«Давайте не будем делать поспешных выводов, – призывает куратор бохумской “Свободной галереи” Ганс-Эгон Эггерт. – Все дело в политике, проводимой тем, кто сейчас заправляет наследием художника. Курс развернут на 180 градусов с единственной целью – делать деньги». К сведению: в августе прошлого года пропал без вести неугомонный наследник художника, Ивейн Фридлянд. «В центре внимания Фридлянда было поддержание доброго имени мастера, – поясняет Эггерт. – Если выражаться тактично, то акцент в управлении собранием несколько сместился». С еще более резкой критикой выступил директор гамбургского Музея Коптмана Карл Банкель: «Заниматься наследием столь значимой личности – дело чрезвычайно сложное. Немногие его достойны. Ивейн Фридлянд был не из их числа, новый управляющий фондом от них еще дальше».
Для художественной среды всегда было тайной, по какой причине Фридлянд получил свою должность, поскольку отличали его вовсе не глубокие познания в творчестве Ойленбёка, а личная близость к седовласому мэтру. Его неоднозначная деятельность беспокоила коллекционеров, но благодаря этому цены держались в разумных рамках. Под руководством Эрика Фридлянда, поначалу временно заменявшего брата, а теперь, по всей видимости, сделавшегося его полноправным преемником, политика Фонда Ойленбёка изменилась: работы художника стали то и дело обнаруживаться на выставках среди всякой «сборной солянки» из частных коллекций – назовем хотя бы «Форум искусства» в Ротвейле, центр «Эспасио» фонда компании «Телефоника», выставочный зал Бингенского художественного объединения, арт-пространство Городского банка Брюсселя, площадку Сберегательного фонда Эберсфельда, и так далее, и тому подобное. Если ранее создавалось впечатление, что вещей этого автора существует не так уж много, то теперь рынок буквально наводнен ими, а в музейных магазинах уже была замечена сувенирная продукция с Ойленбёком – чашки, постельное белье, полотенца с принтами, воспроизводящими его излюбленные сельские пейзажи раннего периода. Именитые музеи как по эту, так и по ту сторону Атлантики уже давно зареклись иметь дело с этим художником. И тот, кто связывает возросшую популярность художника с якобы плачевным финансовым положением Эрика Фридлянда, просто кривит душой.
И вот уже намечается стагнация цен. Не надо быть пророком, чтобы предположить, что здесь тоже взлет лишь предвозвещает катастрофическое падение – впрочем, не было бы ничего страшного, если бы на этом в творчестве мастера, в котором специалисты видят больше «воды», чем идейной субстанции, и была поставлена точка. Но когда преходящие пристрастия перестанут застилать наш взор, мы, возможно, созреем для другого искусства – искусства негромкого, несколько более субтильного, но в то же время смелого, обращенного не в прошлое, а в будущее. Настанет час художников молчаливых, далеких от ажиотажа и пускания пыли в глаза. Назовем лишь одно имя – Крыстиан Малиновский. Его успех не обусловлен кризисом – напротив, его работы кризис преодолевают. Если мы спросим его, как он представляет себе период, в котором…
– Но ведь одно с другим не сходится, правда? – Мари подняла взгляд. – То он говорит, какой тот значимый, а то…
– Не стоит тебе забивать этим голову.
– Читать дальше?
– Нет, довольно.
– Папа говорит, что столько, сколько нужно, чтобы покрыть его долги, на этих картинках не заработать. Говорит, что искусство вообще столько не стоит. Но, по крайней мере, банк готов пока с этим мириться. Говорит, что банк забирает у него каждый цент, но не трогает его, пока деньги идут. Поэтому он и живет в доме причта, но мне нельзя никому об этом рассказывать. А ты где живешь?
– Я постоянно в разъездах.
– Ты все еще пишешь?
– Уже нет.
– Почему ты приехал только сейчас?
– У меня дела.
– И что же ты делаешь?
– Ничего.
– Ничего не делаешь?!
– Это вовсе не так просто, как кажется.
Он свернул и подъехал к парковке, на которой стояли всего две машины. Над воротами улыбались пластмассовые клоунские лица, за ними виднелись очертания американских горок.
– Ярмарочный балаган, – разочарованно произнесла Мари. – Вот здорово.
Они вышли из машины. Шел мужчина, ведя за руки двух мальчуганов. Женщина толкала перед собой коляску. Пара молодых людей пила пиво прямо из бутылок. У павильона с тиром стояли под ручку мужчина и женщина.
– Почему ты тогда ушел? – спросила она.
– Тебе будут внушать, что жизнь состоит из обязательств. Может быть, уже внушают. Но это не всегда так.
Мари кивнула. Она, правда, не понимала, что он имеет в виду, но надеялась, что по ней этого не заметно.
– Можно и не идти на компромиссы. Можно жить, не ведя никакой жизни. Избегать конфликтов. Может, это не сделает твою жизнь счастливой, но легкой – сделает.
– Пойдем вон туда? – девочка указала на вход в лабиринт. Выбраться из лабиринта всегда просто. Надо только держаться правой стены, опустив глаза в пол и не отвлекаясь на зеркала – и вот ты уже снаружи.
