– Нам пришлось, – отвечает Алекто, ее перья опущены, а в глазах – безысходность.
– Почему? Почему вам пришлось?
– Потому что мы хотели, чтобы ты выбрала нас, – говорит Мегера. – Потому что мы хотели тебя. Не только из-за твоих сил и того, что они могут значить. Мы хотели тебя.
Ох. Это признание вышибает воздух из моих легких, но я не могу позволить себе ей поверить. Несмотря на это, мой голос мягок, когда я говорю:
– Мегера, сколько раз я должна повторить вам, что я не фурия.
– Но ты могла бы ею стать, – улыбается она. – Посмотри на себя. В тебе есть тьма. Крылья, клыки и когти. Ты похожа на нас, как мы и говорили. Было бы так просто присоединиться к нам. Ты слеплена из того же теста, что и мы.
– Возможно, но я слеплена и из других вещей, которые вам не по душе.
– Мы могли бы смириться с этим, – говорит Алекто. – Не так ли? – Она смотрит на сестер, и те неуверенно кивают.
Я качаю головой.
– Это не сработает.
– Значит, ты выбираешь его, а не нас, – шипит Мегера.
– Я выбираю себя.
Алекто и Тисифона опускают взгляд, но Мегера продолжает смотреть на меня. И я уважаю ее за это. Это напоминает мне о Бри.
– Вам не следовало уничтожать мой сад, – сообщаю я. – И вам стоило с самого начала поведать мне о том, почему вы хотите, чтобы я осталась с вами. Выложить все начистоту и позволить мне решать самой.
– Это бы что-то изменило? – спрашивает Тисифона. – Если бы мы так поступили?
Я качаю головой.
– Вероятно, нет.
– Тогда стоило рискнуть, – упрямо заявляет Мегера. Затем вздыхает – странный, человеческий звук. – Но этого было недостаточно.
– Да, – соглашаюсь я. – И я запрещаю вам делать так снова. На этот раз я прощаю вас. Но, если вы снова соврете мне или попытаетесь обмануть, я вам этого не прощу.
Мегера наклоняет голову.
– И что ты собираешься делать теперь, когда выбрала себя? – интересуется она.
– Ты можешь остаться здесь, – сразу же предлагает Алекто. – С нами. Мы не против твоих отличий.
– Это мило, но я знаю, где должна быть. И это место не здесь.
– Тогда навещай нас иногда. – Алекто тянется и оставляет поцелуй на моей щеке, а я поворачиваюсь и целую ее в ответ, отчего фурия радостно щебечет.
Я расправляю крылья, чтобы взлететь, когда Мегера зовет меня по имени, и я перевожу на нее взгляд.
– Ты же понимаешь, что мы окажемся по разные стороны. Если ты присоединишься к олимпийцам.
Я ожидала подобного.
– Вы станете моими врагами? – спрашиваю я.
Все трое качают головами.
– Нет. Но мы будем делать то, что хотим, и вы будете делать то, что нужно вам. И мы не будем снисходительны к тебе только потому, что любим.
Я улыбаюсь.
– Взаимно.
Посев
После красот моего ныне разрушенного сада и свирепой яркости Острова суровость дворца Аида особенно бросается в глаза, и я задаюсь вопросом, как отреагирует бог, когда я засажу его земли цветами. Стоило захватить для него солнцезащитные очки из моего мира. Мира смертных.
Я уже собираюсь перелететь через стены, как замечаю большие деревянные врата, которые не видела, когда пролетала мимо с фуриями. Похоже, они сделаны из того же дерева, что и двери во дворец и в мой сад. Я приземляюсь перед ними и стучу.
Они бесшумно открываются. Но не сами по себе, как мне кажется поначалу, а управляемые тенями. И, в отличие от теней Аида, следующих за ним по пятам, как инфернальная свита, они мягкие и округлые, словно струйки дыма.
– Здравствуйте, – говорю я.
– Госпожа, – отвечает тень, склоняясь в глубоком поклоне.
– Аид дома? – спрашиваю я и чувствую себя ребенком.
Тень протягивает руку, жестом указывая на двери дворца, что я воспринимаю как «да».
Я на полпути к дверям, когда они открываются, и другая тень ожидает меня в проходе.
– Добро пожаловать, госпожа, – произносит она, отступая в сторону.
И я вхожу в дом Аида.
Он без окон и освещается свечами, расставленными на расстоянии нескольких футов друг от друга в отполированных до зеркального блеска канделябрах. Двойная лестница опутывает внешнюю часть комнаты, которая заканчивается вычурным балконом из кованого железа, а свечи следуют за ее изгибами. В верхней и нижней частях лестницы есть множество закрытых дверей, сделанных все из того же темного дерева, что и входная. Чуть дальше находится еще одна дверь, но и она тоже закрыта.
Пол, лестница и стены выложены из черного, отполированного до блеска камня с вкраплениями белого и серого кварца, что вселяет в меня опасения. Это пол, по которому дети с восторгом катались бы на коленях, радуясь скорости, которую могут развить. Это пол, на котором запросто сломаешь шею, если не будешь достаточно осторожен.
– Где он? – спрашиваю я.
– Где-то здесь, госпожа, – отвечает тень.
– Значит, мне подождать, пока он придет?
– Как вам будет угодно. – Тень закрывает дверь и растворяется.
Около минуты я честно пытаюсь ждать, но затем любопытство берет верх.
