grazie официанту, который принес нам еще литр вина, – я повторяла ей раз десять, с тех пор как мы пришли, что «спасибо» по-испански gracias, но все без толку: она твердо держалась своего grazie, видимо, казавшегося ей ужасно чувственным. Она посмотрела вслед официанту и продолжала, обращаясь ко мне:
– Кстати, ты пойдешь со мной в клинику оплодотворения на той неделе.
– Кто… я?
Я огляделась, чтобы удостовериться, что ее приглашение не относится к кому-то невидимому за моей спиной, кого я еще не заметила.
– Да, ты. Ник меня достанет. Мне нужен кто-то, кто может выносить меня на сто процентов.
– И… хм… это я?
– Да, моя дорогая.
Катрин хоть кого умела заставить плясать под ее дудку: она вела себя так, будто наших сомнений и возражений просто не существует. Интересный факт: обычно это куда лучше срабатывало с мужчинами. Я не раз пыталась подражать ей, но то ли убеждения не хватало, то ли умения рисовать себе проницательные цыганские глаза, – всегда выходил досадный облом. Флориан, мой главный подопытный кролик, попросту говорил мне, смеясь: «Ты опять копируешь Катрин?», и этого было достаточно, чтобы я сдулась.
– Я знаю, что эту новость надо переварить, – признала Катрин, обращаясь на этот раз в основном к Никола, который так и не шелохнулся, – но я все обдумала, и это решено. Я очень довольна, что решила. Я в предвкушении.
Взгляд Никола медленно переместился на меня: мы оба знали, что, когда Катрин заявляет с непрошибаемым на вид апломбом, что она «очень довольна» и «в предвкушении», приняв решение Х, это значит, что ее терзают отчаянные сомнения.
Максим, не так хорошо знавший Катрин, взял слово:
– Это… интересно, – начал он, – но ты… вообще-то я уверен, что ты хорошо подумала… взвесила все «за» и «против»… но…
Он отчаянно буксовал, бедняга: Катрин уставилась на него пристальным взглядом, который, я видела, его немного пугал. Я решила прийти ему на выручку.
– Кэт, – сказала я. – Я тебя люблю и хочу, чтобы все было, как ты хочешь, но… ребенка? Одна?
– Я не одна, вы же со мной.
Мне представился большой загородный дом, превращенный в коммуну, в котором мы живем все вместе, деля хозяйственные обязанности и по очереди присматривая за нашими многочисленными детьми. Картинка была прелестная, если смотреть на нее очень, очень издалека, и главное – не пытаться увидеть обратную сторону медали, поистине устрашающую. И я сказала себе, что Катрин наверняка уповает на этот прожект, столь же идиллический, сколь и далекий от реальности.
– Да, – промямлила я, – но…
А что – но? Что я могла добавить? Что я не уверена, что идея завести ребенка одной – здравая? Что мне тревожно и за Катрин, и за будущего ребенка? Я почти удивилась, осознав, до какой степени привержена традициям. А ведь у меня перед глазами были Никола и Ной – яркий пример нетрадиционной, но все же функциональной семьи! Я хотела поделиться этим соображением с Катрин, но тут вмешался Никола:
– Это ты посмотрела на днях какой-нибудь фильм или сериал? Типа – героиня родила ребенка одна, это и натолкнуло тебя на мысль?
Он высказался мужественно и совершенно здраво: скорее всего, он был прав, что незамедлительно подтвердила реакция Катрин – она оскорбилась и одновременно растерялась.
– Ничего подобного! – крикнула она, сорвавшись на визг. – И потом, я спрашивала Ноя, понравится ли ему, если у него будет маленький кузен, и он сказал, что это было бы обалденно, и еще, что я буду суперской матерью.
– Ною восемь лет, – напомнил Никола.
– Не трогай Ноя, – одернула его я. – Это мой эталон в области психологии.
– Как бы то ни было, – не унималась Катрин, – все решено. Я не передумаю. Карьера у меня все равно не клеится, верно?
– Постой, – сказал Максим. – Если бы твоя карьера задалась, ты отложила бы проект с ребенком?
– Ну… да. По крайней мере, на пару лет, я думаю.
– Не надо тебе ребенка.
Я нащупала под скатертью руку Никола, чтобы не чувствовать себя одиноко перед бурей, которая грозила обрушиться на Максима с минуты на минуту. Но Катрин лишь прочистила горло и спросила Максима: «Что-что?» Она явно хотела сказать: «Как ты смеешь?», но в ее тоне слышалось и еще кое-что – ей было любопытно.
– Это не мое дело, – сказал Максим, – но мне кажется, что ребенка надо рожать, если хочешь этого всем своим существом. А ты вписываешь создание маленького человека в свой карьерный план! Это бессмысленно.
– А ты знаешь, сколько мужчин и женщин поступают именно так? – спросила я. Это была трусость: я хотела снискать милость Катрин на случай, если буря все же разбушуется.
– Тысячи, – ответил Максим, – я знаю. Но не такие, как ты, Катрин. Ты цельная, ты вся на поверхности. Такие рожают ребенка, потому что яичники лопаются, потому что он им ночами снится… а не для того, чтобы отвлечься… Если бы ты действительно хотела ребенка, ты бы его родила, даже пригласи тебя на роль Майк Ли. – Они с Катрин часто говорили о своей общей страсти к этому британскому режиссеру.
– Ну, знаешь, все-таки, – сказал Никола.
– Да уж, – поддержала его я.
– О’кей, – кивнул Максим, – я, пожалуй, хватил через край. Если тебя пригласит Майк Ли, продай отца и мать, но соглашайся. Но ты понимаешь, что я хочу сказать, правда?
