А Марианна Верёвкина продолжала жить и работать в Асконе до конца жизни. Она жила в довольно стесненных обстоятельствах, снимала комнату у семьи в рыбацкой деревне, нечасто продавала свои картины, рисовала открытки, получала небольшое пособие от Красного Креста. Но в то же время это был активный творческий период художницы, она заинтересовалась жизнью людей города, в ее искусстве это отразилось в более описательном изобразительном языке и появлении гуманистической тематики. Именно тогда она начала принимать активное участие в жизни города. Так, в 1922 году при ее активном участии начала складываться коллекция будущего Муниципального музея современного искусства Асконы[385].
Верёвкина М. Записная книжка для набросков Аскона, Фонд им. Марианны Верёвкиной. инв. Ф.М.В. 49-4-666-В 14/16–17
Марианну Верёвкину любили и уважали: когда она умерла в 1938 году, ее провожал весь город. Все работы Верёвкина завещала Санто (Альфреду Эрнсту Айе) – музыканту из Берлина, который стал ее близким другом на этом этапе жизни. Но он был вынужден отказаться от наследства: высока была вероятность конфискации, поскольку нацисты внесли работы Верёвкиной в список «дегенеративного искусства». Наследство перешло к другому знакомому и благодетелю художницы, который впоследствии создал Швейцарский Фонд Марианны Верёвкиной. До сих пор художницу высоко почитают как в Асконе, так и во всей Швейцарии. Так закончился путь художницы, ставшей не только практиком, но и одним из идеологов экспрессионизма, в этом смысле она ничем не уступала своим коллегам авангардистам, совмещающим творчество и теоретизирование о нем.
Юлия Оболенская
Следующие наши героини – ученицы школы Елизаветы Званцевой Юлия Оболенская и Магда Нахман. Нам показалось интересным рассказать, как художницы жили и профессионально развивались уже в новый исторический период: расцвет их художественной карьеры приходится на время политических перемен – Революции 1917 года, Первой мировой и гражданской войн, а позже начала Советской России.
Юлия Оболенская – авангардистка, которая еще в начале творческой карьеры осознала ограниченность академической школы и потому продолжила обучение в частной школе у мастеров современного искусства. В то же время для нашего исследования интересным представляется трансформация Оболенской из художницы-модернистки в 1910 годы в художницу, лояльную советской власти, вынужденную развиваться в довольно узких профессиональных рамках, заданных существующей культурной политикой. Так, Юлия Оболенская сотрудничала с Детгизом, работала преподавателем во Всесоюзном доме народного творчества им. Н. Крупской, где учила самодеятельных художников.
Кроме того, нам кажется важным отметить, что Юлия Оболенская и ее партнер в личном и творческом плане Константин Кандауров выступают редким примером творческой пары начала ХХ века, в которой женщина занимала равную позицию, а не привычную для того времени (помощницы, подмастерья, секретаря).
Взаимоотношения в принципе становятся как будто более значимым фактором жизни художественного сообщества – об этом можно судить на примере дружбы Юлии Оболенской и следующей нашей героини Магды Нахман.
Итак, Юлия Оболенская (1889–1945) была одной из тех учениц школы Е. Званцевой, чье имя долгое время числилось в категории забытых. Поэтому настоящим культурным событием и открытием стала первая персональная выставка «Возвращая забытые имена: Графика Юлии Оболенской» в 2016 году[386]. Собрана она была из графических листов, которые в 1959 году были списаны из литературного музея и попали в отдел реставрации графики ВХНРЦ им. акад. И. Э. Грабаря, их предполагали использовать для экспериментирования с техниками реставрации. Обнаружив высокое качество графических листов, сотрудники отдела не стали использовать их для задуманных целей и поставили на учет научно-вспомогательного фонда, но заняться разбором коллекции реставраторы смогли только в 2015 году. Эти работы принадлежали Юлии Оболенской.
Отрадно, что сегодня исследований о жизни и творчестве художницы Юлии Леонидовны Оболенской значительно больше[387]. В архивах (РГАЛИ, ГТГ, ГЛМ) сохранились дневники художницы и переписка с Н. Тырсой, К. Кандауровым, М. Нахман, Н. Грековой, Н. Лермонтовой, М. Волошиным, А. Блоком, В. Ф. Ходасевичем, К. Ф. Богаевскими и др., а также знаменитый доклад о школе Званцевой[388] – главный источник информации о школе.
Известно, что Юлия Леонидовна хотела издать книгу о совместной с Константином Кандауровым[389] жизни и работе. Масштаб одаренности обоих художников был велик, и художница дала обещание: «Материалы для истории нашей жизни с К. В. Кандауровым, которую я обещала ему написать, и мы хотели писать ее вместе»[390]. Но, к сожалению, плану не суждено было сбыться.