Сначала я вхожу в левую дверь, но ни в одной из комнат нет никаких признаков его присутствия. Большинство из них бесхозные, с голым полом и голыми стенами, освещенные одними только свечами, но одна комната, похоже, оказывается кабинетом, заваленным бумагой и ручками – ручками, – расположенными параллельно друг другу и на одинаковом расстоянии. Меня забавляет мысль о том, что у бога есть ручки, что они ему вообще нужны. Все здесь выглядит очень аккуратно, но именно этого я и ожидала. Это выставляет его человеком, который прячется за уборкой, чтобы успокоиться. Должно быть, я сильно его разозлила.
Я покидаю его кабинет и возвращаюсь в холл, затем поднимаюсь по левой лестнице, скользя рукой по прохладному камню. Я нахожу все больше и больше пустых комнат. В чем смысл возводить что-то настолько большое и просторное, если не планируешь обставить мебелью? Отсутствие окон угнетает, и я делаю в своей голове пометку изменить это.
Во втором крыле я обнаруживаю его спальню, краем глаза заметив, что она напоминает скорее номер в дешевом мотеле: с односпальной кроватью, тумбой рядом и крошечным платяным шкафом напротив. Но дальше я не лезу. Мне не понравилось, когда Гермес разглядывал мои вещи, поэтому и я не собираюсь лезть к Аиду.
Когда возвращаюсь в холл, планируя осмотреть нижний этаж и проверить, соответствует ли кухня Аида моим представлениям о ней, я с удивлением замечаю Гермеса, стоящего в центре.
Он поднимает взгляд, увидев меня, и улыбается.
– Ага, вот и она.
– Вот и я, – отзываюсь я, облокачиваясь на балкон.
– Добро пожаловать домой. – Он кланяется.
Гермес выглядит как бог: изящное, словно выточенное из камня лицо, серебристая кожа – воплощение красоты и силы.
Я спускаюсь по лестнице, останавливаясь в трех ступенях от пола, чтобы мы оказались на одном уровне.
– Ты считаешь меня идиоткой?
Гермес хмурится, и это редкое явление, потому что он улыбается всегда. Это заставляет его выглядеть старше.
– Почему я должен так думать?
– Потому что я предпочла это место миру смертных. За этими стенами найдется по меньшей мере миллиард теней, которые отдали бы все на свете, лишь бы вернуться в мир, от которого отказалась я.
– Тогда почему ты отказалась?
– Потому что мне там не место. Больше нет. Как ты и сказал, трудно жить на два мира. Не принадлежать ни одному из них. Было бы слишком тяжело пытаться быть частью обоих.
Гермес вздыхает.
– Мне не стоило так говорить. Я… завидовал, по правде говоря.
– Завидовал? Почему?
Он изящным движением отбрасывает волосы назад, в то время как Аид проводит рукой по волосам так, словно те смертельно его обидели.
– Ты действительно принадлежишь обоим мирам. В каждом из них у тебя есть семья. В каждом из них есть предназначение.
– Как и у тебя.
– Нет. Я – Посланник. Я существую только в промежуточном мире. У меня есть дядя в этом мире, который терпит меня за то, что я сопровождаю некоторых из его мертвецов, а в другом – отец, который хочет, чтобы я для него шпионил. Один из тех, за кем я должен шпионить, это Аид. Он не хочет подниматься туда, но и другим богам не позволит спуститься сюда, так что мне приходится рассказывать им, что Аид замышляет, если только он сам не решит отчитаться перед ними.
– А почему он должен? – спрашиваю я, удивляясь тому, как злит меня эта мысль. – Аид получил это место, вытянув короткую соломинку. Если остальные беспокоятся, пусть поменяются с ним местами или что-то в этом роде. Они не имеют права решать, что он может и не может здесь делать.
Гермес улыбается.
– Я абсолютно согласен. Но отчитываться все равно приходится мне, и мой дядя знает об этом, так что держит меня на расстоянии вытянутой руки. А другие не выносят никаких упоминаний о смерти или об этом месте, так что избегают меня при любой возможности.
– Тебе одиноко, – понимаю я.
Все эти маленькие намеки на горечь и печаль, скрытые под сияющими улыбками. Он одинок.
– Да пофиг, – отвечает он, как обычный смертный мальчишка.
Я двигаюсь к краю ступеньки и прижимаюсь к нему.
– Что ж, теперь здесь живу я, и я буду рада любому твоему визиту в любое время. И ты можешь остаться на ужин.
Гермес не говорит ни слова, но обнимает меня в ответ, замерев на несколько секунд, пока мы прижимаемся друг к другу. Затем он отстраняется плавным движением.
– Долг зовет, – сообщает он, глядя на меня сверху вниз со своей фирменной улыбкой. – Увидимся.
– Я не шучу насчет ужина, – напоминаю я, когда он идет через холл.
– Ты пожалеешь, что присоединилась к этой семейке, – говорит он.
– Я не присоединялась ни к какой семейке.
– Это пока, – кричит он через плечо, когда одна из теней открывает перед ним дверь. – Бывай, тетушка Кори.
Мои щеки пылают.
Когда Гермес уходит, я возвращаюсь к своему обследованию дворца. В одной из комнат обнаруживаю белый рояль с опущенной крышкой, и, когда я поднимаю ее и нажимаю на клавиши, раздается нестройный звук, словно инструмент расстроен давным-давно. Я нахожу комнату, которая, по всей видимости, является гостиной, с одним небольшим твердым стулом и одним столом.