– Я прекрасно понимаю, – ответила Катрин. – А вот ты, я думаю, не можешь понять, что такое быть почти тридцатипятилетней женщиной, у которой нет друга и нет никаких перспектив и которая каждый вечер, ложась спать, говорит себе: если так будет продолжаться, то я останусь к сорока пяти совсем, черт побери, одна и тогда уж будет действительно слишком поздно.
Максим долго смотрел на нее, переваривая сказанное.
– Об этом я не подумал, – признал он наконец и сокрушенно улыбнулся: – Извини.
Катрин, которую шесть лет совместной жизни с золотым медалистом по упрямству приучили к куда более жарким стычкам, оторопела.
– Как это? – спросила она, где-то даже разочарованная.
– Да, – подхватил Никола, – как это? Я думал, ты меня поддержишь, я против…
Катрин повернулась к нему:
– Нико… пожалуйста… не начинай, а?
И золотой медалист по упрямству, тоже пораженный искренностью доводов Катрин, смирился и, обняв ее за плечи, сказал бесконечно устало, но ласково:
– Ладно, Кэт. Ладно. Если ты этого хочешь, если ты этого правда-правда хочешь, мы с тобой. Ага?
– Ну да, – подтвердила я.
– Правда? – спросила Катрин, глядя на нас. Глаза ее были полны слез.
– Ты же еще как была со мной, когда мать Ноя ушла. И потом… нас самыми абсурдными планами не испугать.
– Да, не испугать, – повторила Катрин.
Я подняла свой стакан в знак одобрения. Никола и Катрин тоже подняли свои, за ними и Максим. Я была слегка ошарашена: как это мы перешли от полнейшего сомнения к внезапному приятию этого несуразного плана? Максим улыбался, тоже удивленный, а Никола ласково поглаживал спину своей кузины. Я посмотрела ей в глаза, и мы чокнулись. Я гордилась моей подругой: у нее хватило мужества сказать вслух слова, которые так часто не решаются произнести одинокие женщины нашего возраста: «мне страшно» и «я больше не верю» – но при этом не выглядеть несчастной и тем более побежденной. «В полку старых дев прибыло», – сказала я, подмигнув ей. Она встала, перегнувшись через стол, ухватила меня за голову и звонко чмокнула в лоб, отчего я рассмеялась, как девчонка.
– Извините! – крикнула Катрин официанту. – Мы хотим большую паэлью по-валенсийски. И еще vino! Grazie!
Никола с Максимом переглянулись, смеясь и обескураженно потирая лица.
– Так ты пойдешь со мной в клинику? – спросила меня Катрин.
– Конечно…
– Мы будем похожи на двух лесбиянок, которые хотят завести ребенка!
Она была в таком восторге, что я воздержалась от холодного душа и крикнула «йе-е-ее!», подняв сжатые кулаки в знак своего энтузиазма, будто походить на лесбиянку, желающую зачать ребенка со своей партнершей, было пределом моих мечтаний. «Почему бы нет?» – решила я.
– А это неплохой сюжет для новеллы, – смеясь, сказал мне Максим.
– Да! Да! – подхватила Катрин. – Ты напишешь много-много новелл, это будет как бы хроника моего проекта.
– Тебе бы это понравилось, а?
– Да! – повторила моя подруга, хлопая в ладоши. – Мы назовем это «Хроники Катрин». А потом, если получится, можно будет выложить в Интернет, или сделать телесериал, или…
– Кэт, – перебил ее Никола. – Мы уже ратифицировали один провальный проект. Думаю, на сегодня хватит.
– Ладно. Хорошо. Ладно.
– И потом, замечу в скобках, ты не могла бы просто сказать нам: «Я хочу родить ребенка», а не тянуть резину… – он посмотрел на часы, – сорок минут?
– Могла бы, – согласилась Катрин. – Но разве тогда было бы так весело?
Мы вышли из клуба несколько часов спустя, раздутые, как бурдюки, и изрядно пьяные, смеясь и придумывая имена для будущего ребенка. Максим остался со своими друзьями-поэтами, поцеловав меня на прощание долгим поцелуем и пообещав позвонить завтра. «Ты видишь, что я не влипла?» – сказала я Катрин. Она не ответила, продолжая с удовольствием выкрикивать имена в вечерний сумрак.
Проект был, как проницательно заметил Никола, совершенно провальный, но его принятие вкупе с красным вином вызвало у нас подъем, который только усиливал свежий ночной ветерок. Мне подумалось, что такой подъем, наверно, испытывают люди, в одночасье решающие отправиться покорять Эверест или покупающие билет в один конец до Гуандуна, говоря себе: «Там будет видно». Катрин родит ребенка, мы ей поможем, окружим заботой и поддержим – это по меньшей мере так же необычайно и смело, как уехать в неизвестность без обратного билета. Мы расстались на углу неподалеку от наших домов, на прощание крепко, по-братски расцеловавшись и много раз с чрезмерным пафосом повторив, до чего же нам повезло, что мы друг у друга есть.
Я не влипла, говорила я себе на последних нескольких метрах, отделявших меня от дома. Совсем наоборот: у меня есть друзья, эксцентричные и чересчур эмоциональные, зато в них плещет через край чудесное желание жить. Такое чудесное, что оно передалось и мне, я снова могу – или научилась заново – стоять на ногах самостоятельно, лишь с небольшой помощью и поддержкой такого человека, как Максим. Я чуть было не побежала вприпрыжку, переходя улицу, и тут увидела на ступеньках, ведущих к моей двери, Флориана.