[186]. Обо всем этом Тенишева высказывалась как о вещах, не заслуживающих внимания:
«Меня не тянуло выставлять и добиваться имени как портретистки – к тому же меня никогда не удовлетворяло то, что я делала. Взявшись за эмаль, я ревниво пряталась от всех и не признавалась никому»[187].
Найдя объект своей настоящей страсти – художественную эмаль, княгиня посвятила себя ей без остатка и добилась настоящих высот в этом искусстве. Только в эмиграции в Париже, отойдя от благотворительных проектов, отнимавших огромное количество сил и времени, она выстроила при собственном доме полноценно оснащенную для этих занятий мастерскую.
В эмальерном искусстве княгиня добилась серьезных успехов, которые высоко оценил главный парижский ювелир эпохи Рене Лалик[188]. В 1916 году в Московском археологическом институте Тенишева защитила докторскую диссертацию на тему «Эмаль и инкрустация», в которой не только раскрыла технические стороны современной эмали, но и описала историческое происхождение некоторых специфических техник и атрибутировала так называемую римскую эмаль[189].
Уехав из России после революции 1905 года, Тенишева со Святополк-Четвертинской снова вернулись в Россию спустя три года. Основное время подруги жили в имении Талашкино, а зиму 1915–1916 годов провели в Москве. Весной 1919 года Тенишева уехала из России навсегда. Умерла княгиня в западном пригороде Парижа Сен-Клу в 1928 году.
Софья Кувшинникова
Художница-пейзажистка Софья Петровна Кувшинникова (1847–1907)[190] значительно более известна как представительница московской богемы последней трети XIX века, вошедшая в историю искусства скорее как прототип героини чеховского рассказа «Попрыгунья»[191].
Переключение фокуса внимания с ее творчества на ее образ жизни весьма любопытно. Этот фокус подсвечивает патриархальную оптику рубежа веков: во-первых, нарушение общественных устоев женщиной порицается в обществе значительно строже, чем мужчиной. Оттого чеховский герой художник Рябовский (как и его реальный прототип Исаак Левитан) не подвергается осуждению за то, что вступает в отношения с замужней женщиной. Главной героиней произведения, главным отрицательным персонажем и собственно носительницей имени нарицательного «попрыгунья» становится именно женщина. То есть ответственность за отношения общественное мнение перекладывает на нее.
Во-вторых, сам фокус внимания Чехова на героине, личность которой выражается через отношения с мужчинами, а не через отношение к профессии, например, подчеркивает традиционные взгляды даже самой просвещенной части российского общества на женскую социальную роль.
Таким образом, Софья Кувшинникова – единственная в нашей книге женщина-художница, которая вела в императорской России по-настоящему богемный образ жизни и открыто нарушала общественную норму, не своими работами, но поведением.
Кувшинникова родилась в семье крупного чиновника П. Н. Сафонова. Получила домашнее образование, характерное для ее сословия: в него входили чтение, музыка, но неожиданно добавилась охота, так как отец был заядлым охотником. Впоследствии она вышла замуж за товарища отца, одного из натурщиков и героев картины Василия Перова «Охотники на привале» (1871, Государственная Третьяковская галерея), полицейского врача Дмитрия Павловича Кувшинникова.
Первые живописные опыты Кувшинниковой относятся к 1886 году, когда она была зрелой замужней женщиной. С 1888 года она начала регулярно представлять свои работы на ежегодных выставках Московского общества любителей художеств. На первой же ее дебютной выставке один из ее этюдов «Внутренность древней церкви в Плёсе» (1888, Государственная Третьяковская галерея) был куплен Павлом Михайловичем Третьяковым.
Близкими друзьями семьи Кувшинниковых были художники-передвижники, мастера жанровой картины и критического реализма: Василий Перов, Илья Репин, Василий Суриков. Сама Кувшинникова как живописец более тяготела к пейзажу, наименее социально ориентированному, наименее повествовательному или назидательному жанру, и навсегда осталась лирической пейзажисткой. Она рассуждала о своей живописи не в передвижнических, а скорее в модернистских категориях, говоря об осознанном отвержении сюжетности, фигуративности и нарратива. Наоборот, ближе всего ей было созерцательное, почти импрессионистское постижение самого пейзажного материала, природы:
«Жаль печальных критиков, которые на выставках только и обращают вниманье на людские фигуры и часто бессодержательные жанры, а о пейзаже в своих заметках иронически говорят: “Небеса голубые, небеса серые, березки, первый снег, последний снег – все это скучно, скучно!” Бедные люди! А между тем, все это так вечно, так мощно, что переживет всех нас! Какой-нибудь владелец крохотного кусочка земли любит свой жалкий лесок, свой садик, уверяет, что у него “чудный вид”. И сколько бы лет он ни смотрел на этот вид, он его любит, любит и это деревце и этот пруд, то озаренный ярким солнцем, то облитый тихим светом луны…»[192]
В квартире Кувшинниковых в Малом Трехсвятительском переулке в Москве по средам собирался салон, в котором встречалась богемная публика: актеры Наталья Ермолова, Александр Ленский, Александр Южин-Сумбатов, литераторы Антон и Михаил Чеховы, Татьяна Щепкина-Куперник, Сергей Глаголь (Голоушев), художники Исаак Левитан, Василий Перов, Илья Репин (во время приездов в Москву), Федор Рерберг, Антонина Ржевская[193], Алексей Степанов.
