя, что случившееся с Бри не имеет к тебе никакого отношения. – Он дарит мне еще одну вежливую, натянутую улыбку.
Горло сдавливает от унижения, а глаза щиплет от слез. Он стыдится того, что поцеловал меня. Сожалеет об этом и не хочет, чтобы фурии знали. Он смущен этим. Мной.
Черта с два я буду плакать перед ним. Но из левого глаза стекает предательская слеза.
– Оставьте нас. – Аид поворачивается к фуриям, чьи рты сложились в идеальную «О», а удивленные взгляды перескакивают с меня на бога и обратно. – Сейчас же.
Я жду, что они откажутся подчиняться его приказу и не покинут свой собственный дом, но сестры смотрят друг на друга, а затем Мегера и Тисифона синхронно, слегка насмешливо, салютуют и отступают назад, расправив крылья и растворяясь в воздухе. Алекто подмигивает мне, прежде чем последовать за ними, и я удивляюсь тому, что подмигивание фурии может меня приободрить. Еще несколько минут назад она была самым пугающим существом в мире, а теперь у меня нет друга ближе. Я утираю лицо изорванным рукавом.
Аид вновь смотрит на меня, тени сгрудились вокруг него.
– Ты должна понимать, что есть правила, – говорит он угрожающе мягким голосом. – Я не могу исправить того, что было сделано. Ни для кого.
– Я не просила ничего исправлять, – цежу сквозь стиснутые зубы.
Его глаза встречаются с моими.
– Значит, ты не хочешь, чтобы она вернулась?
«Да. Нет. Я не знаю».
Он приподнимает брови, ожидая ответа, и сжимает свои прекрасные губы, отчего мой взгляд устремляется на них.