– Садитесь пожалуйста. Я хотел поговорить с Вами. Дело вот в чем. Гондаренко едва ли скоро поправится, болезнь его затяжная. Не согласитесь ли Вы его заместить?
– Я еще не в курсе всех дел, товарищ полковник. Мне кажется, что старший бухгалтер Александрович более подходящая кандидатура для замены, чем я.
– Александрович не сможет. Он большой труженик, но он не администратор, не хозяин в работе, а сейчас у нас предстоит большая, серьезная и вместе с тем почетная финансовая работа: расчеты с демобилизованными. А мне говорил Гондаренко и другие работники, что Вы работаете хорошо и вполне справитесь с этой работой.
– Мне очень и очень не хочется браться за эту работу, товарищ полковник. Я скоро вылечусь и демобилизуюсь, работа меня задержит здесь, а я так хочу домой, хоть и дома-то нет, но хочу домой, хочу видеть дочь.
– Вы должны, товарищ, согласиться и помочь нам. Все равно до полного заживления мы Вас из госпиталя не отпустим.
– На сколько нужно заменить Гондаренко? На месяц? Больше месяца?
– Да, примерно на месяц-полтора.
– Ну что ж, если так, придется согласиться. Только не больше, товарищ полковник, чем на полтора месяца.
– Постараюсь Вас не задерживать больше и создать Вам соответствующие условия.
Гондаренко передал дела, а Леонид Михайлович по приказу Бериговского был назначен почему-то не временно, а просто начальником финансовой части госпиталя. Не прошло и двух дней, как Гондаренко был освобожден совсем и без видимой болезни уехал к себе в Одессу.
Как-то раз к концу рабочего дня в кабинет начфина, постучав в дверь, вошла доктор Поспелова, видимо с подругой, интересной, но очень бледной черноволосой женщиной.
– К Вам можно, Леонид Михайлович?
– Конечно, можно, рабочий день еще не окончился.
– Мне кажется, я Вас испугала, не правда ли?
– Признаться, да. Я что-то сегодня устал, больше чем обычно. Ну и о чем-то задумался. А Вы как всегда с Вашей стремительностью. Вот и испугали. Здравствуйте и садитесь пожалуйста.
– Леонид Михайлович, Вы не знакомы с доктором Белоусовой?
– Нет, не знаком.
– Так вот, познакомьтесь. Это наш ведущий терапевт. Ольга Степановна Белоусова.
Та протянула тонкую руку и добавила к сказанному, что «бывший ведущий терапевт» и что сейчас она по состоянию здоровья отчислена из госпиталя.
– Да, да, Леонид Михайлович, Вы Ольгу Степановну знаете, потому что оплачивали ей больничный лист. Она уже около трех месяцев у нас не работает. Она сама лежала в больнице. У нас к Вам, у нее, у меня, у других ее подруг и товарищей по работе большая просьба. Дело вот в чем. Ольга Степановна сейчас, то есть не сейчас, а завтра, едет в Крым, в Ялту, в санаторий. Дорога для нее будет утомительной. Жара, духота в вагоне, а после такой дороги сразу ехать из Симферополя на автобусе в Ялту сто километров, да еще по горам, она не выдержит. Она очень и очень слаба. Ей, добравшись до Симферополя, нужно день-два отдохнуть и затем только ехать в Ялту. Мы знаем, что Вы симферопольский. И что, наверное, у Вас в Симферополе есть родные и знакомые, где бы она могла при Вашем участии эти день-два отдохнуть.
– Я так боюсь этой дороги, я еще очень слаба, мне бы с недельку отдохнуть после больницы, но сроки путевки заставляют меня ехать сейчас.
– У меня в Симферополе отец, мать, сестра, брат и моя нежная дочь. Так что Ваша просьба легко выполнима. Я сейчас напишу им письмо, они будут рады принять Вас, и Вы сможете, как у себя дома, отдохнуть столько, сколько Вам захочется.
– Ну вот и чудесно. Так что ты, Ольга, можешь не волноваться. Отдохнешь в Симферополе, а потом в Ялту. Леонид Михайлович, пока Вы пишете письмо, мы не будем сидеть и смущать Вас, и кроме того у нас еще много дел. Мы зайдем через час, хорошо?
– Хорошо, зайдите через час, я напишу.
Они вышли из кабинета. Он взял лист бумаги и стал писать. Это было его первое знакомство с Ольгой. Он и не думал тогда, что через полгода она станет ему близким и дорогим человеком. А через два с половиной года он будет сидеть один около ее холодного мертвого тела.
Через час они зашли. Он передал им письмо в открытом конверте и отдельно листок, на котором было указано, как доехать на трамваях, на какой остановке выйти, и чертежик, как найти дом. Они тепло поблагодарили, и Ольга Степановна добавила:
– Не исключена возможность, Леонид Михайлович, что мы с Вами встретимся в Крыму, если я не умру в дороге и там задержусь, а Вы скоро демобилизуетесь.
– Что Вы, что Вы, Ольга Степановна, умирать, пусть фашисты умирают, а Вам надо жить. Поправиться и радоваться всем проявлениям мирной жизни. Радоваться, именно радоваться. В Ялте Вы увидите море, южную природу, ласковое горячее солнце, новых интересных людей. Как не радоваться! Жить и радоваться. Работать надо. Желаю всем быстрого, скорого выздоровления. Чтоб Вы, как вступите на Ялтинскую набережную, так сразу же и выздоровели.