Она достала мобильник.
«Только представьте! – написала она. – Я тут на аттракционах катаюсь». Пока Артур покупал билет, она пошла к дверям. Те, жужжа, распахнулись.
«На аттракционах? What the hell?»[4] – ответил Георг.
«А надувной замок с батутами там есть?» – поинтересовалась Натали.
«Скажи где и я буду», – добавил Джо.
Она на ощупь шла вдоль стены. Сквозь стеклянную перегородку были видны стоявшие рядом киоски, полукруглая вершина колеса обозрения, горки. Маленький мальчик с рожком мороженого в руках смотрел сквозь нее, словно она была невидимкой.
«Очень смешно», – написала она в чат.
«Ничего смешного! – ответил Джо. – Люблю карусели я б и правда сходил».
Где же застрял Артур? Впрочем, к таким ситуациям она привыкла. Это как когда они с отцом ходили в зоопарк: он делал это для нее, она – для него, при этом оба с большей охотой остались бы дома. Продолжая держаться стены, она на ощупь продвигалась дальше, свернула, еще раз свернула, и еще раз свернула – и должна была бы уже оказаться у выхода. Но выхода не намечалось. Она стояла перед зеркалом, и дальше дороги не было.
«Но мы же собирались на день рожденья к Маттиасу», – сообщила Лена.
«Попозже пойдем», – отправила Мари и убрала телефон в карман. Нужно было сосредоточиться.
На полу блестело синее пятно краски. Пройдя мимо зеркала, она свернула еще раз, и еще раз, и еще, и вот уже показалась вертушка турникета на выходе, но видела она ее через стекло. Дорожка уходила в противоположном направлении, налево и еще раз налево, и вела обратно ко входу. Вот оно, синее пятно. Рядом с ним лежал изогнутый металлический прут, заостренный с одного конца и с круглым наконечником, как у трости, на другом. Она наклонилась: несомненно, то же самое пятно. Но никакого зеркала не было – пятно что, могло перемещаться по лабиринту? И откуда взялась эта палка? Итак, продолжим: направо, еще раз направо, опять пятно. Что-то во всем этом было не так. Так, снова направо, и снова направо, снова оно, но теперь уже без прута. Она пошла в противоположном направлении, налево, еще раз налево, и шла, пока не оказалась перед стеной из стекла, не пускавшей ее дальше. Вернулась назад и вновь очутилась у входа; дверь была заперта.
Нащупав дверь, она принялась дергать и колотить. Тщетно. Постучала сильнее. Ничего не изменилось. Забарабанила по двери кулаком. Снова ничего.
Мари подошла к стеклянному проему, сквозь который можно было выглянуть наружу, и попыталась помахать человеку у кассы, но угол был неудачный – он не видел ее, она – его. Вызвать спасателей? Но она же сама заплатила за то, чтобы потеряться в этом лабиринте, это будет выглядеть смешно. Она свернула налево, затем направо, затем снова налево и снова направо, дважды прошла мимо стеклянного проема, трижды миновала зеркальные стены, потом опять оказалась перед синим пятном. По другую сторону стекла кто-то присел на корточки и посмотрел на нее; она вздрогнула, не сразу узнав Артура.
Постучала в стекло. Улыбнувшись, он тоже постучал, по всей видимости, приняв ее жест за шутку. Показав налево и направо, она пожала плечами, чтобы показать, что потерялась. Артур выпрямился и исчез из ее поля зрения. В горле у нее встал ком, она почувствовала, как подступают слезы, и разозлилась. Только она хотела вызвать спасателей, как кто-то тронул ее за плечо.
– Он совсем рядом, – сказал Артур.
– Кто?
– Да выход! Вот он, рядом с тобой. Что случилось? Ты что, плачешь?
Действительно – выход был лишь в паре метров от нее. Налево, потом направо – и вот она уже у турникета. Как же она могла его не заметить? Пробормотав, что она, разумеется, и не думала плакать, она вытерла слезы и помчалась наружу.
Артур указал на небольшой голубой шатер с красным занавесом у входа. Над проемом мерцали электрические звезды. «Читаю будущее по картам Таро», – гласила надпись над входом.
– Лучше не надо, – произнесла Мари.
– Да ну, пошли, – предложил Артур. – Вдруг тебе что-нибудь хорошее предскажут?
– А если наоборот, только плохое?
– Тогда просто не верь.
Они вошли внутрь. Настольная лампа отбрасывала желтоватый свет на деревянную столешницу, застеленную покрытым пятнами войлоком. За столом сидел пожилой мужчина в свитере, лысый, с двумя кустиками редких волос за ушами, в очках. Перед ним лежали лупа и колода карт.
– Подходите, не стесняйтесь, – позвал он, не вставая. – Подходите, берите карты, давайте узнаем ваше будущее. Подходите, не стесняйтесь.
Мари взглянула на Артура, но тот стоял молча, скрестив руки на груди.
– Подходите, не стесняйтесь, – повторил предсказатель скрипучим, как шарманка, голосом. – Подходите, берите три карты. Давайте узнаем будущее.