В 1886 году – по разным версиям, это сделали либо братья Чеховы, либо друг семьи, художник Алексей Степанов – в салон Кувшинниковых пригласили художника Исаака Левитана. Кувшинникова начала брать у него уроки живописи и, довольно скоро сблизившись с ним, стала его любовницей, оставаясь при этом в законном браке со своим супругом. Однако привычные журфиксы – приемные среды Кувшинниковых – продолжались одновременно в обществе мужа, Левитана и гостей.
Вместе с Левитаном и Степановым Кувшинникова несколько лет подряд выезжала на летние этюды, совершив среди прочего большое путешествие по Оке и Волге в 1888 году, и подолгу жила в Плёсе, возвращаясь сюда неоднократно. Целое лето художники проводили в экспедициях: они селились в крестьянских избах, работали на пленэре и охотились.
Отношения Кувшинниковой и Левитана длились восемь лет, при этом Кувшинникова продолжала оставаться замужней женщиной. Антон Павлович Чехов описал эти отношения в рассказе «Попрыгунья», выведя Кувшинникову в образе главной героини произведения Ольги Ивановны Дымовой.
По сюжету чеховского рассказа Ольга Ивановна Дымова – поверхностная, склонная к богемному образу жизни женщина. Она немного занимается живописью, немного музыкой. Она неглубокая, но небесталанная, увлечена лишь общением (курсив мой. – О. А.) с творческими и знаменитыми людьми. Она замужем за тихим и трудолюбивым доктором с блестящими научными перспективами:
«Она пела, играла на рояли, писала красками, лепила, участвовала в любительских спектаклях, но все это не как-нибудь, а с талантом; делала ли она фонарики для иллюминации, рядилась ли, завязывала ли кому галстук – все у нее выходило необыкновенно художественно, грациозно и мило. Но ни в чем ее талантливость не сказывалась так ярко, как в ее уменье быстро знакомиться и коротко сходиться с знаменитыми людьми. Стоило кому-нибудь прославиться хоть немножко и заставить о себе говорить, как она уж знакомилась с ним, в тот же день дружилась и приглашала к себе. Всякое новое знакомство было для нее сущим праздником»[194].
Именно этот неослабевающий фокус на «артистическом» общении взамен усердной, регулярной и самоотверженной творческой работы, судя по фабуле рассказа, беспокоил Чехова в этом обществе (и в самой Кувшинниковой) больше всего.
Левитан, выведенный в рассказе в образе художника Рябовского, долгое время был близким другом Чехова; возможно, поэтому автор и описал своего героя более сострадательно, закрывая глаза на многие его недостатки. Рябовский в рассказе – однозначно талантливый и даже гениальный, переменчивый в настроении, но усердный в работе. Он быстро устает и склонен к меланхолии. По сюжету рассказа Рябовский соблазняет молодую ученицу.
Публикация чеховского рассказа вызвала настоящий скандал, и Левитан, будучи человеком импульсивным, даже собирался вызвать друга на дуэль. Усилиями общих знакомых дуэли удалось избежать, однако отношения с Кувшинниковой дали трещину. После расставания с Левитаном художница продолжала работать, собирать у себя журфиксы и выставляться на выставках.
Единственный атрибутированный автопортрет Софьи Кувшинниковой (коллекция Дома-музея А. П. Чехова, точная дата написания не известна) передает ощущение собственной профессиональной неуверенности, дилетантизма. Считавшая себя приверженкой пейзажа, Кувшинникова пишет себя в обрамлении гербария из летних трав и цветов, будто стилизуя автопортрет под страницу из девического дневника с личными фотографиями, вырезками из книг или газет, записками, засушенными травами. Своим небольшим размером эта работа напоминает журнальную страницу. Художница отводит собственному лицу не более 1/10 пространства, уводя его в правый нижний угол, сосредоточивая значительно больше внимания на изображениях полыни, васильков, рябины, папоротников, конского щавеля, пижмы и ромашек, выписанных с ботанической точностью.
Кувшинникова С. Автопортрет. Год неизвестен. Музей В. И. Даля