– Нет, Леонид Михайлович, плохой я жилец. Видимо, другие будут радоваться и вкушать прелести жизни. Я ведь врач и кое-что в этом понимаю.
– Вот это и жаль, что Вы врач. Когда болен, лучше не понимать, а стремиться вылечиться. Стремиться побороть этого злодея, внутреннего врага. А Вы, поди, начинаете копаться, анализировать, изучать и картинно себе представлять, как этот враг разрушает крепости в Вашем организме, как он завладевает Вашими органами и как Ваши несметные личные ударные части сдаются и отступают. А Вы вместо того, чтобы командовать, ободрить свои силы, мобилизовать все для победы, опустили голову и уныло созерцаете. Нельзя так, нельзя!
– Нет, Леонид Михайлович, я не сдалась и не опустила руки. Видите, еду в Крым, в санаторий.
– Да, а с каким настроением Вы едете? С таким настроением не в Ялту, а цветы и музыку заказывать, и то веселее будет.
– Что Вы, Леонид Михайлович, у меня настроение изменится, оно поправится. В здоровом теле здоровое настроение.
– Нужно, чтобы оно не когда-то поправилось, а сейчас. Что называется, не отходя от кассы. Устали, покушали и спать. Встали, улыбайтесь, развлекайтесь, шутите, нападайте на своих врагов. Думы печальные – враг наш.
– Верно, Оля, надо поддерживать себя. Не так страшен черт, как его малюют.
– Хорошо, я буду послушной и не буду отчаиваться, буду жить надеждой на скорое выздоровление. Когда Вы думаете вернуться в Крым?
– Я? Да хоть сегодня. Видите, обдурили меня ваши товарищи, Бериговский и Гондаренко. Теперь придется еще месяц, а может быть и два, сидеть и улыбаться здесь.
– Ну, желаем Вам поскорее вернуться домой. Мы и так много отняли у Вас времени. До свиданья.
И встав, Ольга Степановна протянула ему руку. На лице ее выступил болезненный румянец. Она устала.
– До свидания, и большое спасибо за письмо, – улыбаясь сказала доктор Поспелова.
Леонид Михайлович встал попрощаться, пожелал счастливого пути и добавил:
– Помните, как вступите на Ялтинскую землю, чтоб сразу были здоровы.
– Хорошо, хорошо!
Они вышли.
После этого ничто не изменилось; Леонид Михайлович не вспоминал и не думал о ней. Только как-то раз доктор Поспелова передала ему привет из Ялты и сообщила, что родители его очень хорошо ее приняли, что она благодарна.
Затем вспомнилось ему, как он демобилизовался и приехал к старикам, была уже осень. Как он поступил на работу в техникум, преподавателем учетных дисциплин, как много приходилось работать.
Вспомнилось, как однажды он вернулся домой вечером, поздно, дул северо-восточный ветер, моросил дождь. Холод и слякоть держали в своей власти не только землю, воздух, прохожих, улицы, дома и сады, но и мысли, и душу. Словом, все было подчинено этой тупо действующей силе, и ничто ей не сопротивлялось. Земля размокла и грязно чмокала под ногами. Деревья шумели, качались и гнулись. Люди, пригибаясь, уменьшались в росте, ежились, отворачивались и, сильно нагнувшись вперед, проходили у самых домов. На душе было пакостно. Стремления и желания, будто съежившись, притаились в далеких углах. Мысли мельчали, не двигались.
Леонид Михайлович вошел в комнату, сказал несколько слов о погоде, сел за стол. Мать подала кушать. Тепло от топившейся плиты, горячий обед, через некоторое время вернули его к нормальному и деятельному состоянию. В конце обеда мать сказала, что сегодня днем приехала из Ялты Елена Степановна. Она расположилась у Наташи в маленькой комнате; говорит, что немного поправилась.
– Спрашивала о тебе, когда приехал, что делаешь? Хочет видеть тебя. Ты бы зашел к ней. Она очень стеснительная.
– Ладно, зайду, только не сегодня.
– А чего не сегодня?
– Ну, ладно, зайду сегодня, а то еще обидится.
После обеда он надел шляпу и калоши и прошел через двор в квартиру сестры Наташи. Постучал в дверь и вошел в комнату в тот момент, когда Ольга Степановна, встревоженная, поднималась с дивана.
– Здравствуйте, доктор! С приездом! Сдержали ли свое слово? Полностью ли поправились в Ялте? Как здоровье?
– Уж очень Вы стремительны. И здравствуйте, и с приездом, и выдержала ли я слово, и как здоровье, все сразу, прямо без передышки. Во-первых, здравствуйте, Леонид Михайлович. Садитесь пожалуйста. Я очень рада, что мы встретились, и я могу лично, без услуг почты, выразить Вам свою признательность. Я так благодарна Вам, Вашей маме, Вашему папе и сестре, что такую благодарность высказать трудно. Если б не Вы, не участие Ваших родителей, то меня бы в Ялту доставили без признаков жизни.
– Это Вы слишком. Вам показалось. Ничего особенного ни я, ни мои родные не сделали. О благодарностях хватит, доктор, а то нос кверху загнется. Как Вы себя чувствуете?
– Мне трудно с Вами разговаривать, Леонид Михайлович. Вы прерываете нормальное течение моих мыслей. Я еще что-то хотела сказать. Ну ладно, Бог Вас накажет за это. Здоровье мое, конечно, значительно лучше. Но все еще далеко не завидное.
– Значит, слово не сдержали?
– Нет, сдержала. Наполовину. То, что от меня зависело.