В 1928 году Юлия Оболенская приняла участие в 16-й Венецианской Биеннале в павильоне СССР[391], ее работы, представленные там, в настоящий момент хранятся в Русском музее, Третьяковской галерее, Доме-музее Волошина, Государственном литературном музее и многих других российских музейных фондах.
Оболенская Ю. Автопортрет. 1918. Астраханская государственная картинная галерея им. П. М. Догадина.
Юлия Оболенская родилась в 1889 году в Санкт-Петербурге в семье писателя и литератора Леонида Егоровича Оболенского и Екатерины Ивановны Оболенской. Семья Оболенских принадлежала к поместным дворянам.
Брат Юлии Леонид Леонидович Оболенский был банковским служащим и дипломатом, жил с семьей в Перми и Нижнем Новгороде. С сестрой у него были теплые отношения, несмотря на разницу в возрасте в шестнадцать лет. Позже он занялся общественной и политической деятельностью, в 1915 году стал меньшевиком, а после революции примкнул к большевикам. В 1920 годы занимался дипломатической деятельностью: был советским полномочным представителем в Польше, в конце 1920-х работал в Народном комиссариате просвещения, а в последний год своей жизни – 1930-й – успел поработать директором Эрмитажа.
Оболенская училась сначала на курсах живописи в Обществе взаимного вспомоществования русских художников[392], а потом продолжила обучение в школе Званцевой в Петербурге.
В школе Званцевой Юлия училась сначала у Бакста (с 1907-го по 1910-й) а с 1910-го до 1913-го – у Петрова-Водкина. Оболенская много и тесно общалась с однокурсницами, в переписке очень интересно описан 1917 год – время больших перемен в стране, которые отразились на жизнях каждой из них[393].
Оболенская Ю. Коктебель. Крым. 1917. Вологодская областная картинная галерея
Исследовательницы Ольга Темерина и Евгения Савинкина отмечают заметное влияние на творческую манеру Оболенской К. С. Петрова-Водкина. Например, это прослеживается в ее знаменитом автопортрете 1918 года (Астраханская Государственная картинная галерея), сделанном на основе фотографии художницы в Коктебеле (1913). Колористическое и композиционное решение портрета в духе учителя К. С. Петрова-Водкина – высокая точка обзора и исполнение по принципу «трехцветки»[394]. В более поздних работах влияние учителя тоже заметно – например, в работах «Слепцы» 1924 года и «К. Кандауров в Бухаре» 1925 года рисунок строится по осям геометрических форм.
Сильное воздействие на профессиональное формирование художницы Юлии Оболенской окажет организатор выставок и художник Константин Кандауров, с которым она познакомилась в 1913 году и не разлучалась вплоть до его смерти в 1930 году[395].
Кроме того, Темерина и Савинкина отмечают[396] «мирискуснические» мотивы в работах Оболенской: известно, что Юлия Леонидовна принимала участие в выставках и поддерживала дружеские связи с художниками объединения. Однако, по ее собственным словам, она не считала себя их последовательницей.
Важно также отметить, что многие художницы, о которых мы говорим, не попадали в современный художественный «мейнстрим» 1910 годов, который был представлен с одного фланга мирискусниками, с другого – отрицающими прошлое левыми (авангардистами), а с третьего – социально ориентированными передвижниками, которые к тому времени практически влились в академическую традицию. Лина Бернштейн в статье «Забытые художники школы Званцевой»[397] пишет о том, в каком странном положении оказались художники и художницы после революции – те, кто не вписался в левый авангард, те, кто не был в «Мире искусства», не могли найти себе место в новой системе советских ценностей.
«В 1917–1921 годах, в годы бурной деятельности левого искусства (которое мы называем авангардом), другие художники, хотя и выросшие в тени Мира Искусства, а затем Аполлона, но никогда не принимавшие эстетического кредо этих двух группировок за основу своего творчества, оказались невостребованными своим временем, а впоследствии и вовсе забытыми»[398].
Отношение Юлии Оболенской к социалистическим идеям можно описать как нейтральное и даже лояльное. Это могло быть связано с тем, что рядом с ней была ее семья, ее партнер, то есть внутренние связи оказались настолько крепкими и поддерживающими, что внешние факторы как будто не так сильно влияли на ее жизнь. Хотя нельзя сказать, что революция, голод, Гражданская война, а также советская репрессивная система обошли ее стороной и не коснулись ее жизни. Так, ее кузен Валериан Валерианович Оболенский (экономист, партийный деятель) был расстрелян по делу Бухарина – Рыкова в 1938 году